ГЛАВА 1 ВНИЗ... Маленький бело-голубой самолет летел над океаном. Уже к вечеру об этом самолете заговорит весь мир, а через неделю о нем позабудут. Только еще одна цифра прибавиться в статистике катастроф. Но все это будет потом, а пока... ... На пульте управления тревожно замигала красная лампочка пожарной сигнализации. И тут же, подтверждением самых страшных догадок пилота, из-под крыла потянулся дым. ... В салоне самолета было уютно и тихо. Тучный мужчина в белом костюме сидел рядом с молоденькой блондинкой и, положив ей на коленку тяжелую руку, ворковал: -Леночка! Вы просто чудо! Вы замечательная девушка. У вас впереди большое будущее. Надеюсь, вы меня понимаете? Леночка игриво хихикала, но поймав насмешливый взгляд женщины, сидевшей в кресле напротив, смутилась. -Вам что-нибудь нужно? - вскочила девушка. -Нет, Леночка, отдыхай. Я тебя позову, если что. Вставив сигарету в тонкий, дорогой мундштук, женщина закурила. Она была необыкновенно красива, но это была властная, надменная красота: блестящие каштановые волосы, холодные серые глаза, капризно изогнутый рот... " Она похожа на Снежную Королеву, - думал подтянутый светловолосый мужчина. - Как же - знаменитость. Такие смотрят на окружающих, как на мебель!" На последних сиденьях устроились трое молодых музыкантов. Достав инструменты, они приготовились репетировать. -Чуваки, ну что за фигня! - ныл смазливый брюнет с помятой физиономией. - Я не могу работать в таких условиях. И вообще - у меня похмелье. -Надо было вчера приходить, - отрезал второй музыкант. - Сорвал нам репетицию. А сегодня, если ты не забыл, концерт... И главное было из-за кого. У нее же ноги кривые! -Да что ты понимаешь! В женщине главное форма... -А содержание, - радостно заржав, подхватил третий музыкант. - Ну-ну! То-то ты никак в себя не придешь. Видать, содержания было - о-го-го!!! -Да ну вас! - обиделся брюнет и жадно отхлебнул пиво. -Ладно, Крис, закругляйся. Поехали... Надев наушники, музыканты заиграли... И тут самолет изо всей силы тряхнуло. Пассажиры испугано вскрикнули. Молодая женщина подняла упавшую сигарету и спокойно уселась на свое место. А вот толстяку повезло меньше. Лежавший на столике бутерброд с красной икрой подпрыгнул и, повинуясь известному закону, приземлился ему на брюки "маслом" вниз. -Это безобразие, - закричал толстяк. - Они что же, воображают, что возят дрова? Боже, мои лучшие брюки! Да они стоят почти столько же, сколько их долбанный самолет. Нет, они мне за это заплатят... -Слушай, Фил, - женщина медленно повернулась в сторону толстяка и выпустила ему дым прямо в лицо. - Если ты сейчас не заткнешься - я тебе испорчу еще и пиджак. -Ну что вы, Надя, - засуетился толстяк, - это же шутка, так, неудачно, знаете, получилось. А с самолетом тем временем стало происходить неладное. Корпус его сотрясала дрожь, в ровном гуле двигателя стали появляться какие-то новые ноты. Все разговоры стихли, и каждый с нарастающим ужасом вслушивался в непонятные, пугающие звуки. Лишь музыканты, не слыша ничего, продолжали играть. Дверь распахнулась, и в салон вошел побледневший пилот: -Господа, прошу минуту внимания. В связи с возникшими неполадками самолет идет на вынужденную посадку. Просьба убрать все острые предметы... Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Напряженная тишина повисла в салоне. Эти минуты, каждый чувствовал ледяное сияние смерти и, заслоняя ладонью глаза, уговаривал себя: "Я знаю, все будет хорошо. Ведь так уже было не раз..." Ибо даже на волоске от смерти человек не в силах поверить в нее. -Да они рехнулись., - раздраженно заговорил толстяк. - Вынужденная посадка! Ничего себе новости. А кто заплатит мне за неустойку? Дед мороз? Сорвать концерт... нет, эти гастроли кончаться для меня инфарктом! -Ну что, Филипп Андреевич, - забеспокоилась Леночка. - Главное - берегите себя. У вас же - сердце! -А, - обреченно вздохнул он. - Кому оно нужно. Мое сердце?! Какие деньги, Боже мой, какие деньги? Что же делать?!! -А ты помолчи немножко, - раздался вдруг низкий, хрипловатый голос женщины, которую толстяк с таким почтением называл Надей. Отпив глоток шампанского, она продолжала: - Посиди, посмотри в окошко. Сейчас самое время вспомнить прошедшую жизнь и подумать о вечном. -Надя, как вы можете... - залепетал толстяк. - Я всегда восхищаюсь вами, но ваши шутки, простите, сейчас не уместны. -А я и не шучу. Веселая музыка, звучавшая в салоне, придавала ситуации какой- то жутковатый абсурд. Никому не приходило в голову остановить музыкантов и сообщить им, что происходит. Да никто и не хотел верить в серьезность того, о чем только что сообщил пилот. Они даже не отставили в сторону бокалы, старательно делая вид, будто ничего не случилось, и веря, что именно это спасет их. Только сидевший отдельно от всех светловолосый мужчина всерьез воспринял сказанное. Очевидно, этот человек не терял голову в самых экстремальных ситуациях. Он привык не тешить себя иллюзиями, а действовать. Спокойно и быстро он убрал посуду со столика. Огляделся, проверяя, не забыл ли чего. Подумав, пристегнул к поясу большой перочинный нож. Вытащил из кармана в спинке сиденья плед и аккуратно положил его себе на колени. Во всех его движениях чувствовалась мудрая, сдержанная сила человека, который не раз попадал в переделки. И теперь он с тревогой смотрел на своих попутчиков, решая, имеет ли он права давать советы. Но он не успел ничего сказать, так как в салоне появился второй пилот. Лицо его было белее мела. -Прошу внимания! Вам уже сообщалось о возникших неполадках. Они, - пилот замялся, - они достаточно серьезные. Для нашей безопасности мы вынуждены слить бензин и выключить двигатели. Самолет садится на ближайшем острове. Когда самолет пойдет на посадку, пожалуйста, пригнитесь, положите голову на колени и накройте ее руками. Желательно так же чем-нибудь обернуть голову... Еще раз прошу вас сохранять спокойствие и не поддаваться панике. Мы сделаем все возможное... -Нет, вы слышали? Сделают все возможное!... - возмущался толстяк. Его пухлые пальцы дрожали. Схватив бутылку шампанского, он стал жадно, прямо из горлышка. Пить. Шампанское лилось прямо на шелковую рубашку и брюки, но толстяк не замечал этого. Наконец, он отбросил пустую бутылку и замер, растерянно глядя по сторонам. Молчание пугало его. "Я не хочу!... Не думать, главное, не о чем не думать!" Он должен был говорить все что угодно, не останавливаясь, что-то делать, чтобы заглушить свой страх. -И они еще говорят, что сделают все возможное!.. О черт, мой костюм! Чертово шампанское, я залил свой костюм от Версаче! Хорошенький же у меня будет вид! А ведь на с будет встречать пресса! - Не замолкая ни на секунду, он пытался отчистить костюм. - Чертов костюм! Чертовы самолеты! В жизни не сяду ни на один самолет!... А ты... Что ты смотришь, - повернувшись к Наде, визгливо закричал он. - Какое право ты имеешь меня презирать?! Да кто ты такая, чтобы задирать нос?! Ты забыла, из какого дерьма тебя подняли? Ну конечно, мы для тебя торгаши. Обслуга - все для вашего величества!.. А сама ты чистенькой себя считаешь, да? Чистенькой, сука?! -Послушайте, - вмешался светловолосый мужчина, - я понимаю ваше состояние, но не надо так разговаривать с женщиной. -Что? - повернулся толстяк. - Да кто ты вообще такой? Что ты здесь делаешь? -Извинитесь, - сказал мужчина. -Чего? - вытаращил глаза толстяк. -Я сказал, извинитесь, перед ней, - спокойно повторил он. -Кажется, речь идет обо мне? - раздался невозмутимый голос Нади. Она медленно, как бы лениво поднялась. Стряхнула с коротеньких джинсовых шорт крошки. Поправила волосы. И наконец соизволила повернуться к светловолосому мужчине. -Послушайте, я не нуждаюсь в вашей защите и, если нужно, сама смогу за себя постоять... Филипп Андреевич, - обратилась она к толстяку, - вы простите меня, если я вас чем-то обидела. И ты, Лена, тоже. Леночка. О которой все забыли, тихой мышкой сидела в углу. Глядя в одну точку, она методично и аккуратно снимала с ногтей облупившийся красный лак. -Ну что вы, что вы... Надя, - подняв полные слез глаза, прошептала она. - Ведь все обойдется, правда, все обойдется?! Леночка засмеялась и принялась вытирать потекшую тушь. Она смотрела на них, как смотрит девочка на взрослых, веря, что вот сейчас скажут: "Все будет хорошо!" и эти магические слова совершат невозможное. -Мне кажется... - начал толстяк и замолчал. И все замолчали, пытаясь понять, откуда взялся какой-то новый пугающий звук. И каждый вдруг осознал, что этим звуком была тишина. Было тихо. До звона в ушах. Пустота. Пересохшие губы. Все предметы и звуки плавали в тишине, становясь отчетливыми до боли. И каждый слышал биение своего сердца. Время остановилось Чем они думали? Что вспоминали? Тишина окружила их плотными стенами, превратившись в одиночную камеру для каждого из них. -Эй, послушайте, - вдруг раздался растерянный голос Криса, - че происходит-то, а?! Отложив инструменты, музыканты сняли наушники. Только теперь они услышали, что двигатель не работает. Но объяснить им никто ничего не успел. Самолет накренился и со стремительной скоростью стал падать. С жалобным звоном покатились по полу гитары и рассыпавшаяся ударная установка, и под эту страшную какофонию самолет, мимо неба и облаков - летел. Вниз. Вниз. Вниз. ... До острова они так и не дотянули. Самолет ударился о воду. Отскочил. И наконец от второго удара огромной силы разлетелся на части... Скоро от самолета не осталось и следа. Только выброшенный ближе к берегу "хвост" одиноко торчал из воды... ГЛАВА 2 БЕЛАЯ ЛОШАДЬ ... Бесконечная водная даль... В ясную погоду - перламутрово-синяя, в облачную - серая, стальная, иногда зеленоватая, на закате - золотистая и багровая, а ночью - оливково-черная. То бешеная, то ласковая стихия... Надя не мыслила своей жизни без этих необъятных просторов, потому что родилась во Владивостоке, на берегах Японского моря, за которым начинается Тихий океан. Надин отец, Аркадий Петрович Асеев, был инженером-конструктором, на Владивостокском судостроительном заводе. Мать, Тамара Павловна, работала администратором в гостинице для моряков. Надя была единственным ребенком в семье, и родители души в ней не чаяли. Она росла, окруженная семейным теплом и вниманием, доброй, веселой девочкой, но немного взбалмошной, как многие балованные дети. Аркадий Павлович частенько любил вспоминать, улыбаясь в усы: -Помнишь, Надежда, какой ты фортель выкинула на Первое мая? Я ж тогда еще сказал - артисткой будешь. Так оно и вышло! А история была такая. Родители взяли с собой на первомайскую демонстрацию пятилетнюю Надю. На площади, возле сквера, по случаю праздника был установлен деревянный помост, на котором выступал ансамбль русской песни и пляски: румяные девушки в кокошниках и сарафанах и лихие парни в ярких косоворотках и широких штанах. Колонны проходили мимо трибун у здания облисполкома и сворачивали к скверу, где начиналось организованное народное гуляние. Отец отошел к киоску за мороженным, а мама пыталась провести Надю через толпу поближе к сцене, чтобы ей было видно артистов. Когда Аркадий Петрович вернулся с мороженным, он увидел свою пятилетнюю дочурку на сцене, среди танцующих девчат и парней. Надя плясала вместе с артистами так бойко, что все аплодировали ей и смеялись. -Забери ее, вдруг упадет! - Тамара Павловна была растеряна и взволнована. -Ничего, не упадет! - смеясь, ответил отец. -Сцена-то высокая! - переживала мама. Тогда Аркадий Петрович подошел к краю помосту и, подняв руки, сказал: -А ну, Надюшка, давай-ка я тебя сниму! Но Надя не захотела, топнула ногой, побежала к ступеням и спустилась со цены в сквер. Пока родители продирались сквозь толпу, чтоб обойти помост и забрать непослушную дочь, она уже куда-то исчезла. Родители были страшно взволнованы, они искали ее весь день, но не нашли. Обзвонили все больницы, пытались заявить в милицию, однако там им сказали, что розыск начнут только через три дня. Тамара Павловна была в полуобморочном состоянии, отец отпаивал ее валерьянкой. А когда совсем стемнело, Надю вернули домой артисты из ансамбля песни и пляски. Оказалось, что она пряталась в одном из фургонов среди костюмов и музыкальных инструментов, и обнаружили ее там только вечером, возле Дворца культуры, во время разгрузки. Наде так понравилась сцена и наряды артистов, что она не хотела возвращаться домой. Теперь этот незатейливый случай из Надиного детства стал семейным преданием, и когда она изредка прилетала во Владивосток, чтоб навестить родителей, отец всякий раз вспоминал эту историю и рассказывал ее всегда с неизменным удовольствием. В школе Надя училась хорошо. Была девочкой способной, все схватывала на лету, но ни один предмет не интересовал ее всерьез. На учебу она много сил не тратила, жизнь ее была заполнена другим. Она играла в волейбол, участвовала в школьных спектаклях, бегала на дискотеки. Легкая, веселая, яркая, красивая девочка. Кажется, не было в школе ни одного мальчишки, который бы не был в нее влюблен. Но только трое парней провожали ее по очереди до дому. Один был из параллельного, 9-го "Б" класса, - Дима Семенов. Все его называли Фугасом, так как он делал бомбочки и взрывал их в школьном дворе, за гаражами. Главным достоинством Фугаса было то, что у него не хватало одного пальца на левой руке. Палец стал жертвой его мужественного занятия - одна из бомбочек разорвалась у него в ладони. Второй Надин провожатый учился в том же классе, что и она, в 9-м "В". Он сочинял рассказы про американских разведчиков. Фамилия у него была Тихонов, и поэтому в школе его прозвали Штирлицем. Всякий раз, когда Штирлиц провожал Надю домой, он рассказывал ей свою очередную шпионскую историю, и она с ним не скучала. Третьим "Ромео" был Тема Львовский, сын богатых родителей. Его отец и мать плавали на торговых судах в Японию, Индию, Китай и еще Бог знает куда. И поэтому у него дома был магнитофон с целой кучей записей, по тем временам абсолютно недоступных простому смертному. Позже у него появилось видео, и чуть ли не весь класс бегал к нему домой смотреть зарубежные фильмы. Тема ходил в школу в джинсах, которые тоже были большим дефицитом, и поплевывал на замечания учителей о том, что он нарушает школьную форму. Все эти достоинства притягивали Надю, но еще больше ей нравилось то, что Тема писал для нее стихи. Вообще-то его сочинения ей казались ужасными, и она не понимала, что значит "Авангардизм", о котором Тема так часто говорил, но Наде чрезвычайно льстило то, что стихи посвящались ей. Из одного произведения Темы она, однако, запомнила две строки: Моя душа звонком трамвая К тебе сорвется утром мая. В десятом классе, у Нади появился еще один поклонник, только что закончивший школу, с которым она иногда каталась на мотоцикле, - Ленька Глебов. Мотоцикл у него был самодельный, собранный из того, что можно было найти на городской свалке или стащить с машиностроительного завода. Лишенный глушителя, мотор ревел так, что вся округа вздрагивала, когда они проносились по тихим вечерним улицам. Ленька был предводителем дворовой шпаны и со своими дружками время от времени побивал всех Надиных провожатых. Но история с ним, ограничивающаяся прогулками на мотоцикле и курением в дворовой беседке, очень скоро закончилась - Леньку забрали в армию. Надина подруга Таня Лапшина была в него влюблена и страдала оттого, что он предпочел Надю. На проводах в армию она рыдала, а Надя ее утешала: -Ну ладно, я же не виновата, что он ко мне прилип... -Да-а-а-а, - сквозь слезы отвечала Таня, - а теперь он вообще уйдет... -С глаз долой - из сердца вон, - вытирая слезы, поучала Надя. А Ленька на проводах был важный, суровый и напевал вполголоса: С деревьев листья опадают, йохтер- мохтер, Пришла желанная пора, грязь, слякоть, Ребят всех в армию забрали, Хулиганов, Настала очередь моя, Главаря... Ни один из "Ромео" на самом деле не нравился Наде. Ей доставляло удовольствие то, что многие влюблены в нее, она обожала кокетничать, играть, чувствовать свою власть. Жизнь казалось ей прекрасной и легкой, ее совсем не тяготило то, что сама она еще ни разу не была влюблена. Но первая любовь пришла к ней очень скоро. Теплым майским вечером Надя отправилась с подругами-одноклассницами на дискотеку в Парк культуры и отдыха. Смеялись, танцевали, строили глазки симпатичным незнакомым парням. -Смотри, - вдруг сказала Наде Таня Лапшина, - уставился на нас, уже полчаса глядит, глаз отвести не может. Она засмеялась. Надя посмотрела туда, куда указывала подруга, но никого не увидела. -Кто? Где?.. -Да вон, под деревом. Видишь? -Ага. Ну и что? Но как только Надя посмотрела на этого человека, он поднялся со скамейки и направился в их сторону. -Ну, Надька, поймала! - засмеялась Таня. Он подошел к Наде и сразу представился: -Меня зовут Слава. А вас? -Надька, не говори! - весело выкрикнула Таня и тут же покраснела. -Значит, вас зовут надежда. Надя. Очень приятно. Можно пригласить вас на танец? -Я не собиралась с Вами знакомиться! - фыркнула Надя, отвернулась и пошла в толпу танцующих. Однако, танцуя с другим, она все время следила глазами за Славой. Тот о чем-то поговорил с Таней, а потом вдруг исчез, затерявшись в толпе. Когда Надя вернулась к подруге, та, хитро улыбаясь, сказала: -Сейчас будет твоя любимая, из "Аббы". -С чего ты решила? - спросила Надя и тут же увидела на подмостках у микрофона не диск-жокея, а Славу. Его светло-бежевый костюм казался ослепительно- белым в свете прожекторов. -Следующая песня, - донесся усиленный динамиками голос Славы, - посвящается прекрасной девушке, с которой мне бы очень хотелось потанцевать. -У-у-у! - восторженно отозвалась толпа. -Ее зовут Надежда, - продолжил Слава, - и сейчас прозвучит ее любимая песня. Для вас, Наденька, - "Абба"! Толпа одобрительно засвистела, зааплодировала. Танцы продолжались. Слава вновь подошел к Наде и жестом пригласил ее танцевать. Но в Наде взыграл чертенок: -С чего вы решили, что мне нравиться эта песня? Терпеть ее не могу! Она снова отвернулась, в душе ожидая следующей атаки. А Слава пропал. И Наде почему-то сразу стало досадно, что она так повела себя с ним. На следующий вечер девушки снова отправились на дискотеку. И вот тут произошло настоящее событие. На танцплощадке неожиданно возник шум, перекрывший музыку, несущуюся из динамиков. Толпа расступилась с удивленными и радостными возгласами, и Надя увидела Славу, ведущего под уздцы белую лошадь. Приблизившись к Наде, он сказал: -Дарю ее тебе. До двенадцати часов ночи она твоя. -Но почему только до двенадцати? - спросила Надя и дерзко и радостно. Восторг, волнение, радость переполняли ее душу. -Потому что после полуночи она превратиться в мышь, - ответил он, улыбнувшись. Весь вечер Слава катал Надю по парку, рассказывая ей какие-то необыкновенные странные истории, больше похожие на сны, чем на жизнь. На белой лошади он и отвез ее домой. Договорились встретиться следующим вечером в парке. До утра Надя не могла уснуть от волнения. Она не понимала, что с ней происходит. Неужели вот так просто - раз! - и она влюбилась? Неужели то нежное, трепетное, горячее чувство, о котором она читала в романах, захватило ее? На следующий день Надя пришла на свидание, опоздав всего лишь на десять минут. Раньше она бы себе не позволила, так как привыкла опаздывать на минут сорок-пятьдесят. Слава ждал ее с огромным букетом каких-то незнакомых нежно-лиловых цветов. С ним было легко говорить, ей было очень приятно слушать. Часы летели незаметно. Гуляя, они вышли на улицу, ведущую к морю, и Слава вдруг повернул назад. -Нет-нет, только не к морю, - сказал он. Надя удивилась: -Почему? -Я хочу забыть о его существовании хотя бы ненадолго, - -Ответил Слава. Так выяснилось, что Слава - моряк. Надя вспомнила, что мама все время твердила ей: -Наденька, только не моряк! Кто угодно, хоть слесарь, хоть дворник... -Я вижу их в этой гостинице целыми днями... Это такой народ! Нет, только не моряк, поверь матери! -Да ладно, мам, на кой они мне, эти моряки? - отвечала Надя. И вот судьба распорядилась иначе. "Ну и что, - подумала Надя, - и пусть, пусть будет моряк. Зато он такой клевый!" Он звал ее на охоту в уссурийскую тайгу, где, если повезет, можно увидеть редкостного зверя - занесенного в "Красную книгу" уссурийского тигра. Он весело рассказывал о людях, с которыми сталкивался в далеких восточных городах. О китайском мудреце, мечтавшим уйти из дома, чтобы стать отшельником. (Его родные каждый раз протягивали через ворота веревку, мудрец натыкался на нее и возвращался домой.) Еще рассказывал Слава о "Летучем Голландце", который ему удалось увидеть однажды ночью в безбрежных просторах океана. О тайнах Бермудского треугольника, в котором без вести пропадают огромные корабли, оснащенные современной техникой. -У тебя замечательное имя, - как- то сказал ей Слава. - Когда-нибудь у меня будет свой корабль, и я назову его "Надеждой". Бригантина "Надежда" - по-моему, это здорово! Через два дня, когда они бродили по городу и ели мороженное, Слава предложил ей: -Давай зайдем ко мне. Чаю попьем, я тебе фотографии покажу. -А где ты живешь? - спросила Надя. -Да тут, недалеко, в гостинице. -Для моряков? -Да. Сорок первый номер. -Ну давай. Я тебя с мамой заодно познакомлю. - Эта была первая проверка. Слава удивленно поднял брови. -У меня мама администратором там работает, - пояснила Надя. Слава как-то натужно улыбнулся, потер лоб и неожиданно сказал: -Черт! Совсем сказал! У меня же там в номере Светлана. -Светлана? - опешив, переспросила Надя. -Ну да, обезьяна, так ее зовут. Приятель оставил на три дня. -Ой, я очень хочу на нее посмотреть! - воскликнула Надя. - Покажи мне ее, пожалуйста! -Знаешь, она совсем еще дикая и к тому же болеет. Лежит без движения, смотрит в потолок. Но если кто-то незнакомый придет, она начинает ужасно вопить. Надя расхохоталась, представив себе эту картину, а Слава серьезно продолжал: -Да, она ужасно. Нервная, кусается... Лучше я покажу ее тебе, когда она поправиться и Гриша выведет ее погулять. -Может ей нужны какие-то лекарства? - участливо спросила Надя. -Да лекарств полно. Просто ей нужно отлежаться в покое. -А что у нее за болезнь? -Гришка говорил, но я уже не помню. Как-то по- латыни... Да, вот так просто вскружил девчонке голову, и Надя поверила этому рассказу про обезьяну. Никаких сомнений у нее не было в том, что несчастное забавное существо лежит на кровати в Славином номере и вздрагивает от каждого звука. Прошло еще два дня. В один вечер они сходили в кино, в другой - прогулялись по городу, но совсем недолго. Слава куда-то спешил, сказал: "Встретимся завтра". На следующий день, после школы, Наде нужно было зайти к маме на работу. Старичок портье сказал ей: -Тамары Павловны в кабинете нет, она в сорок первом. Это был его номер. У Нади дрогнуло сердце - нежели мама узнала про их встречи? Ей захотелось убежать, но какое-то другое чувство заставило ее подняться по лестнице на второй этаж. В приотворенную дверь сорок первого номера Надя увидела горничную и свою маму. -Ну что там еще? - Мама сидела за столом и писала что-то. -Сломана полочка в тумбочке, - ответила горничная. Надя вошла в номер. Колени ее дрожали. -А, Надюша, подожди минутку. Мама составляла опись испорченного имущества. Надя огляделась. Стены номера были увешаны вырезанными из зарубежных журналов полуголыми девицами. Горничная сдирала эти картинки со стен и бросала в мусорное ведро. -Вот, моряки! Полюбуйся-ка на эти художества! - сокрушенно покачав головой, сказала Тамара Павловна. - Уехал, не заплатив, и бардак вон какой оставил! В углу стояло целое полчище пустых винных бутылок, разбитая люстра сиротливо свешивалась с потолка. Надя вышла из номера в коридор и прижалась к холодной стене, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Так закончилась история ее первой любви. ... А вскоре отшумел выпускной бал, и школа осталась позади. Надя вдруг почувствовала, что очень хочет уехать из дома. Куда - она не знала, но просто захотелось полностью вырваться из прежней жизни. ГЛАВА 3 ОСТРОВ Виктор открыл глаза. Вокруг было тихо, слышался только шум прибоя. Вставать не хотелось. В голове в тысячный раз прокручивалось воспоминание о только что пережитом кошмаре, но представить его в деталях, осознать было не возможно. Так бывает, когда очнешься от страшного сна. Но это был не сон. Все смешалось в сознании Виктора, он запутался в собственных мыслях, не в состоянии отделить реальность от бреда. В какой-то момент он вдруг подумал, что действительно бред или сон, но звук прибоя, мелкие брызги, долетавшие до него, и горячий песок убеждали его в обратном. Виктор смотрел в безоблачное небо и с трудом мог себе представить, что только что оттуда свалился. Он машинально посмотрел на часы, которые тикали, как ни в чем не бывало. Последний раз он смотрел на них еще в салоне самолета. Если верить часам, с момента аварии прошло не более полутора часов. Не так уж много, а казалось, что прошла вечность. Голова дико болела, все тело ныло, но никакой острой боли он не чувствовал. "Не может быть, чтобы я ничего не сломал, не выбил, не разорвал. Наверное, не встану. Не может быть, чтобы вот так просто встал и пошел", - думал Виктор, вставая и делая первые шаги. Ощущение было такое, как если бы он собирал руки и ноги, разбросанные в радиусе километра. Перед глазами все плыло, двоилось, в ушах звенело. Тошнило. Сделав еще несколько шагов, Виктор согнулся пополам от невыносимой слабости. Его вырвало. После этого стало легче, и он пошел дальше вдоль берега, оглядываясь вокруг. А видел он узкую полоску песка, которую лизали волны, безбрежную поверхность океана заросли леса с другой стороны. Он шел и думал о том, что впервые в жизни красота природы не радует его, может быть, лучше бы было погибнуть, только не чувствовать этого опустошения души. Время от времени волны выбрасывали ему под ноги обгоревшие обломки самолета. "Если мне так повезло - я цел, невредим, то не может быть, чтобы никто больше не спасся. Может быть, кто-нибудь сейчас идет мне на встречу?" И он стал обследовать прибрежную полосу. Он заглядывал за каждый куст, осматривал каждый попавшийся на его пути валун, каждую выброшенную прибоем корягу. Наконец, он стал кричать: - Кто-нибудь! Отзовитесь! Эге-ге-гей!!! О никто не отвечал. Вокруг по-прежнему ничего не было слышно. Кроме шума волн, шелеста ветра в листве деревьев и доносившегося до него пения птиц. После нескольких часов поисков Виктором овладело отчаяние. Обессиленный, измученный калейдоскопом мыслей, все более страшных, он не чувствовал голода, жажды, хотя солнце палило все сильнее. Он всматривался в серебристо-синюю поверхность океана, на которой кое-где видны были плавающие обломки самолета, какое-то тряпье. Неожиданно он заметил снующие среди всего этого плавники акул. "Запах крови акула чувствует за много километров. Теперь понятно, что все мои поиски были бесполезны. Никто, кроме меня, не выбрался из этого ада..." - подумал Виктор, и по его телу растеклась противная слабость. Он представил себе огромные пасти холодных хищниц, терзающие тела его недавних попутчиков Ужасная мысль заставила его отшатнуться от берега, он застонал как раненый зверь, и помчался прочь, к лесу. Виктор лежал под каким-то кустом, уткнувшись лицом в мшистую поверхность земли. Прохлада и зелень успокоили его. Он возвращался к обычному для себя последовательному течению мыслей. Смирившись со случившимся несчастьем, он хотел теперь обдумать свои дальнейшие действия. Приблизительно представляя себе маршрут самолета на карте, он прикидывал, что это может быть за земля. Скорее всего, это мог быть какой-нибудь из островов Зондского архипелага, недалеко от берегов Австралии. Теперь важнее всего было найти здесь какой-нибудь населенный пункт. Для этого надо было обследовать остров. Виктор отправился в глубь леса, надеясь отыскать какие-нибудь признаки человеческого присутствия. Он шел все даль и дальше, пока, наконец, не почувствовал голод. Он еще раньше замечал различные плоды среди ветвей деревьев. Сорвать их не стоило особого труда. Он устроился на поваленном дереве и принялся за импровизированный обед. Вгрызаясь в сочную мякоть плодов, он и не заметил, что за ним внимательно следят несколько пар глаз... Маленькие обезьянки потихоньку подкрадывались к Виктору с разных сторон. Когда он доел последний фрукт, похожий на яблоко, они издали боевой клич и набросились на него. Обезьян было десятка два, они были мелкие и суетливые. Видимо, они хотели наказать незнакомца за вторжение в их владения. Виктор сопротивлялся как мог, но они брали количеством. Они дергали его за волосы, царапали и без того израненную кожу, кусали, визжали. Виктор когда-то слышал, что в малонаселенных районах тропиков стаи диких обезьян могли обглодать одиноких путников до костей. Хотя он всегда считал это бредом - обезьяны ведь не хищники, питаются они растительной пищей. Возможно, глодать эти маленькие бестии его и не собирались, зато потрепали изрядно. Борьба продолжалась бы еще долго, если бы Виктору не пришло вдруг в голову громко закричать. Обезьянки бросились врассыпную, а Виктор расхохотался. Зрелище улепетывающих зверьков было настолько комичным, что он забыл о неприятностях причиненных ими. Виктор шел и шел среди сгущающихся зарослей. Продираться сквозь сплетения лиан было не просто. Настал момент, когда он понял, что двигаться дальше бесполезно. Его мучила жажда. Сладкие плоды не утоляли ее, нужно было поискать воду. Виктор догадался заглянуть в воронкообразные листья растения, похожего на лопух. Действительно, там скопилась дождевая вода... Страшная догадка превратилась в уверенность: искать здесь людей бессмысленно - остров необитаем. Тем более Виктор знал, что большинство островов этого архипелага никогда не были населены. Солнце еще пробивалось сквозь густые заросли, и он решил вернуться на берег моря. Там он был, по крайней мере, защищен от неожиданных встреч с дикими животными. В принципе в этом поясе вполне могли водиться и тигры, и пантеры... В просвете между стволами было видно синее море. Виктор вышел на берег, и яркий свет солнца на минуту ослепил его. Пережитого за день было явно многовато для одного человека. Виктор огляделся в поисках места, где можно было бы устроиться на ночлег: до заката оставалось не так уж много времени. И тут ему бросился в глаза ком водорослей, выброшенных на песчаный откос. Приблизившись, он явственно увидел очертания человеческой фигуры. Виктор одновременно обрадовался и испугался. Ему не хотелось видеть мертвое тело кого бы то ни было из его попутчиков. Надежды, что этот человек может быть жив, не было. Тело женщины было с головой накрыто водорослями. Видимо, их выбросило на берег позже, чем ее. Она казалась мертвой, не двигалась, не дышала, не пыталась выпутаться из липкой растительности. Виктор попытался нащупать пульс: это ему не удалось. Тогда он приник ухом к ее груди, надеясь услышать биение сердца. Прошло несколько секунд, прежде чем он услышал слабые удары. Виктор действовал почти машинально. Он успел уже свыкнуться с мыслью о своем одиночестве на этом острове, и появление еще одного человека, нуждающегося в помощи, его совершенно ошарашило. Теперь главным для него было вернуть женщину к жизни. Он сделал ей искусственное дыхание. Из ее груди послышались какие-то хрипы, она вздохнула. Виктор стал изо всех сил хлестать ее по щекам. Наконец она открыла глаза. - Что вы со мной делаете?! - Она резко отодвинулась, приподнявшись на локтях. Но голова у нее закружилась, и она чуть снова не потеряла сознание. Виктор поддержал ее, бормоча какие-то слова утешения. - Что со мной? Ты то кто такой? Что произошло? - уже более мягко продолжила она. - Возможно, вы ничего не помните. Наш самолет потерпел крушение. Я был одним из пассажиров... - А где мой самолет? Где мои музыканты?! Где Фил?! Где Леночка?!.. - Вы, наверное, не поняли. Самолет разбился. Все погибли. Скорее всего, кроме вас и меня, никого в живых не осталось. - Бред какой-то. Я ничего не помню, - Надя наморщила лоб. - Черт, как болит голова...- Она попыталась отбросить рукой со лба прядь спутанных волос, но рука не слушалась. - Моя рука! Да что ты сидишь, как болван, сделай что-нибудь! Мне больно! Виктор уже ощупывал ее руку. Судя по всему, это был сильный вывих в районе плеча. Видимо, при падении Надя подвернула руку и на нее пришелся основной удар, потому что рука была вся синяя и в глубоких ссадинах. - Вам придется потерпеть. - Виктор сильно дернул ее руку. Надя дико вскрикнула и вскочила на ноги. -Идиот! Ты чуть не оторвал мне руку! Иди на фиг. Что ты ко мне пристал вообще! И без твоей помощи как-нибудь обойдусь! Придурок! - Извините. Но думаю, что сейчас вам будет уже лучше. Вот попробуйте, подвигайте рукой. Наде действительно удалось согнуть руку в локте, поднять ее, хотя многочисленные порезы и ссадины все-таки болели. Тем не менее, она вовсе не собиралась признавать правоту Виктора и поэтому сказала ему "спасибо" достаточно резким тоном. Виктор пожал плечами. - Я вижу, вы уже вполне можете стоять на ногах. Больше ничего не болит? - спросил он. - Все о'кей. Слушай, а мои музыканты точно того? - Она присвистнула. - Боюсь, что да. - Да, влипла же я... Где полиция? - Какая полиция? Нет никакой полиции. - Ты что морочишь мне голову? Ну, где все, ну, там, "скорая помощь", полиция, пресса, народ всякий? - Нет никого. Видимо, еще не обнаружилось, что самолет пропал... - Чего?! Ты хочешь сказать, что этого никто не видел? Где мы вообще находимся? Здесь хоть люди-то есть?! - Наверное. Но я еще никого не встречал. - Виктор понимал, что если он сейчас расскажет ей о положении, в котором они оказались, можно ожидать от нее чего угодно - истерики, крика, ругательств. Дамочка была, по-видимому, с характером. "Бред какой-то, - думал Виктор. - Я и Надежда Асеева вдвоем на острове, может быть, необитаемом, неизвестно что нас ждет дальше. В страшном сне такое не приснится. Сколько раз я видел ее по телевизору, и мне в голову не приходило, что такое случиться. Хоть бы еще песни мне ее нравились... А то ведь муть какая-то, "а-ля рюсс"... Да, баба она, конечно, с характером, но это все же лучше, чем если бы она сопли распустила". Надя тем временем ходила по берегу, осматриваясь вокруг. На фоне садящегося за горизонт солнца и ослепительно-синего моря ее фигура казалась еще стройнее. Короткие джинсовые шорты не скрывали округлости ее бедер, под превратившейся в лохмотья футболкой обрисовывалась пышная упругая грудь. Виктор любовался ее, не отдавая себе в этом отчета. Надя сбросила с ног плетеные сандалии, у которых оторвалась подошва и расползлись ремешки, и осталась босиком. - Ты бы хоть сказал, как тебя зовут, что ли. - Надя обернулась к Виктору и впервые за все это время улыбнулась. Это выглядело достаточно смешно, учитывая, что все ее лицо было перемазано, а волосы стояли дыбом. Виктор не мог удержаться от улыбки. - Меня зовут Виктор, - ответил он. - А меня Надежда, да, впрочем, надеюсь, ты и так знаешь. - Надя, вы бы умылись, у вас все лицо перемазано... - Чего?! А у тебя, думаешь, не перемазано?! Ты бы видел свою рожу! - Надя здорово разозлилась, почувствовав, что выглядела смешно. Недалеко от шалаша, который Виктор наспех соорудил из ветвей пальмового дерева, протекал небольшой ручей. Вода в нем была холодная и вкусная. Виктор занимался разведение костра - к счастью, в кармане его брюк была зажигалка. Наде к вечеру стало хуже. Поднялась температура, рука, которую вроде бы вправил Виктор, распухла и покрылась сизыми пятнами. Она лежала в шалаше в полузабытьи, изредка открывая глаза, говорила с трудом. В ее голове перепуталось все: то ей казалось, что она все еще в Сингапуре, слышалась какая-то музыка, голоса, среди которых она различала голос Виктора, который почему-то говорил: "Выбирай, выбирай скорее, а то опоздать можно", голоса доносились как сквозь вату, временами слышался зловещий смех, кто-то сказал: "Я ставлю миллион, что она не вернется". Надя хотела закричать, но не могла. Тем временем все звуки превратились в мерный шум, как будто заложило уши, и Надя поняла, что находиться на дне океана. Вокруг нее плавали огромные акулы, их плавники блестели, напоминая стальные крылья самолета. Они подплывали все ближе, наконец, "Крылья" стали касаться ее тела, и ей показалось, будто тысячи ножей впились в нее. Акулы заглядывали ей в глаза и ласково шептали: "Терпи, вот увидишь. Тебе от этого станет лучше". Надя с трудом открыла глаза. Она увидела как сквозь пелену лицо Виктора, склонившегося над ней. Он прикладывал к глубоким ссадинам на ее руке и плече листья агавы, издававшие резкий запах. - Ты опять меня мучаешь?.. Ну ладно. Делай что хочешь. Может, и правда мне станет лучше... Ты не ходил в город? Виктор так и не сказал Наде, что никаких населенных пунктов поблизости нет и в помине. Он даже не говорил ей, что они на острове. - Ты знаешь, города я пока не нашел. Наверное, это где-нибудь подальше. Как ты себя чувствуешь? - Нормально. - Надя опять говорила с ним резко и высокомерно. - Слушай, все, хватит, оставь мою руку в покое. - Как хочешь. Я и итак уже собирался уходить. Посижу у костра... - Слушай, принеси мне попить, а? ... Виктор знал что где-то в этом районе проходит маршрут грузовых кораблей. Но как близко от их острова они проплывают, было неизвестно. За этим надо было специально понаблюдать днем. С другой стороны, слабая надежда на то, что на острове есть хоть какие-нибудь туземцы, которые могли бы помочь им перебраться на материк, все-таки оставалась. К тому же его беспокоило состояние Нади. Судя по всему, она повредила при ударе об землю какие-то внутренние органы или, что еще хуже, успела подцепить какую-то заразу. Сам-то он прошел все необходимые прививки совсем недавно. Ведь он должен был в Сиднее принять командование судном. Он сидел у костра, глядя на безбрежную поверхность океана. Много лет он ждал такого удачного поворота в своей карьере, и вот теперь все расстроилось. Интересно, начались ли поиски пропавшего самолета или его исчезновение еще не обнаружено? Как бы то ни было, главная задача сейчас - это выжить. Выжить самому и спасти Надю. Виктор уже понял, что ему придется с ней нелегко: избалованная вниманием и комфортом, "звезда" явно недопонимала всю сложность создавшейся ситуации. Она относилась к Виктору как к тысячам поклонников своего таланта - пренебрежительно, холодно и высокомерно. При этом она совершенно забывала, что в данный момент Виктор - это ее единственная опора. Пока было еще светло, Виктор собрал в лесу Фрукты и решил попробовать сделать из них брагу: он понимал что раны Нади могут загноиться, полной стерильности в этих условиях достичь было невозможно. А из браги он мог бы перегнать хотя бы небольшое количество спирта. Собранные фрукты он сложил в предварительно выдолбленную и вычищенную перочинным ножом тыкву, которую он нашел в лесу во время своего дневного путешествия по острову. Сейчас он решил очистить фрукты от кожуры и нарезать их. Но силы покинули его. Он так и уснул у костра, выронив нож и положив голову на согнутые в локтях руки. Надя спала в шалаше. Тишина и покой звездной ночи, мерное стрекотание цикад успокоили ее. Ей снились цветные сны, в которых переплетались ее концертная жизнь и события прошедшего дня. Она видела гладкую поверхность моря далеко внизу под собой, у нее не было крыльев, но она летала, как птица, и пела, пела. Такого счастья она не испытывала никогда в жизни. Необычайная легкость во всем теле, свободно льющийся голос, ощущение красоты и покоя вокруг - такого ей переживать не приходилось. Вдруг она услышала какой-то шум. Он приближался, становясь все громче и громче, наконец, она почувствовала толчок, подняла голову и увидела, что небо подает на нее, всей тяжестью туч толкая ее к земле. Все вокруг закружилось стремительно приближалась голая выжженная земля, оказавшееся на месте голубой поверхности воды. Надя дико закричала, но сама не слышала своего голоса. Наконец, ужас стал невыносимым, но проснуться она не могла. В критический момент она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи, называя по имени. - Надя, Надя, проснитесь! = Виктор изо всех сил старался разбудить ее. Наконец, веки ее задрожали и она открыла глаза. - Мамочка, как это было ужасно!.. - Надя отвернулась и застонала. - Спасибо, что разбудил. У меня сердце сейчас выскочит... - Ничего, ничего, забудьте, сейчас все пройдет. - Виктор погладил ее по волосам: сейчас она казалась совсем беззащитной, но не то что днем. - Чего это ты вдруг разнежничался? Каждая мелкая сошка лезет поближе к знаменитости! - Она мотнула головой, скидывая его руку! Виктор молча встал и вышел из шалаша... Эта женщина раздражала его все больше и больше. ГЛАВА 4 СУХИЕ ВЕТРЫ - Витя, атас! - Черная тень метнулась в переулок между заборами. Виктор всем телом прижался к забору. Одинокий прохожий шел по улице, освещаемой единственным фонарем. "Кого это несет в такое время? Нормальные люди уже давно спят". Виктор, затаив дыхание, ждал. Прохожий, напевая что-то себе под нос, слегка качаясь, прошел мимо. "Пьяный. Все в порядке". Виктор сплюнул с досадой. -Косой! - негромко позвал он. - Косой! Из переулка показался долговязый тип. -Где остальные? - Не знаю. Разбежались. Пипа вон на шухере стоит, видишь? Косой показал на парня, маячившего в конце улицы. - Смотри за окнами, если что, сразу свисти. Как заведу, беги ко мне, садись назад. С Пипой встречаемся как обычно. Ну, я пошел. - Оглядываясь по сторонам, Виктор побежал к белым "Жигулям", стоящим на тротуаре. Отверткой поддев стекло передней дверцы, он опустил его и, открыв дверцу, сел в машину. На ощупь перебирая провода под замком зажигания он внимательно смотрел через переднее стекло на улицу. "Лишь бы не проснулись хозяева. Влипну, как сосунок". Косой нервно переминался с ноги на ногу. Увидев, как Виктор махнул ему, он рывком бросился к машине и в ту же секунду взревел мотор. Запрыгнув на заднее сиденье, он крикнул: - Гони, Витюха, гони же! - И белые "Жигули" рванулись с места. Через мгновение они скрылись в темноте. В окнах, выходящих на улицу, зажегся свет. Темный силуэт подошел к окну. - Угнали, суки, звони в милицию! - И мужчина, сам схватив телефон, начал лихорадочно набирать номер. Стараясь не разбудить семью, Виктор тихонько прошел на кухню и открыл холодильник. "Опять Аська супу наварила. Надо дать ей денег, пускай в воскресенье сходит на рынок и купит мяса. В воскресенье же у Славки день рожденья, надо хоть сготовить что-то, а то позовешь ведь пацанов, а есть нечего". Выключив свет, Виктор поставил кастрюлю на огонь. " Завтра получка, куплю что-нибудь Славке..." - Ты где шлялся? - Виктор обернулся, в дверях кухни стояла мать. По ее растрепанному виду сын понял, что она навеселе. - На работе с мужиками машину ремонтировали, у Семеныча кардан полетел, попросили остаться. А что такого? - Что ты врешь, кому ты врешь?! - Виктор почувствовал, что мать сейчас заведется, тогда большого скандала опять не миновать. - Мам, я сейчас поем и спать. Не волнуйся, я в порядке. Иди, ложись. - Ты где был, я тебя спрашиваю?! Аська мне все время: "Он на работе, он на работе". Отмазывает тебя, как может, но я- то знаю, где ты и что ты, - язык не слушался ее, заплетался. - Мать родную не жалеешь, все по ночам приходишь. Бабу себе нашел?! Нашел, нашел. Материнское сердце не проведешь. Все деньги на нее тратишь. Отец тебе что говорил? Ты старший после него в семье, ты должен заботиться о нас. Виктор с трудом сдерживал себя. Мать всегда начинала говорить об отце, когда была пьяная. Да еще с этим укором. -Мама перестань, иди, ложись спать. - Вот так ты разговариваешь с родной матерью! Иди, мол ложись спать. Я тебе мать, а не кто-нибудь из твоих шалав. Табурет от удара отлетел в сторону. Виктор подошел вплотную к матери: - Я был на работе. Я зарабатываю деньги для тебя, для Аськи, которой, между прочим, учиться еще два года, и для своих братьев. И мое дело, когда и во сколько я прихожу домой! - Был бы жив отец, он бы нашел на тебя управу. - Не смей говорить об отце! - Виктор сказал тихо. - Давай не будем говорить об отце. - Привет! - На кухню вошла сонная Ася. - Чего кричите-то? Разбудите пацанов. Им завтра в школу к семи, а вы кричите. Мам, ты чего? - Ну ладно, я пошел спать. - Виктор посмотрел на часы. - Есть не будешь что ли? Суп, смотри, кипит уже. - Ася сняла кастрюлю с плиты. - Нет, спокойной ночи! - Виктор пошел в свою комнату. - Мне завтра тоже рано вставать. Утро в семье Марковых началось с обычной суеты. Позавтракали супом, отправили братьев в школу. - Мне сегодня в школу только к десяти. Пока постираю. Дай денежку, после школы зайду, может, куплю, что поесть. Валерку и Сашку после школы встреть ты, ладно? - Я сегодня, может. Задержусь, не знаю. Как получиться. - Виктор надевал старую отцовскую куртку. - Матери только денег на выпивку не давай. - Погоди Вить. - Ася подошла к брату. - Ты вчера опять?.. - Что пять? - Не прикидывайся. Ты, что. Вчера опять с ребятами машину угнал? - Сегодня приду поздно. - Дверь за Виктором закрылась. - Привет Семеныч! - Привет, Витя! Тебя Коля спрашивал. Ты чего такой хмурый? - Да ну. Не спрашивай! А где Колька-то? - Он в электроцехе, там ему какая-то повестка пришла из военкомата. Небось в армию забирают. - А-а, ну-ну. - Виктор направился в электроцех. В автоколонне он был механиком, что называется "золотые руки". Даже старые мастера дивились его смекалке. Любую неисправность наладит, в машине разбирается отлично. Уважали Виктора и за его характер: немногословен, скажет - сделает. Всю семью еще тянет. Отец погиб два года назад на карьере, с тех пор мать запила. В этом Петропавловске - обычное дело. Как не запить? - Привет Колька! Что у тебя? - А-а-а, Витя, здорово! Да, видишь, тут в армию загребают, повестку прислали. Смотри: явиться к пятнадцати часам 19 апреля. Военком Сергеев. Печать. Пойдем. Сходишь со мной за компанию? А, Вить? - Не знаю еще. Получка-то будет сегодня? - Да. Мужики уже суетятся. Видел кого-нибудь из наших? - Косой мне звонил с утра, говорит, что все в порядке. - Он хачиков каких-то нашел, скажи ему, чтоб поосторожней с ними. Эти кинут и глазом не моргнут. Машину мы у Косого в гараже поставили. Тачка ничего, клапана стучат, но я сегодня сделаю. Виктор закурил. Вчера он, видимо, простыл. Четыре года назад ездил с отцом на Черное море в санаторий. Солнце, море. Крик чаек навсегда остались в его сердце. С тех пор он тихо ненавидел эти бесконечные казахстанские степи, продуваемые со всех сторон сухими ветрами, несущими пыль, дым, от окружавших Петропавловск многочисленных комбинатов и навевающими такую тоску... После обеда начали давать зарплату. Какая тут работа? Мужики сразу за бутылкой. Начальство сквозь пальцы на это смотрит: получка все-таки, единственная радость в жизни. Виктор и Коля тоже закончили рабочий день и вышли из проходной. - Пойдем в военкомат, Вить? Это медкомиссия очередная. Я-то знаю. Уже третий раз вы0зывают, да я все не хожу. Нужна она мне, эта армия... - Надо к Косому зайти, поговорить насчет тачки. - Да ладно тебе. Пойдем поприкалываемся. Тебе-то что? В армию все равно не идти. - Хорошо, только я свалю в четыре. - Да мне-то что? Там, наверное, молоденькие медсестры практику проходят. Девчонки ничего. Есть вообще такие... закачаешься... - и друзья направились в сторону городского военкомата. На входе в зеленое здание их встретил большой плакат: "Призывник! Служба в Советской Армии - почетная обязанность каждого гражданина СССР!" Несколько призывников сидело в коридоре. - Здравствуй. Виктор! - Из двери вышел военком. - По каким делам? - Здравствуйте, Андрей Степанович! Да вот, с другом за компанию пришел. - Ну смотри, а то мы тут набор в военное училище заканчиваем. В Ленинградское, артиллерийское, не хочешь? - Да вы что, Андрей Степанович, зачем мне? Я так, за компанию с другом зашел. - Как мать, сестра? Братья хорошо учатся? - Да, все в порядке. Работаю. - Сестра когда школу заканчивает? - Через два года. - Ну смотри сам. Эй, чего расселись тут! А ну, марш на второй этаж! Расселись тут!.. Выйдя из военкомата, Виктор вздохнул. Сегодня нужно было еще купить подарок Славику и зайти к Косому. Когда Виктор зашел домой переодеться мать уже сидела на кухне. - Деньги принес? - Принес. - Давай! - Я тебя прошу, мам. Не пей только. Соседи и так уже косятся. - Давай, давай! - и, взяв протянутые сыном несколько червонцев, она засуетилась, собираясь куда-то. Зазвонил телефон. Виктор снял трубку. - Это Косой. Приходи вечерком. Хачики дали деньги. Машина уже у них. Сегодня погуляем. - -А клапана? - Да ну, ты брось... Сели и уехали. Им по барабану - . Так что приходи. Мать ушла, прихватив сумку. "Хорошо, что еще не все деньги отдал, пропьет ведь". В квартире у Косого дым стоял коромыслом. Несколько пустых бутылок валялось уже под столом. Работал телевизор, но его никто не смотрел. - Я как увидел, что Витюха мне рукой машет, так сразу и побежал к машине. Он на газ, и все! Мы уже далеко. Сегодня в газете напечатали объявление, что, мол, угнана машина, мол, "Жигули", белого цвета. - Да, все нормально прошло. Когда в следующий раз? - Может, послезавтра? Как раз суббота будет. Люди все по домам. - Точно, как раз в субботу и сделаем. Витюх, может. Наколку тебе сделать? Бабу красивую на плече хочешь? Или краба? Вот Женька мастер на такие дела. Мигом сделает. Машинка у него есть. Я себе наколол уже, смотри. - И Косой показал наколотую на правой руке розу, проткнутую шпагой. - Красиво? - Да, впечатляет. А не больно? - Да что ты! Даже не почувствуешь... Женька, тащи машинку, счас Витюхе будем делать. Что хочешь? Может, чайку? - Нет, я не знаю. Давай что-нибудь другое. Надпись какую-нибудь. Я у отца видел наколку на плече. Вот так, полукругом. "Нет в жизни счастья!" Давай, как у отца. Можешь? - Нет проблем. - Женька заводил механическую бритву с приделанной к ней железной струной. - Мигом. Закатывай рукав! - Не дрейфь, Витюха. - Косой похлопал Виктора по плечу. - Все будет первый класс. Давай Женька, начинай! И действительно, все прошло довольно-таки быстро. Сначала было больно, но потом Виктор привык к этим болезненным уколам стальной струны, которая с помощью специального механизма ходила взад и вперед в пустом стержне от шариковой ручки. Косой смачивал ее черной тушью. Женька несколько раз заводил бритву, но в конце концов все было сделано, и теперь на плече у Виктора красовалась надпись полукругом: "Нет в жизни счастья!" Гулянка продолжалась. Открыли еще одну бутылку. И вдруг Косой сказал: - Мужики. А может сегодня? Я видел, тут недалеко от моего дома классная тачка стоит. "Москвич" новый. Цвет красный. Покатаемся, а там посмотрим, может, толкнем кому-нибудь? Витя, ты как? - Не мужики, я пас. Сильно выпил, не могу. - А ты только открой машину, да заведи, остальное я беру на себя. - Нет, Косой, ты тоже сильно выпил. - Да что ты ломаешься, как девочка? Витюх, давай, пошли! - Нет, я могу, конечно, но. Может, все-таки не надо? - Да ладно тебе. - Косой вошел в азарт. - Может, еще баб подцепим. Пошли. На соседней улице действительно стоял новенький красный "Москвич" - Так, Женька на шухер, Косой. Ты у забора. Как я махну, беги ко мне. - И Виктор направился к машине. Без особого труда открыв дверь, он сел на сиденье и стал соединять руками провода под замком зажигания. Спустя минутку все было готово. Он махнул рукой. Косой вмиг оказался рядом. Двигатель нового автомобиля едва шумел. - Я позову Женьку. - Косой заметно качало. - Ты что. С ума сошел? Давай садись и езжай! А я пошел домой. - Женька! - на всю улицу заорал Косой. - Вали сюда! - Козел! - Выскочив из машины, Виктор быстрым шагом зашагал прочь. Подбежал запыхавшийся Женька. - Садись. Счас поедем. - Косой сел на водительское место. - Так. Ох, вы, кони, мои кони, вперед! "Москвич" взревел и рванул с места. Виктор пришел домой во втором часу ночи. Все было спокойно. Никого не разбудив, Виктор прошел к себе, разделся и лег. "Косой - козел. Какой козел! Разобьется ведь. Лишь бы догадался машину за городом оставить". Сделанная сегодня вечером наколка начинала болеть. Но вставать и смазывать ее спиртом не хотелось. Голова кружилась. Чувствуя, что засыпает, Виктор еще раз вспомнил про Косого. "Лишь бы не разбился, лишь бы не разбился". ... Разбудил его телефонный звонок. Он еще долго лежал под одеялом, накрывшись с головой, думая, что телефон вот-вот замолчит, но настойчивые звонки заставили его подняться. Опустив ноги на холодный пол, он взглянул на часы. Шесть утра! Такая рань! - Витя, мне конец! - Голос Косого дрожал. - Витя, мне теперь конец! - Что случилось? - Витя, скажи, что мне делать? - Косой тяжело дышал в трубку. - Мне труба, мне теперь труба. - Успокойся, и расскажи что случилось! Косой, ты меня слышишь? Что случилось? - За городом я ехал с Женькой. Он спит на полу, я веду машину. Ну, все нормалек, уже повернул домой, вдруг вижу, братва идет, а там Валек, ну, мой знакомый, по училищу ремесленному, да ты его знаешь... Ну, торможу, Валек просит: дай прокачусь вон до того столба, а тоже все пьяные, хорошие такие. Девки там, штуки три. Что не дать? Дал. Осторожно, говорю, Валек, Женька там на полу спит. А он смеется. Ну поехал, туда нормалек, обратно едет. Скоростища! Хотел блатануться перед девками, то, ну и задел одну крылом. У Виктора упало сердце. - Что дальше? Что дальше, Косой! - Убежал я. Там недалеко, стойка рядом. Убежал я, только вот домой пришел. Витя, что мне делать? - А что Женька? - Да он там в машине и спал. Что теперь будет, Вить? - Труба. Иди, ложись спать. Для начала выспись. Потом найдешь меня. - Хорошо. - Косой положил трубку. Виктор стоял и слушал короткие гудки. "Вот козел. Так попасть! Что же делать? Женька ничего не знает, спал всю дорогу. Подставить никого не может. Сегодня днем начнут искать, кто угнал машину. Братва тоже ничего не знает, Валек думает, что тачка Косого. Выйдут на Косого в любом случае. В любом. Вот козел. Какой козел!" Остаток утра Виктор провел на кухне, выкурив почти всю пачку сигарет. Надо было идти на работу. - Привет. Вить! Что такой хмурый? - спросил мастер, когда Виктор пошел в раздевалку. - Да нет, ничего... Петрович здесь? - У себя. Тебя Колька спрашивал. В армию его все-таки забирают. - Привет ему передавай! Виктор направился к кабинету начальника автоколонны. Постояв около обитой дерматином двери несколько минут, он толкнул ее рукой. - Привет, Витя, что случилось? На тебе лица нет. - Здрасьте, Владимир Михалыч, по делу к вам зашел. Увольняюсь я. - Ты чего, Вить, белены объелся? Как увольняешься? - Да нашел новую работу, тут на мясокомбинате. У знакомой одной. Платят поменьше, но хоть мясца домой приносить буду... - Ну, ты даешь Витя! Зачем тебе? Ты же у нас мастер на все руки, цены тебе нет, в коллективе тебя уважают. Зарплата не устраивает? Так это мы мигом, рубликов сорок накинем, премию дадим. Зачем тебе увольняться? Мастером станешь через полгода, вообще, двести получать будешь. - Нет, Михалыч, все. Увольняюсь. У меня все договорено, завтра уже на работу пойду. Так что вот. - Ну, ты даешь, Виктор! - Начальник нехотя подписывал заявление. - Ничего не понимаю, абсолютно ничего не понимаю. Держи! Зайди в бухгалтерию, расчет тебе заплатят. - Спасибо, Михалыч, пока. Оформив увольнение и даже не попрощавшись с мужиками, Виктор пришел в военкомат. Военком удивленно вскинул на него глаза, когда он вошел в кабинет. - Андрей Степанович, я тут это. В общем, я хочу в военное училище, в это артиллерийское. Офицером хочу. Военком удивился еще больше: - Сегодня последний день, Витя. Ты не успеешь подготовиться. Как семья, мать? - Все в порядке, Андрей Степанович, мы решили, что так будет лучше, я уже уволился с работы. Я готов. Я уже все решил. Военком помолчал, потом поднял трубку телефона: - Маша, я сейчас пришлю тебе одного. Виктора Маркова помнишь? Ну да... Да, оформишь его. Проездные документы выдашь и ко мне опять. Ясно? Ну все. Иди в седьмой кабинет. Там тебя ждут. - Военком подал какую-то справку Виктору. - И давай живей. Поезд вечером... ГЛАВА 5 СТЕРВА … Было раннее утро. Сквозь трепещущую листву проглядывало солнце. Доносился мерный шум прибоя. Надя вышла на берег. Сладко потянулась. Ей было приятно ходить босиком по влажному песку. Океан манил к себе, хотелось окунуться в прохладную воду, слиться стихией. Надя попробовала сымитировать движение рук при плавании брасом, почувствовала резкую боль в правом плече и поняла, что с купанием надо повременить, и тогда она стала бродить по берегу, подбирая по пути разноцветные ракушки и камешки. "Как странно, - думала она, - кажется, мне здесь начинает нравиться. Наверное, это судьба послала мне этот отпуск… - Но тут она вспомнила, каким образом она оказалась здесь. - Не буду об этом думать". Надя увидела чаек, кружащихся над океаном, и вспомнила детство, порт, Владивосток… "Каким же мне холодным казался раньше Тихий океан. И вот, оказывается, каким он может быть - теплым, ласковым, нежным. На курортах я почему-то не замечала этого. Может потому, что там было слишком шумно… Как редко все-таки я бываю одна. Но при моей работе иначе и невозможно. И нужно ли мне это одиночество? Нет. Оно мне совсем ни к чему. Настолько было бы лучше, если бы сейчас рядом была веселая компания, сильный красивый мужчина…" Она оглянулась на шалаш. Виктор уже встал и разводил костер. "В общем-то он, конечно, ничего… Но слишком скучный. Нет. Мне нравятся эмоциональные мужчины. В конце концов, мы уже целых два дня, можно сказать, вместе спим, а он даже не шевельнулся. А может быть, он голубой, - подумала Надя. - Кто знает, чем занимаются эти моряки в своих дальних плаваниях! Вот ужас! Оказаться на одном острове с педиком!" Она еще раз посмотрела в сторону Виктора. Напрягая бицепсы, тот ломал ветки. "Кто его знает. Так ведь сразу не разберешь. Ну, там посмотрим. Во всяком случае, человек он не плохой". Она высыпала ракушки из ладоней и направилась к шалашу. Виктор подал Наде кусок рыбы, завернутый в лист какого-то тропического растения. - Опять эта гадость, - сказала Надя, попробовав кусочек. - Почему она не соленая? Кругом столько соленой воды, а рыба пресная. - Ну, что же ты думаешь, селедка так и плавает в океане соленая? - Виктор рассмеялся. - Не издевайся надо мной, ты прекрасно понял, что я имею в виду. - Ее хорошее настроение начинало улетучиваться. К тому же от этих разговоров рыба не становилась вкуснее, а есть ужасно хотелось. - Ну, поешь бананов, - сказал Виктор, протягивая ей гроздь. - Видеть их больше не могу! Иди ты на фиг со своими бананами! - Надя оттолкнула его руку, и бананы покатились по земле. Она невольно вспомнила свои недавние мысли. - Придумай что-нибудь еще. - Да что здесь придумаешь. Я все время трачу на то, чтобы найти что-нибудь, кроме бананов! Взяла бы и поискала. А то только придираться умеешь. - Ну ты же мужчина?! - задала она провокационный вопрос. - Ну и что из этого следует? - Ты должен меня оберегать. - Ну, о долгах говорить еще рано. Так ты будешь завтракать?! - Нет! - резко отрезала Надя и отошла в сторону. - Как хочешь, - сказал Виктор и спокойно продолжил трапезу Нет. Она была еще очень слабой. Вот уже у нее закружилась голова, в глазах стало темнеть… Надя присела на песок и ополоснула лицо… От соленой воды у нее стянуло кожу. Изнеженная косметикой, она очень страдала здесь. "Интересно, на кого я похожа, - подумала Надя, пытаясь кое-как пригладить волосы. - Ведь я уже черт знает сколько времени не видела себя! Хоть бы какой-нибудь несчастный кусочек зеркала, что ли!" Виктор стоял недалеко от нее по колено в воде и ловил самодельным гарпуном рыбу. - Виктор, - крикнула она. - Как я выгляжу? - Ничего, нормально вроде, - сказал он, мельком взглянув на нее. - Что значит нормально? Что з0начит ничего? Что значит вроде? Ты должен был сказать, что я выгляжу прекрасно! Потому что я всегда прекрасно выгляжу! Какой же ты неотесанный! - Надя вошла в раж. - Ты совершенно не умеешь вести себя с женщиной. Независимо от того, как я выгляжу, ты должен всегда восхищаться мной. Виктор опешил от такого заявления. Он не знал, что ей ответить. - И вообще, я не привыкла к такой жизни! Я в конце концов, не какая-нибудь там… мазохистка. У меня даже нет элементарного. Зеркала, например! О маникюрном наборе я уже не говорю! Виктор попытался ее прервать: - Но, дорогая моя, ты, кажется, забываешь, при каких обстоятельствах мы сюда попали. Пора с этим смириться. Хоть капельку терпения… В конце концов, возьми себя в руки… - И долго мне еще терпеть прикажешь? Ты ведь до сих пор даже не попытался найти хоть какой-нибудь населенный пункт. Или, может быть, ты скажешь, что этот остров необитаем? Зависла неловкая пауза. Виктор подумал: "Бедная! Если б ты еще знала, что это действительно так…" Как раз вчера он понял, что, кроме него и Нади, на острове никого нет. - Чего ты молчишь? Идиот несчастный! Уже не хочешь со мной разговаривать? Ну и катись к чертям собачьим! - Надя резко повернулась и ушла в шалаш. "Вообще-то она могла бы вести себя поприличнее, - подумал Виктор. - Всякое, конечно, бывает, нервы, к тому же она женщина, а ведь и с мужчинами случается…" Виктор вспомнил, как их корабль затерло во льдах Антарктики. Они несколько недель питались одной солониной. Стояли страшные морозы, пресная вода была на исходе… "Наш старший штурман тоже ведь тогда сдал. Как мы все перепугались, когда у него началась истерика. Он ведь тоже обвинял всех в случившемся, провоцировал панику среди матросов. Мы уже не знали, что делать. Слава Богу, подоспела помощь… Когда же помощь подоспеет к нам?.. Конечно, если бы Надя не была так больна, мы бы давно уже выбрались, за пару дней я бы построил плот и еще за два дня мы бы добрались до маршрута грузовых кораблей который проходит где-то рядом" Конечно, Виктор вполне мог сделать это сам, но ему даже не приходила в голову мысль оставить Надю на острове одну. За всеми этими мыслями он совсем забыл о рыбной ловле. Вдруг у его ног мелькнула тень огромной рыбы, и он с размаху всадил в нее гарпун и в этот момент услышал дикий вопль. - Корабль! Я вижу корабль! - кричала Надя. Виктор вскинул голову. Вдалеке на горизонте показался силуэт большого грузового корабля. "Все-таки я был прав", - подумал Виктор. Надя выскочила из шалаша, сорвала с себя футболку и полуголая энергично размахивала ею над головой, выкрикивая бессвязные слова: - Эй! Мы здесь! Плывите сюда! Виктор присоединился к ней. Теперь они кричали вместе: - Стойте! Куда же вы! Подождите! Виктор тоже стащил с себя рубашку и тоже стал ею размахивать. Они еще долго кричали, но корабль становился все меньше и меньше, наконец он превратился в маленькую точку на горизонте и исчез. Разочарованные, они застыли на берегу, бессмысленно глядя вдаль. - Вот черт! - сказал Виктор. - Дерьмо! - сказала Надя. Они посмотрели на друг друга. Только сейчас Виктор заметил, что Надя стоит с обнаженной грудью и стыдливо отвел взгляд. - А что это у тебя на плече? - невозмутимо спросила Надя. - Что? На плече? - Он закрыл ладонью наколку. - Да так. Глупости. Но Надя все-таки успела прочесть: "Нет в жизни счастья!" - Вот уж действительно! - ухмыльнулась она. И со злостью натянула на себя футболку. - Что ты стоишь. Как истукан? - набросилась она на Виктора. - Ты вообще понимаешь что произошло? Или тебе все равно и ты готов торчать на этом острове целый век?! Я лично нет! Какой же ты моряк? Ты бы мог позаботиться о каком-нибудь сигнале, хотя бы развести на берегу костер! - Я такой же человек, как и ты. Я не могу успевать все сразу! Чего ты постоянно пилишь меня? И так столько трудностей, еще только скандалов не хватало. - Да пошел ты!.. - Конец фразы поглотил удушливый кашель. Надя никак не могла унять этот приступ. Ноги подкашивались. Она почувствовала слабость во всем теле. - Помоги мне, - прошептала она. Виктор понял, что она не сможет дойти до шалаша сама, и подхватил ее на руки. К вечеру ей стало совсем плохо. Надя лежала на пальмовых листьях, на губах у нее выступила пена, она не могла говорить. Ее сильно знобило, от дрожи сводило все суставы. Виктор прикладывал к ее горящему лбу смоченную в холодной воде рубашку. Сегодня ей было даже хуже, чем вчера. "Она умрет у меня на руках, - вдруг подумал Виктор. - Я ничем не могу ей помочь… Не дай Бог, это тропическая лихорадка. Если это так, то ее может спасти только чудо". Когда приступ кашля миновал и она заснула, Виктор с жалостью рассматривал ее измученное лицо. Спящая, она казалась ребенком, и это внушало ему безотчетную нежность. Он сходил к источнику за пресной водой. Вернувшись, он осторожно заглянул в шалаш. Взгляд его скользнул по непрочным стенкам шалаша, и он ужаснулся. Прямо над лицом Нади, извиваясь и шипя, свешивалась мерзкая тварь. "Змея!" Нельзя было медлить ни секунды. Змея соскользнула с ветки и упала рядом с Надиной головой. Виктор понимал, что он должен убить ее одним ударом, иначе она укусит Надю. К тому же ему нужно было быть предельно метким. К счастью, его гарпун лежал тут же на траве. Виктор схватил его, прицелился и вонзил его в живую ленту. В предсмертной судороге змея метнулась к Надиной шее, но внезапно обмякла, голова безжизненно повисла. Надя проснулась от шума и увидев рядом с собой мертвую змею, вскрикнула: - Мамочка! Виктор подцепил змею и выбросил ее из шалаша. - Успокойся. Все в порядке. Ничего страшного. Надя расплакалась. Ее плечи сотрясались от рыданий. Виктор присел рядом, приобнял ее за плечи, пытаясь утешить. - Я больше не могу, - причитала Надя - Я хочу домой, я так устала! Виктор погладил ее волосы, он почувствовал как екнуло сердце. Впервые они были так близко друг к другу. Это было даже не желание, а нечто больше сентиментальное. Поток нежности хлынул в его душу и заполнил ее всю. Захваченный своими ощущениями, он даже не 0заметил, как Надя перестала плакать. А она словно опомнилась, оттолкнула его руку: -Что ты себе позволяешь? Отпусти меня сейчас же! Я в твоих утешениях не нуждаюсь! Ну-ка вали! - Она резко отодвинулась от него. Такого удара Виктор не мог ожидать. Все прекрасные чувства мигом улетучились. Он снова видел в ней ту же стерву, какой она была все эти дни. Он еле сдержался, чтобы не выплеснуть всю злобу, которая в нем накопилась. - А ты, оказывается, не педик, а то я уж думала… - Она едко усмехнулась. - Эта была последняя капля. - - А ты!.. - закричал он. - Сколько ты будешь мучить меня, а? Если бы ты знала. Как ты меня достала своими… своими… Да ты просто дура, дура натуральная, как все женщины! Лучше б я тебя не видел никогда! Кошка драная! Еще одна подобная выходка, и я не посмотрю, что ты баба, вмажу тебе хорошенько по твоей смазливой физиономии. Понятно тебе?! И он выскочил из шалаша. Перепуганная до смерти, Надя некоторое время оставалась без движения. Привыкшая выражать свои мысли грубо и ясно, она никак не ожидала такой реакции. Вдруг ей стало стыдно. Может быть. Впервые в жизни она почувствовала это так остро. "В конце концов, нас здесь только двое, - думала она, - и если даже беда не сближает людей, то как жить дальше…" Она столько лет строила вокруг себя невидимые крепостные стены, что теперь с трудом могла представить себе, что могла бы кого-нибудь допустить в свой мир. "Ведь он же спас мне жизнь… Почему же я такая неблагодарная…" Ее снова стал бить озноб. Приступ возвращался. Теряя силы, она запрокинула голову. "Хоть бы он вернулся, - успела подумать она. - Я бы могла попросить у него прощения…" - и потеряла сознание. ГЛАВА 6 "НИКАКИХ ЛЮБОВЕЙ!" Все началось с ящика шампанского. Они сидели в кафе "Мороженое" и лениво тянули молочный коктейль. Да зачем мне этот Питер! - высоким, хорошо поставленным голосом говорил Тема. - Там сплошной блат, все места на десять лет вперед расписаны. Я лучше здесь поступлю или вон, к родственникам, в Минск, в Институт культуры. А какая же цель? - басом спросила Надина подружка, толстая Красовская. - Нужно стремиться… Оленька, я тебя умоляю, - страдальчески поморщился Тема. - Все стремления и цели остались в комсомольской комнате, в школе. К счастью, это уже позади! Нет, серьезно, Темка, ты ведь во ВГИК хотел, на актерский. Или во ЛГИТМИК, - вмешалась Надя. Ну да, а если я не поступлю, - за меня вы с Красовской в армию пойдете, а? Это безнадега, нам, провинциалам, туда дорога заказана. Мы люди ма-а-а-ленькие,- дурашливо закончил он. Ах так, - вспылила Надя. - Тогда... Тогда поспорим, что я сейчас, вот в этом году, без всякого блата поступлю в твой дурацкий ЛГИТМИК! Ой, Надь, - испуганно пробасила Красовская, - ты ж в университет решила?! А, плевать! - махнула рукой Надя и, отбросив трубочку, залпом допила коктейль. - Спорим на ящик шампанского! Конечно, ни в какой Ленинград ее отпускать не собирались. Мама обзвонила всех родственников, и было решено, что "нечего девочке делать одной в незнакомом городе. И вообще, что эта за идея?!" Надя то ревела, то запиралась в комнате, отказываясь есть и пить, но ничего не помогало. Приближались вступительные экзамены. И тогда Надя решилась. Рано утром она позвонила соседу снизу. Ты сейчас выйдешь на балкон, - сообщила она. Чего это? - насторожился сосед-восьмиклассник. Делай что говорят! Я тебе сколько раз сигареты покупала? Слушай: я привяжу к простыне сумку, а ты ее поймаешь. Я скоро приду. Чао. Через пятнадцать минут дверь Надиной комнаты открылась. Мамочка, я зайду к Оле? - с примерной улыбкой сказала она. - Может быть, надо что-нибудь купить? Ты скажи, я могу зайти… Забрав у соседа сумку, она сунула ему конверт: Вот. Вечером отнесешь моим, - она протянула ему пачку сигарет. - Это "Мальборо". Настоящие. Держи - и, схватив сумку, она побежала по лестнице. "Не буду оглядываться, - подумала Надя. - Если оглянусь - разревусь и никуда не поеду". Вечером на вокзале ее провожала Красовская. Надь, а Надь, - всхлипывала она, - может не надо, а? Надо, - мрачно ответила Надя. - Ты не думай, я тебе деньги переводом пришлю - со стипендии. Граждане пассажиры, поезд отправляется, залазьте быстрее, - сказала белокурая проводница. Надя подхватила сумку и прыгнула на подножку. Заиграл оркестр, и поезд тронулся. Мимо проплывали чьи-то родственники, газетные киоски и цветочные клумбы. Рабочие поднимали алый транспарант "ПОДВИГ НАРОДА - БЕССМЕРТЕН!". Женщины шли с рынка и несли в сетках помидоры и зелень. А потом, все быстрее, и быстрей, замелькали ветки деревьев, навсегда заслоняя от нее знакомые дома и переулки… … На первый тур она пришла безо всякой подготовки. Даже в день экзамена она не знала, куда будет поступать, но в результате остановилась на отделении эстрады. По коридору ходили скромные, нарядные девочки и серьезные мальчики в туго затянутых галстуках. Ой, девочки, я так волнуюсь, - говорила рыжеволосая простушка, прижимая ладони к щекам. - Я когда волнуюсь, все время хочу есть. Все ем и ем. Даже смешно! Ой, девочки… Надя смущалась. К тому же утром у нее поехали чулки, а новые купить было не на что. Поэтому она стояла в стороне и бросала на проходящих ребят высокомерные взгляды. Наконец из аудитории выглянула кудрявая барышня и крикнула: Авсеева? Или Асеева - есть тут такая?! Боком, стараясь не показывать разодранный чулок, Надя прошла в аудиторию. У нее дрожали руки. Чтобы успокоиться, она ущипнула себя и громко сказала: Я вам сейчас спою! Когда она вышла, потрясенный старичок профессор высморкался и произнес: Она или идиотка, или гений. Ну что ж, - сказала мужеподобная стриженая дама, - в любом случае это интересно. Я думаю, надо брать. А ничего не подозревающая Надя шла по набережной. Еще немного - и этот удивительный город будет принадлежать ей. Его площадки, каналы, гулкие подъезды и скамейки в парках… - она получит право на этот город. " Вот я иду, - думала Надя, - и все думают: ах, какая замечательная и красивая девушка. Какие у нее умные глаза. Наверное, она живет тут за углом и вышла погулять... А какая у нее замечательная походка! - Наде стало смешно дот собственных мыслей. - Ну и пусть. Буду думать глупости. Хочу и буду!" Она улыбнулась своему отражению в витрине. Никогда ей не было так легко и свободно. Никогда она не чувствовала себя такой красивой. Зайдя в подъезд, Надя торопливо сняла рваные чулки и, надев туфли на босу ногу, зашагала дальше. Мимо, цокая каблучками, прошли две экстравагантные девочки. Как меня достал этот Майк, - раздраженно сказала одна. - Если папа узнает, что завалила английский, он точно не возьмет меня в Хельсинки! Расслабься, - ответила другая, - а Майка пошли подальше, вместе с его ревностью, тоже мне, Отелло выискался! Слушай, вон кафе, пошли кофе выпьем?! Мне просто необходим мой маленький двойной. Я даже не завтракала. Слушай, все будет о'кей… В кафе Надя пересчитала последнюю мелочь и, глядя продавцу в глаза, сказала хрипловатым голосом роковой женщины: Маленький двойной... Пожалуйста. И взяв двумя пальцами чашку, она гордо ушла к угловому столику… Девушка, можно сесть с вами? Вздрогнув от неожиданности, Надя подняла глаза. Перед ней стоял длинноволосый джинсовый парень. К-конечно, - запинаясь, сказала она. Парень раскрыл потрепанную книжку и вслух прочитал: -" И они начали бродить по сказочному Парижу, повинуясь в пути знакам ночи и почитая дороги, рожденные фразой, оброненной каким-нибудь клошаром..., на маленьких площадях, в укромной месте, усевшись на скамье, они целовались или разглядывали начерченные на земле клетки классиков - любимая детская игра, заключающаяся в том, чтобы, подбивая камушек, скакать по клеткам на одной ножке - до самого Неба". Правда здорово? Кстати, у тебя не будет сигаретки? Надя растерянно помотала головой. Жаль. Ты что, не куришь? Меня зовут Стив. А тебя как? Вы… Вы иностранец? - наконец смогла выговорить Надя. - Вы так хорошо говорите по-русски. Нет, - удивился парень, - я не иностранец. Я живу на Канонирском. А у тебя красивые глаза, - неожиданно сказал он и ослепительно улыбнулся. Эта улыбка совершенно преобразила его. Она словно осветила худое, смуглое лицо, и оно стало вдруг пронзительно, до боли, красивым и беззащитным. Надя смотрела на него, и сердце ее билось все быстрей и быстрей. " Как на зачете по физкультуре, - почему-то подумала она, - когда бежишь третий круг и сердце бьется в ямке у горла и больно дышать. Кажется, я влюбилась…" Она почувствовала. Что краснеет. Ну что, пойдем? - спросил Стив. Пойдем, - ответила Надя. … Экзамены прошли для нее как в тумане. Ночами Надя и Стив гуляли по городу, катались с горок на детских площадках и целовались. Утром Надя с удивлением обнаруживала себя перед громоздким зданием института. Ей ничего не оставалось, как войти в аудиторию и сделать. Что велят. А на следующем туре ей сообщали, что она благополучно прошла предыдущий. Наконец наступил день зачисления. Рассвет застал их на канале Грибоедова. Надя замерзла. И Стив отдал ей свою куртку. Обнявшись, они глядели, как красное солнце медленно выкатывается из-за крыш. У их ног плескалась темная вода. Слушай, Надькин, - позвал ее Стив. А, - сонно откликнулась она. Поехали ко мне. Как это? На автобусе. Приедем и ляжем спать. Надя растерялась. Она давно ждала, когда он заговорит об этом. Ей хотелось, чтобы ее соблазняли или уговаривали, но так?.. Так обыденно, так просто? "Как странно, - подумала она, - он ведь даже не говорил, что любит меня". Знаешь что…- начала она, не зная даже, что будет сейчас говорить. - Ой, я совсем забыла! У меня же зачисление сегодня! Давай так - я поеду сейчас в институт, а в пять мы встретимся и поедем к тебе. Праздновать мое поступление. К одиннадцати часам Надя была уже в институте. Институтские коридоры были пусты. На подоконниках спали разноцветные кошки. Уборщицы мыли полы. Хотелось есть и спать. В десять часов Надя купила чашку кофе в буфете, но пить не смогла. "Только зря потратила деньги, - вздохнула она. - Что же со мной происходит? Ведь я люблю его. И сама хочу этого. Наверное, это плохо. А может, и нет. Я уже ничего не понимаю. Какое красивое платье у этой девочки. Вот бы мне такое. Неужели так со всеми бывает - с моей мамой, и с бабушкой? И вон с той толстенькой тетенькой на остановке. Совсем пустая голова у меня. Как воздушный шарик. Главное, успеть вымыть голову". Извини, - обратилась Надя к светловолосой девочке, одиноко сидевшей на полу, - у тебя не будет сигаретки? Будет! - обрадовалась девочка. - Пойдем покурим?! И из-за этого ты с ними поругалась? - удивилась Надя. А ты как думала?! Пластинка-то была чужая, прикинь, и не польская, а родная, эпловская. Родители все одинаковые. Да уж, - мрачно сказала девочка, выпуская дым из ноздрей. - Я хотела к подруге ехать, да не успела - мосты развели. Всю ночь по городу шлялась, как дура. Кстати, меня зовут Юля. А тебя? Надя. Они сидели в туалете на широком каменном подоконнике. Из открытого окна тянуло дымом - это дворник жег во дворе мусор. А ты почему так рано? - спросила Юля. Так, - пожимая плечами, ответила Надя и вдруг спросила: - Скажи, а у тебя есть друг, ну, в смысле… ты понимаешь… Ну да, есть… Просто мне очень нравиться один человек, и я не знаю, что делать. Ты не знаешь, переспать с ним или нет? - живо поинтересовалась Юля. - А сама - то ты этого хочешь? Да, - тихо сказала Надя. "Как они просто об этом говорят", - подумала она. Ну, так и скажи ему об этом. - Юля легко соскочила с подоконника и, глядя на смущенное Надино лицо, добавила: - Слушай, будь проще! Не надо устраивать из-за этого проблему! Чем больше люди будут заниматься любовь, тем меньше будет войн. Так что ты, можно сказать, жертвуешь собой ради светлого будущего. Наде стало смешно. "Наверное, я и вправду старомодная провинциалка, - подумала она. - И чего это я выдумала? Светит солнце, я поступила в институт. И потом, я люблю его. Что может быть лучше?!" Ну что, пройдем? - сказала она и, блаженно потягиваясь, воскликнула: - Какой замечательный день!!! Маленький автобус вез их на Канонирский остров. Стив где-то раздобыл пятерку и купил бутылку вина и букет для Нади. Какое странное название - Канонирский остров. Там клевое место, - отозвался Стив. - Правда, туннель часто заливает. Но зато всех на катерах отвозят на "большую землю" - на работу и с работы. Забавно. А кто там живет? Там порт. А рядом со мной - общага для моряков. Представляешь, они из рейса приходят на месяц, спускают все деньги, крутят романы - и опять в загранку. У меня туда друг как-то вписался, он, кстати, тоже из ЛГИТМИКА, с актерского. Так к нему моряки водили девушек поприличнее, хвастались - а вот здесь у нас актер живет. Было жарко. Надя рассеяно слушала Стива. "Этот день я запомню на всю жизнь", - думала она. Как будто из будущего, уже вспоминая, она посмотрела в окно. Вдоль улицы тянулись одинаковые пятиэтажки. Возле будки с квасом выстроилась длинная очередь. На остановке стоял человек с арбузом под мышкой. И все это казалось значительным и прекрасным. "Наверное, именно такими бывают воспоминания". А потом они пили вино, не разливая в стаканы, из горлышка, говорили глупости, целовались, залили вином ее белую юбку. Сними, - сказал Стив. Хорошо, сказала Надя. Юбка полетела в сторону. Смотри мне в глаза, - улыбаясь, сказал Стив. - Если отведешь глаза - проиграешь. Его пальцы скользили вверх, по ее ноге, она чувствовала его взгляд, тяжесть его ладони. Я смотрю, - серьезно сказала Надя. Улыбаясь, он осторожно коснулся ее груди, он нежно ласкал ее через тонкую ткань рубашки, медленно расстегивая пуговицы, одну за одной, и Надя чувствовала, как теплая волна поднимается в ней, и она застонала, не в силах сдержаться, и закрыла глаза и, опускаясь на пол, услышала ласковый голос: Ты проиграла… На следующий день она послала домой телеграмму: "ПОСТУПИЛА ИНСТИТУТ ЗДОРОВА СЧАСТЛИВА ЦЕЛУЮ" и пошла покупать картошку к ужину. Лето прошло быстро. Домой она так и не съездила. Отделывалась телеграммами и короткими звонками с Главпочтамта. К концу августа Надя перенесла к Стиву свою сумку с одеждой, гитару и несколько книг, и они стали вместе жить. Квартира была коммунальной, с длинным коридором, выкрашенным зеленой краской, и огромной кухней. В туалете целыми днями журчала вода. Нева за окном была похоже на море. Просыпались они поздно - около двух. Лежа в постели, курили и целовались. Потом они пили кофе, слушали музыку, читали, шли в "Спартак" на сеанс в 18.00. Вечером к ним приходили гости. Соседка Эмма Петровна в ужасе пересчитывала количество ботинок в коридоре и восклицала: Не смейте устраивать здесь бордель! Чтоб не пугать старушку, гости разуваться перестали и входили в комнату в обуви. Они приносили с собой дешевое вино и сигареты, а Надя поила их чаем. Потом она садилась на пол напротив Стива и смотрела на него, рассеяно слушая обрывки разговоров. Старик, пройми, Дали круче всех. Рембрант отдыхает, и вообще, все старое искусство - это лажа… И тут у меня такие глюки пошли… Эй, кто там ближе - переверните пластинку… Лучше поставьте Диззи… На лежанке солдат и дура… Нет, ты мне скажи - если я абсолютно свободен, то… А что мне делать, если я его люблю? Тебе легко говорить… Надя выпила вина, но тоска не проходила. Тогда она встала и пошла плакать в ванную комнату. Закрыв на крючок дверь, она разревелась. Он не любит меня, не любит, не любит, - говорила Надя и сама себе отвечала: - Прекрати немедленно, ну. Чего ты, ведь все хорошо… На батарее сидел таракан и, прислушиваясь, шевелил усами. Чего уставился, - крикнула Надя и швырнула в него тапком. В коридоре она наткнулась на соседа. Сосед, как всегда, пьяный, в трусах и майке, стоял перед одним из гостей и кричал: Нет, ты голубчик, ты не туда попал, не в те рамки правил… Дверь открылась, и из комнаты вышел Стив. А я тебя искал, - сказал он. И услышав его голос, Надя сразу забыла свои тревожные мысли. Только его лицо, его улыбка. " Он любит меня!" - подумала она. Так сентябрь прошел. Три раза Надя сходила в институт, но потом бросила - слишком тяжело было вставать. "Вот, со следующего понедельника, я начну новую жизнь", - говорила себе Надя. Однажды Стив принес ей голубые джинсы и сказал: Вот. Это тебе. Родственники прислали из Америки, а сестре малы. Так она узнала, что у него есть сестра. Почему ты ничего о себе не рассказываешь? Если ты узнаешь, кто мои родственники, это тебе ничего нового обо мне не скажет. Я же рассказываю тебе мои сны. А все-таки? Слушай, меня достали мои предки. Они мажоры и зануды. Одна бабушка - клевая чувиха, но даже она не спасет ситуацию. Именно поэтому я живу здесь. Денег не было. Но они были влюблены и счастливы. Иногда Стив воровал для нее на клумбах цветы. Сэкономив на метро, они брали в столовой "Диета" пятикопеечный гарнир и съедали его на двоих. Ужин приносили гости, а если гостей не было, они на последней электричке ехали на Васильевский. Там, на двенадцатой линии, была столовая, где работал ночным сторожем друг Петька. Об этой столовой знали все - от питерцев до приезжих. В два часа ночи Петька открывал двери, пуская голодных студентов и хиппи. Это было райское место. На блюде возвышались макароны по-флотски. Компот из сухофруктов лился рекой. По просьбе Стива Надя брала с собой гитару. В компаниях она пела редко, но те, кому удавалось ее уговорить, долго не могли забыть ее голос. Но чаще она давала поиграть на гитаре другим и, сидя рядом со Стивом, молча слушала. Как-то по утру, когда все наелись и наговорились, толстая девочка в рваной рубашке отложила гитару и сказала: А в Москве, между прочим, сейшн. Когда? - загудела компания. Послезавтра. Тогда поехали в Москву?! Поехали! Через час Надя и Стив были на трассе. Главное, добраться до Высшего Волочка, - говорил Стив, - а оттуда можно и на электричках. Обещай мне, что ты там будешь петь?! Да ну тебя, - сердито отмахнулась Надя. - Что вы все пристали ко мне. Ты вон лучше машину останови, а то мы и к ночи не доберемся… Как называется эта улица? - спросила Надя, выглядывая в окно. Арбат, - ответила молодая женщина, помешивая овсянку. У ног ее сидели три кошки и пес. Кошек звали Жужка, Ушко и Господин Валенок, а собаку просто - Собакой. Еще был двухлетний мальчик Боря, который сидел на полу и пытался засунуть медиатор в кабину игрушечной машинки. Скажи, неужели ты не устаешь от всей этой тусовки? Нет, - улыбнулась женщина. - Я люблю, когда много людей. А где Стив спит? Откуда я знаю, - мрачно сказала Надя. - Он поднялся и ни свет ни заря ушел… Ничего не сказал. Я… Я не знаю, что это значит. Он даже не подходит ко мне, как будто мы чужие. Целыми днями болтает с этой Галой. Ты сама знаешь, что это значит, - спокойно ответила женщина. - Но жизнь все равно прекрасна. Хочешь овсянки? Надя не ответила и понуро вышла из кухни. Не зная, чем заняться, она бродила по квартире. Во всех комнатах спали люди. На полу валялись стаканы и пепел. Длинноволосая девочка рисовала помадой цветы на облезшей стене. "Никто ничего не поймет",- подумала Надя. Взяв куртку, она вышла в подъезд. На лестнице послышались голоса. Привет, - удивленно сказал Стив. - Откуда ты здесь? Волосы его были мокрыми от дождя. А мы на галерею ходили, - радостно сказала Гала. - Там классная акустика. Если хочешь, пойдем туда завтра. Ты ведь тоже поешь? Да, я ТОЖЕ пою. Кстати, это моя гитара. Ничего, если я ее заберу, нет? - Надина улыбка не предвещала ничего хорошего. Что случилось? - захлопала ресницами Гала. - Я что-то не так сказала? Все так, - ответила Надя. - Мне просто кажется, что кто-то здесь лишний. Слушай, - вмешался Стив, не надо устраивать проблем. Все было кайф, ведь так? Давай останемся друзьями. Я пока буду здесь, так что, если хочешь, можешь жить у меня. О кей?- И он улыбнулся. "Как тогда в кафе, - оторопело подумала Надя. - Значит, это я лишняя". Схватив гитару, она кинулась вниз по лестнице. Подожди, сумасшедшая, - Стив догнал ее уже во дворе и сунул в руку смятую десятку, - Тебе ведь надо будет добраться. Ты что, расстроилась? Нет, что ты! Ведь все было в кайф… Рано утром Надя приехала в Ленинград. Всю ночь она проревела в тамбуре. Какой-то солдатик порывался ее утешить, но она так на него наорала, что тот шмыгнул в купе и больше не высовывался. В город идти не хотелось. В кассовом зале не было ни души. Надя уселась на каменное ограждение вокруг бюста Ленина. "Никого не хочу видеть. Буду сидеть здесь, пока не умру". Ей было холодно и одиноко. Единственным живым существом казался мраморный Ленин. Обхватив руками подножие бюста, она плакала и жаловалась: Он меня не любит. Не лю-юбит! Размазывая по щекам слезы и тушь, Надя уговаривала себя: "Все. Прекрати немедленно! Все будет хорошо. Просто лучше не бывает!" Чтобы успокоиться, она взяла в руки гитару. Надя пела. Ей хотелось выкричать, вырвать эту боль, чтоб она с голосом улетела под потолок. Выше. Еще выше. Она пела, чтобы забыть свою любовь, свою поглощенность другим и вернуть себя - детскую, отчаянную, злую, веселую… Ее голос звенел, и постепенно она забывала обо всем, став только голосом, только чистым хрустальным звуком… Открыв глаза, Надя увидела толпящихся людей. Уборщицы, кассирши, случайные прохожие - все смотрели на нее. Ожидая чего-то. Надя встала. Отряхнула джинсы. Взяла гитару. "Вот и все, - подумала она, - больше никаких любовей". Ой, девушка, вы уже уходите?! - огорчилась старушка уборщица. - Так хорошо вы пели - душа согрелась! - Извините, - смущенно ответила Надя, - мне в институт пора. К первой паре. ГЛАВА 7 САМОГОН Вот черт! - Виктор резко сел, головой задев крышу их импровизированного шалаша. Какое-то тропическое насекомое - заползло в ухо, и теперь он тряс головой, пытаясь вытряхнуть жука. Выспаться опять не удалось. Наконец жук оказался на песке. Здесь, в тропиках, был рай для насекомых, миллионы их гудели и жужжали днем в лесу, несметные полчища муравьев ползали по земле, бабочки ярких пронзительных тропических цветов перелетали с цветка на цветок. И поначалу Виктор не мог сесть на землю, не посмотрев внимательно под ноги, боясь укуса какого-нибудь насекомого, но потом он стал относиться к этому более спокойно. Вот только этот жук, заползший в ухо, доставил массу неприятных ощущений и так некстати разбудил его. Поспать днем не удастся: опухоль на руке Нади вроде бы начала спадать, но вчера вечером вдруг резко поднялась температура, и он не спал до глубокой ночи, пытаясь хоть как-то сбить жар. "Только бы снова не началась лихорадка, тогда я ничем не смогу ей помочь. Проклятое стечение обстоятельств! Вот как бывает! Действительно как Робинзон Крузо, на этом проклятом острове будем куковать неделю-то уж точно. Спасательные работы уже, наверное, идут, нас ищут, хоть ведь незапланированный рейс этой "примадонны" нигде не зарегистрирован. Вот черт! Так влипнуть! Роман только писать. "Капитан дальнего плаванья и поп-звезда остаются одни на необитаемом острове среди кровожадных акул и диких обезьян". Просто смешно! "Она умирает у него на руках, но его мужественное лицо не выражает никаких эмоций. Кому рассказать - засмеют". Виктор вылез из шалаша. Утро едва начиналось. Прекрасный вид открывался вокруг. Лазурное море тихо плескалось в нескольких шагах, на голубом небе не было ни облачка, несколько чаек ходили по кромке прибоя и что-то выискивали в выброшенных на берег водорослях. Высокие пальмы склонили свои верхушки к воде. И полная тишина вокруг. "Как в рекламе туристических фирм". - Виктор потянулся. Нужно было найти пищу для завтрака, проверить брагу и по возможности сделать хоть немного спирта. Рану у Нади начали воспаляться, многочисленные ссадины и ушибы необходимо продезинфицировать, и чем скорее, тем лучше. "Бедняга! Сколько ей пришлось пережить!" За последние сутки весь ее гонор куда-то пропал, она лежала в шалаше и тихонько стонала. Эта ночь была самой тяжелой. Надя металась в бреду, кричала, звала каких-то людей, выкрикивала непонятные имена. И лишь под утро забылась в глубоком нездоровом сне. Виктор побрел к воде. Она оказалась настолько теплой, что ноги сначала не почувствовали разницы. Скинув с себя лохмотья, Виктор решил искупаться. Он шел и шел от берега, но глубина все не наступала, и лишь отойдя метров пятьдесят от берега, он смог нырнуть. Зеленый свет окружил его, маленькие тропические рыбки промелькнули мимо. Вынырнув, Виктор натренированными движениями поплыл к месту падения самолета, - еще в училище он получил от мастера спорта по плаванию. Самолет упал в метрах в трехстах от берега. Глубина там доходила до двадцати метров, но сквозь прозрачную толщу воды можно было разглядеть обломки самолета, лежащие на песчаном дне. До сих пор Виктор не мог понять, как же им все-таки удалось избежать гибели, все произошло будто в страшном сне. Паника, крики, падение, и бах! - удар о воду, кровь, обломки, ужас. Виктор нырнул опять. "Если постараться, можно попытаться донырнуть до самолета, и была бы большая удача, если б удалось достать что-нибудь. Аптечка, решила бы все вопросы, вот только где она?" Воздух закончился, и Виктор вынырнул на поверхность. Пора возвращаться. На берегу он нашел несколько выброшенных прибоем устриц. Две из них уже испортились, и он бросил их чайкам. Обломав ноготь на пальце, он все-таки разломал остальные, сел на песок и стал жевать пресное водянистое мясо, пахнущее тиной. Поев и совсем не утолив чувство голода, Виктор побрел к шалашу. Солнце у2же заметно припекало. Нужно было посмотреть, как там Надя, и начинать приготовления к перегонке браги. В полумраке шалаша было гораздо прохладней. Несколько крупных ночных бабочек сидели в темных углах среди веток, сквозь листья пробивались косые лучи света. Надя тяжело дышала, крупные капли пота выступили у нее на лбу, закрытые веки дрожали. Намочив тряпку водой из плошки, которую он сделал из разбитого кокосового ореха, Виктор приложил ее к губам Нади. Она тихонечко застонала. Вытерев ей лицо, Виктор сказал ей: Сейчас я попытаюсь сделать что-нибудь. Держись. Я отлучусь ненадолго. - Надя с трудом открыла глаза. - Ты меня слышишь? Ты кто? - едва открывая рот, прошептала Надя. Я Виктор, ты не узнаешь меня? Я хочу пить. - Голос Нади стал совсем тихим. Да, конечно, - Виктор взял плошку с водой и прислонил ее к губам Нади, та сделала несколько маленьких глотков и опять закрыла глаза. Я скоро вернусь, потерпи еще немного. - Виктор вылез из шалаша. Солнце палило вовсю. Легкий ветерок нисколько не охлаждал. Брага было готова. Выдолбленные тыквы очень удачно подошли для этого. Виктор понюхал одну из них. В нос ему ударил кисло-сладкий запах перебродивших плодов. Тысячи муравьев копошились внутри, привлеченные вкусной едой. "Так брага уже подоспела. Теперь нужен какой-нибудь железный сосуд и несколько железных трубочек. Тогда, сможет быть, удастся сделать немного самогона. И чем скорее, тем лучше. Утолив голод несколькими бананами, Виктор опять поплыл к месту падения самолета, надев на себя свой брючный ремень: может быть, удастся прихватить что-нибудь с собой. Только на третий раз ему удалось донырнуть до самолета: чувствуя, что ему катастрофически не хватает воздуха, Виктор лихорадочно пробовал оторвать кусок обшивки или какую-нибудь деталь, но все было тщетно. Еще и еще пробовал нырять Виктор, силы уже были на исходе. Он решил изменить тактику. Пытаться не оторвать кусок обшивки, а искать рядом на дне. Наверняка обломки самолета лежат рядом. И действительно, в нескольких метрах от фюзеляжа Виктор сразу нашел колпак обтекателя от хвоста. Дюралюминиевый обтекатель как нельзя лучше подходил для его целей; теперь оставались только трубки. Конечно, лучшим выходом из сложившейся ситуации была бы аптечка, но сколько ни всматривался он в обломки, ничего похожего не видел. Самолет лежал на дне, разбитый на несколько частей. Виктору удалось обследовать только хвостовую часть самолета, остальные части лежали глубже, и донырнуть до них не представлялось возможным. Ничего похожего на трубки Виктору так и не удалось найти. Уставший, он поплыл к берегу, надев обтекатель на голову как колпак. Он представил себя со стороны и улыбнулся, действительно, все выглядело довольно комичным. Среди синего моря плыл человек в железном шлеме. Неясное чувство беспокойства вдруг заставило обернуться Виктора назад. Черный плавник над водой кружился на том самом месте, где несколько минут назад нырял он. "Этого еще мне не хватало. Слишком много всего сразу". До берега оставалось метров сорок. Вода доходила до плеч. "Быстрей. Быстрей! Это уже не смешно. Было бы глупо погибнуть в пасти акулы после всего. Что произошло". Плавник исчез. Вода было уже по пояс. Виктор бегом бежал к берегу. И тут он краем глаза увидел, что огромный черный плавник показался метрах в двадцати справа от него. "Вот черт!" На мелководье акула чувствовала себя так же уверенно, как и на глубине. С колпаком на голове, размахивая руками, поднимая в воздух брызги, Виктор бежал изо всех сил к берегу. Никогда в своей жизни он так быстро не бегал, а тем более по воде. Когда до берега оставалось метров десть, Виктор не выдержал и матом заорал на все побережье. Выскочив на берег, он обернулся. Акула исчезла. Может быть, ругательства отпугнули ее. Виктор тяжело дышал. "Вот черт! Это уже слишком. Больше я в море ни ногой. Хватит с меня!" Надя в очередной раз забылась. Покачав головой, Виктор сплюнул. Девушке было совсем плохо. У нее начался приступ. Нужно было что-то предпринимать. Наломав хвороста, Виктор подготовил костер. "Слава Богу, что зажигалка при мне! Что бы делали без огня?" Его зажигалка "ZIPPO" чудом осталась после катастрофы в кармане его брюк. Запалив огонь, Виктор начал подготовку для того. Чтобы сделать самогон, так необходимый для дезинфекции ран Нади. Странно, но каким-то образом сам он остался цел и невредим, только несколько царапин на спине, и все. Счастливая случайность? Перелив брагу из тыкв в обтекатель, Виктор палочкой начал доставать из нее муравьев. Их наползло туда тысячи, и теперь они копошились там, слипшись и беспомощно барахтались в сладкой жидкости. Браги было примерно литров пять, и требовался хороший огонь, чтобы довести ее до кипения. Выловив несколько десятков муравьев, Виктор выругался. Вылавливание насекомых представлялось ему бессмысленным: не успевал дон достать палочкой очередного муравья, как десять новых спешили на запах браги и падали, срываясь с краев обтекателя, вниз. "Ладно, крепче будет". Виктор отбросил палочку в сторону. "Самогон из муравьев должен получиться очень даже ничего". Укрепив с помощью камешков обтекатель в вертикальном положении, Виктор разжег костер. Запахло сладким дымом. Вымыв пустые тыквы, он набрал в них воды для охлаждения конденсата. Оставалось самое главное - получить тот самый конденсат. Сначала Виктору казалось, что он сможет загнуть рваные края обтекателя и сделать некоторое подобие закрытой кастрюльки, но стенки оказались слишком толстыми, и Виктор не смог ничего поделать. Теперь надо было что-то придумать. Он вспомнил, что на берегу он видео плоский камень, главное. Чтобы он был не слишком толстым. И действительно, камень был то, что нужно. Толщиной сантиметра три, он как нельзя лучше подходил для крышки на обтекатель. Приспособив плоский камень сверху, Виктор замазал щели глиной, которую набрал еще раньше, когда ходил в лес за водой. Оставив маленькое отверстие, он вставил в него трубочку из бамбука. Все было готово. Осталось только ждать. Из трубочки пошел пар. "В принципе я делаю все правильно. Лишь бы камень не треснул. Я поставил его немного наклонно. Все должно получиться". Прошло немного времени, и из трубочки стала вырываться сильная струя пара. Было слышно, как бурлит внутри обтекателя брага. "Нужно еще больше удлинить трубку, чтобы пар смог охладиться". И Виктор с помощью глины приспособил еще одну бамбуковую трубочку в продолжение первой. Поливая эту странную конструкцию из трубок водой, он с нетерпение ждал. "Деревянные трубки плохо пропускают тепло, в этом главная загвоздка". Виктор, кусая губы, стоял на коленях над своим изобретением. Пар сильной струей, вылетал из трубки. Подставив плошку из кокосового ореха под конец трубочки, Виктор продолжал поливать их водой. И чудо! Несколько капель упали в плошку. "Заработало!" Виктор помчался к морю за водой. Вместо пара из трубки вырывались капли мутной жидкости. Попробовав на вкус одну из них, он поморщился: совершенно отвратительно на вкус, но градусов тридцать есть. Спустя час в плошке плескалось некоторое количество самогона. "Аппарат вышел на проектную мощность. Еще бы сделать вторую перегонку, но как? Без металлических трубок здесь явно не обойтись. А где их взять? Да и зачем? Все-таки спирта немного есть в этом адском зелье. - Виктор отвернулся от дыма. - Раны продезинфицировать, я думаю, можно. Во всяком случае, хуже не будет". В плошку накапало около стакана. Запах самогона бил в нос. Виктор не удержался и глотнул теплой жидкости. На вкус это было действительно отвратительно, но спустя минуту Виктор почувствовал, как зашумело у него в голове. "Нормалек. Можно открывать ликероводочный завод. Вот с тарой только проблемы будут". Виктор поднялся. Нужно было как можно быстрее обработать раны у Нади. Споткнувшись о корни кустарника и расплескав половину содержимого плошки, Виктор залез в шалаш. Наде становилось все хуже и хуже, еще утром она выглядела куда лучше, но сейчас… Ее осунувшееся лицо было покрыто каплями пота, руки мелко дрожали, она беспорядочно дышала, негромко постанывая. Намочив в теплом самогоне тряпочку, Виктор приложил ее к большой ссадине на бедре Нади. Та отдернула ногу и громко застонала. Терпи, казак, атаманом будешь! - Виктор прикладывал тряпочку к ранам девушки. - Терпи, видишь, самогонку для тебя сделал. Вот поправишься, устроим вечеринку, споешь мне свои хиты. Мне же больно! - Надя открыла глаза. - Мне же очень больно. Дурак! Ты знаешь что? Помалкивай! Терпи и помалкивай! Тоже мне поп-дива! Я для нее здесь стараюсь, а она мне - дурак! Ишь ты! Подуй хоть! Мама! - вскрикнула вдруг Надя. Мамочка, как больно. Терпи, терпи. Мама тебе не поможет. - Виктор все-таки стал аккуратнее протирать раны. - Эй, Надя! Ты что? Надя опять потеряла сознание. Вот черт! Что же мне с тобой делать? - Виктор в бессилии опустил руки. - Я же ничем не могу тебе помочь. Прошел еще один день. Фиолетовые сумерки опустились на остров. Влажный душный воздух был таким плотным, что казалось, его можно было резать ножом. Виктор сидел пред шалашом, подбрасывая веточки в костер. Брага уже выкипела, и Виктор снял свой аппарат с костра. Самогона получилось около литра. Надя в беспамятстве лежала в шалаше, ей стало еще хуже. Лихорадка сделала свое дело. Виктор видел людей, которые умирали от этой тропической болезни, и знал, что шансов у Нади нет. Наступил кризис. Надя умирала. Виктор сидел мрачный и втыкал свой ножик в песок. Он допивал самогон и думал об этой глупости, глупейшей ситуации, в которую он так влип. "Дерьмо собачье! Она не выкарабкается, это точно. Ее теперь уже ничего не спасет. Бедная певичка! Надо будет ее похоронить прямо здесь. Мы находимся где-то около тридцать седьмой параллели, лететь оставалось нам минут тридцать от силы. Значит, до Австралии миль семьдесят. Не. Не доплыву. Но попробовать можно. Торговые пути кораблей проходят где-то рядом. Если сделаю плот, можно продержаться неделю-другую. Течение должно меня вынести в океан. Эту возможность нужно использовать до конца. Завтра же с утра приступаю к постройке плота". В голове от выпитого самогона шумело. "Завтра будет тяжелый день. Бедная девочка! Как жаль!" Виктор растянулся на песке. "Спать, необходимо как следует выспаться". Наступила тропическая ночь. Огромные белые звезды висели, казалось, прямо над землей. Тихо шумел прибой. Где-то вскрикнула ночная птица, ей откликнулись обезьяны. Потом все смолкло. Ядовитая сороконожка заползла на ногу Виктора, но он ничего не чувствовал. Он крепко спал, провалившись в тяжелый сон. Ему снилась огромная акула, которая преследовала его в тропических джунглях. Он пытался убежать от нее, но он не мог, его ноги запутались в лианах. Он кричал от ужаса, а акула снова и снова настигала его и рвала на части своими страшными зубами. Он пытался ударить ее ножом, но нож выпал из его рук и пропал в густой траве. Кто-то сказал ему: "Тебе нужно найти камень!" И Виктор полетел в черную бездну. Ядовитая сороконожка переползла на спину и двигалась к голове Виктора, который лежал на животе. Ее многочисленные лапки стремительно сменялись одна другой. Достигнув плеча, сороконожка остановилась. Из-за темного леса поднималась огромная белая луна. ГЛАВА 8 АСЯ Автобус стоял под прицелами артиллерийских орудий. Разнокалиберные, гусеничные и колесные, приземистые и длиннолапые, пушки, минометы и гаубицы требовали к себе внимания. Они были угрюмы по природе, а глухой зеленый цвет уподоблял их неуклюжим насекомым. Из экскурсионного автобуса выходили разбуженные призывники. Небо цвета мокрого асфальта старило юношей, делало движения их ревматическими, а лица тусклыми. Виктор не мог понять, какая такая великая сила заставила этих ребят и его вместе с ними плестись от одной груды свежевыкрашенного железа к другой. Сдавив кулаками лицо в подобие гармошки, выжимая из себя остатки сна, Виктор вошел в музей артиллерии. В фойе призывников поджидала женщина в военном мундире. Она заранее улыбалась. - Здравствуйте, дорогие мои, - начала женщина-офицер, очертив руками в пространстве то место, куда следовало стать и слушать. – Меня зовут Роза Максимовна. Наш музей, - это история многовековой славы доблести русского оружия. - А где у вас тапочки? – спросил Виктор. – Я слышал, что в музеях должны давать тапочки. Компания призывников оживилась. Посыпались вопросы. - Артиллерия в сухопутных войсках составляет их огневую ударную силу, - отвечала Роза Максимовна на все вопросы разом. – Различают артиллерию войсковую и артиллерию резерва Верховного Главнокомандования. Первый экспонат называется… Название пушек запоминать было немыслимо. Виктор обращал больше внимания на портреты инженеров-конструкторов. Встречались живые и умные лица. Плоды их труда были неинтересны. Роза Максимовна завелась. Она лихо взбиралась на пушки, крутила колеса, вращала стволами так, что у призывников захватывало дух. - Артиллерийский выстрел – это совокупность снаряда, взрывателя, порохового заряда, средства его воспламенения и гильзы! – кричала Роза Максимовна, таращась в прицел. Нечто противоестественное заключалось в том, что все эти пушки находились в помещении с окнами и люстрами. Люстры были старинные. Застекленный макет воспроизводил защиту Ленинграда. На изрытом воронками поле разыгрывалось миниатюрное побоище. Немецкие танки застыли в стремлении прорвать оборону русских оловянных солдатиков. Виктор прильнул к стеклу. Маленький солдат, раненный в голову и грудь, спешит на последнем дыхании поднести снаряд к пушке, у которой деформирован ствол. Но маленький солдат не знает об этом, он совершает геройский поступок, великий подвиг и решает исход битвы. Рукав солдата распорот вдоль плеча. На обнаженном участке кожи видна татуировка: "Нет в жизни счастья" - Какие у вас будут вопросы? – спросила Роза Максимовна. - Можно взглянуть на схему этого электронно-оптического прицела? – поинтересовался кто-то. - Нет, конечно, это же военная тайна, - пошутила Роза Максимовна, но схему так и не показала. – В следующем зале нам предстоит увидеть… В следующем зале ссорились рабочие. Они собирали новый экспонат – какую-то панцирную гаубицу. Что-то не ладилось, возможно, не хватало деталей, из-за чего один рабочий пострадал физически, другой был груб в выражениях, и оба норовили поколотить третьего. Приунывшие было призывники вновь оживились, а Виктор с облегчением вздохнул – этот зал был последним. Возвращаясь в артиллерийское училище, призывники рассматривали проплывающий за окнами город и грызли "ленинградское" мороженое. Они поглощали его с такой жадностью, будто после предстоящего экзамена их навсегда лишат этого удовольствия. А Виктор думал о том, как выкроить удобный момент, чтобы позвонить сестре в Петропавловск. Со времени его побега прошла неделя, и мысли о событии, в которое он оказался втянут, теперь не давали ему покоя. "Удрал, как последний трус, - терзаясь, говорил он себе. – Но, может, сестра что-то знает? Она должна знать". Виктор решил позвонить ей, как только покончит с экзаменом. На классной доске были написаны три темы. Прочитав их, Виктор опешил. Задание оказалось трудным. Он ожидал, что темы сочинений будут связаны с русской литературой. В этом случае он мог бы ввести Раскольникова в действие романа "Война и мир", доказывать на десяти страницах, что читал "Анну Карамазову" и пороть прочую чушь, чтобы сорвать, завалить экзамен. Еще в музее Виктор пожалел, что ввязался в эту артиллерийскую канитель. Теперь он хотел одного – выйти из игры. Но темы сочинений ("Как я провел лето", "Нам песня строить и жить помогает" и, наконец, "Когда труд удовольствие, жизнь хороша") поставили его в тупик. Он не мог отделаться от ощущения, что задания были написаны на доске не кем иным, как Розой Максимовной. И хотя это был, безусловно, серьезный удар со стороны противника, Виктор принял его достойно. Он взял первую тему и начал сочинение эпиграфом: "Я так хочу, чтобы лето не кончалось, Чтоб оно за мною мчалось…" К этому времени сосед Виктора перебросился уже на вторую страницу. - Не подскажешь, в каком году умер Петр Первый? – спросил у него быстрый сосед. - Не помню. А что за тему ты пишешь? – удивился Виктор. - "Когда труд удовольствие", - ответил сосед и полез за шпаргалкой. Опус про лето Виктор щедро умастил разного рода ошибками. Потом он подумал, что военных должна раздражать неаккуратность письма и навел недостающей черноты. Результат не оставлял ни единого шанса на зачисление. Виктор сиял, представляя себе членов экзаменационной комиссии, склонившихся над его сочинением. На следующий день в коридоре училища к нему подошел майор. - Мартов, поздравляю, зачислены, - протрубил он, почесывая большим пальцем грудь. - Не может быть… - растерялся Виктор. - В юности я тоже стремился быть писателем, - продолжал майор, - романы сочинял про людей и животных. Животных любил. А вы. Мартов, способный. Вы будете служить как следует. Нам такие кадры ой как нужны. - Моя фамилия Марков. Может быть, тут ошибка?.. - Отставить! – приказал майор, а потом потрепал Виктора за ухо. – Анекдоты про артиллеристов знаете? - Нет. - Даю три года на то, чтобы выучить хоть один! – Отрезал он и уходя запел: - Я так хочу, чтобы лето не кончалось… Вторую половину дня Виктор был словно в чаду. Оглушенный громогласным майором, он брел по бесцветным улицам, сворачивал в проходные дворы, попадал в тупики. Город казался ему огромным лабиринтом, в котором нужно было отыскать междугородный телефон, чтобы позвонить сестре. Это удалось только к вечеру. - Алло. Ася? – кричал он в трубку. – Говори громче, я плохо слышу тебя. - Витя, ты где? Ты в Ленинграде?- наконец, прорезался сквозь помехи голос сестры. - Что дома? Как ребята? Ася, я забыл тебе тогда сказать, за ремонт туфель ты Колянычу ничего не должна. Я рассчитался с ним перед отъездом. - Витя, я места себе не нахожу. Косой, Валек и Женька в КПЗ. Будет суд. – Асин голосок сорвался, она плакала. – Витя, за тобой приходили тоже. - Ася, успокойся, мне ничего не грозит. - Ты не был с ними? Скажи мне, что ты ни при чем. - Конечно, я же сказал тебе. Виктор был в замешательстве. Он забыл, о чем хотел спросить Асю. Брат и сестра молчали. В трубке раздался короткий гудок. - Витя, ты меня слышишь? Ты экзамены сдал? – всполошилась Ася. - Да, то есть нет. Послушай, ты не знаешь о той девушке, которую сбил Валька? Она жива? - Да, она в больнице. Витя, ты… Связь оборвалась. Выход из кабины загородила цыганка. На плечах у нее сидел чумазый ребенок. Цыганка проворно схватила Виктора за руку. - Дай погадаю, молодой-красивый, что тебя ждет впереди, чем сердце успокоиться. Я все скажу, ничего не утаю. Позолоти, милый, - протараторила цыганка и улыбнулась, выставив золотой зуб. Виктор хотел было обойти ее, но малыш вцепился в его воротник. - Будет казенный дом, - не унималась цыганка. – Станешь артиллеристом, милый. Будешь ходить в звании капитана. Долгая дорога ожидает тебя. Я всю правду говорю. Чтобы как-то отделаться от цыганки, Виктор сунул ей рубль и вырвался из кабины. Он не представлял куда идти дальше. Одно Виктор знал точно – в училище он не вернется. Вечерело. Виктор обнаружил, что прохожие разделились на два типа. Одни спешили в свои дома, другие – только что эти дома покинули, и благодаря их появлению на улицах, город стал каким-то озорным и легкомысленным. Прогуливались пары с цветами. Мальчишки на велосипедах удирали от метлы дворника. Зажигались уличные огни. У Виктора была уйма свободного времени, чтобы собраться с мыслями. "Мне двадцать лет, - думал он, - меня разыскивает милиция, а теперь еще и военные... Преследуя, они загнали меня в этот город. А ведь это только начало моей жизни. Неужели дальше будет круче?" Раздался резкий автомобильный сигнал, и Виктор отскочил в сторону, едва не попав под колеса грузовика. "В чем я виноват? – размышлял Виктор, продолжая свой путь. – Я виновен в переломленных костях несчастной девчонки. То, что за рулем был не я, - не важно. За рулем был мой друг Валек. Теперь он не думает о своей вине. За него это делает суд. Может быть, мне самому пойти в милицию?" Вечер окутал дома с лепными украшениями. Укоризненные взгляды атлантов и кариатид застилала тень. Виктор сидел в сквере и смотрел на горящие в лучах заката крыши. В его голове не было ни одной стоящей мысли. Он не подумал о ночлеге вовремя, а теперь уже было поздно. Мимо Виктора прошуршала джинсовая с бахромой юбка. Вышитая бисером сумка, майка с надписью, - девушка была хиппи. - Хиппуешь, плесень? – неожиданно вырвалось у Виктора. Это было Женькино выражение, от него Виктор и узнал о хиппанах. Сам он до этого момента их не встречал. Он подумал, что обидел ее, и уже сожалел об этом, но девушка вернулась, подошла к нему и очень серьезно произнесла: - Да, а что? Оскорбленной она не выглядела. - Видишь ли, я не местный и к вашим красотам только привыкаю. - Да, и как тебе город? Дрянь. Но ты не принимай это на свой счет. - То место, откуда ты приехал, наверное, лучше? - Дрянь. В ровных каштановых волосах девушки сверкали цветные бусинки, обута она была в нелепые, видавшие виды кеды. Кроме странного облачения и неожиданных украшений, в ней не было ничего особенного, но Виктору понравился ее голос, звонкий и нежный. "Дети – цветы жизни" – гласила надпись на майке. "Эта девушка – ребенок", - подумал Виктор. Ему захотелось погладить ее по голове, как маленькую. - Ты хорошая, - сказал он. - А ты отвратителен, - смеясь, заявила девушка и присела на скамейку. - Меня зовут Виктор. - А меня – Ася. - Редкое имя. Но я к нему уже привык – мою сестру так зовут. - Когда я проходила мимо, мне показалось, что ты сидишь здесь целую вечность. - Меня разыскивает милиция. - Выходит, у них есть шанс. - Нет у них никакого шанса. Пошли куда-нибудь. Вскоре они оказались у Асиного дома. - Если тебе некуда идти, можешь переночевать у меня, - неожиданно сказала Ася. "Шлюха? – подумал Виктор. – Но провести ночь у шлюхи лучше, чем в милицейском участке". Ему оставалось только принять приглашение. Асина квартира ломилась от хиппанов. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то заваривал чай, а один чудак вращал на пальце грампластинку, изображая проигрыватель. Асю они встретили дружным улюлюканием. Она достала из сумки какие-то книги и представила своим друзьям Виктора. Книги хиппанам понравились. Взвыли "Биттлз". Лохматые друзья Аси вращали головами в такт песне. У некоторых в ушах поблескивали серьги. Ася для них была, как говорится, своя в доску. Виктора они игнорировали. Как бы ни относилось к нему это племя, Виктор решил просто завалиться где-нибудь и хорошенько выспаться. За Асю он был спокоен. "Она не шлюха, - решил Виктор, - она просто дура". Виктор проспал до полудня. Проснувшись, он обнаружил, что не только в комнате, где он спал, но и во всей квартире не было ни души. Виктор решил принять душ. Выйдя из ванной, он столкнулся с бородатым, грозного вида мужчиной в тельняшке. Тот курил трубку и, проходя по коридору, оставлял за собой облачко дыма. - Я отец Аси, Иван Дмитриевич, - представился бородач и укоризненно выставил указательный палец: - Долго спишь, Виктор. - А где все? Где ваша дочь, Иван Дмитриевич? – спросил Виктор. - Ты сначала оденься, а потом и про дочь поговорим, - ответил отец Аси. - Можно воспользоваться вашим утюгом, Иван Дмитриевич? - Валяй. Отец Аси оказался адмиралом. Они беседовали за чашкой кофе на просторной адмиральской кухне. - Я всех этих нехристей выпроводил, - говорил Иван Дмитриевич. – У меня договор с ними: утро я встречаю в одиночестве. - Выходит, я испортил вам утро? - Ася просила не трогать тебя. Она редко меня о чем-нибудь просит. И потом, ты же не знал про наш уговор. Теперь будешь знать. - Я из Петропавловска, - опережая вопрос Ивана Дмитриевича, сказал Виктор. - И какими ветрами тебя сюда принесло? - Ошибочное стремление стать артиллеристом. - Всякое стремление ошибочно, - медленно произнес Иван Дмитриевич. Виктор не знал, что на это ответить. - Ладно, - выбивая из трубки табак, продолжал адмирал. – Дальше-то что? - Я сейчас встану, уйду, и больше мы с вами никогда не увидимся. - Ася мне про тебя многое рассказала. Смешной ты, ей-богу. Ася сказала, ты мечтаешь поступить в мореходное училище. - Здесь что, вербуют в мореходку? – усмехнулся Виктор. – За что мне такое наказание? - Заберешь документы оттуда, где ты их оставил, и отнесешь туда, куда ты мечтаешь их отнести. Но у меня к тебе просьба: если Ася, ну, знаешь, всякое бывает, попадет в какую-нибудь историю и ты будешь рядом, то помоги ей. На ее инвалидов я не надеюсь. Ты меня понимаешь. Вечером Виктор сказал Асе: - Мечты исполняются Ася. Я уснул артиллеристом, а проснулся моряком. - Нужно же было тебя куда-нибудь пристроить, - холодно ответила Ася. Они были в метро и ждали поезда. - Отлично. Но теперь моя очередь пристраивать. Знаешь, куда я тебя сейчас пристрою? За Асиной спиной в украшенной цветной мозаикой нише возвышался бронзовый матрос-революционер. Виктор обхватил девушку руками, намериваясь поместить ее рядом со скульптурой матроса. Ася вскрикнула – громче, чем можно было ожидать. Прохожие разом оглянулись в их сторону. Виктор растерялся, опустил Асю на пол и слегка погладил ее по волосам. В эту минуту он почувствовал, что Ася весьма необычная девушка. Через неделю Виктор был принят в мореходное училище. С Асей он виделся каждый день. Они гуляли по городу, и Виктор был счастлив, когда к ним не прилипали ее многочисленные "братья" и "сестры". С каждым днем Ася казалась ему все более удивительной. Виктор недоумевал, как это он в первый же день не оценил ее красоту. За исключением длинных волос, все женское в ней было не развито, но Асина особая манера ходить, размахивая руками, пленяла Виктора. Однажды он застал Асю дома одну. - Где твои гномы, Белоснежка? – поинтересовался Виктор. - Аскают где-то. Слово "аскают" Виктору было незнакомо. Он уже привык к тому, что Асино окружение нагружает свою скудную, но заумную речь чудовищным сленгом, и часто пропускал такие слова мимо ушей. - Ну "аскать" - значит стрелять мелочь, собирать деньги, - пояснила Ася чудное слово. - Кто же им даст деньги? Вид у них не очень внушительный. - Но они не хулиганы какие-нибудь. Они не отбирают деньги у прохожих. И не крадут. Они просто просят на жизнь у тетушек, бабушек разных. - Ты говоришь, они просят деньги у бабушек?! – вскипел Виктор. Все новое, что он узнавал о хиппанах, вызывало в его душе презрение. "Как-то глупо выходит, - подумал он. – Когда Асины приятели рядом, я стараюсь от них избавиться, а сейчас, когда мы вдвоем, я говорю с ней о них. Кто же я после этого?" Ася поставила пластинку с музыкой, которую называла "психоделической". Она медленно дирижировала, прохаживаясь по комнате. "Ася, я люблю тебя!" – в мыслях, стараясь перекричать барабанное соло, повторял Виктор. Они пили чай на кухне. - Нет, Витя. Давай останемся друзьями. Будем с тобою как брат и сестра, - говорила Ася, задувая горячий напиток. - Но у меня уже есть одна сестра по имени Ася! – взрывался Виктор. "Почему она в тот вечер пригласила меня? – недоумевал он. – Зачем она это сделала, если ничего не чувствует ко мне?" - Ну, просто тебе негде было ночевать, - говорила Ася. – Тебе сейчас непонятно, почему я тебе помогла, но я уверена. Что придет время, когда ты поймешь это. - Пожалела. Значит меня, бедненького. С улицы подобрала, учиться пристроила! Благодетельница! "Не то, не то я говорю, - думал Виктор. Но мысли, как водиться, расходились со словами. – Обнять бы ее и расцеловать, такую славную. Ну и олух же я!" - Ты просто олух, - заключила Ася, вставая. Виктор бросился к ней, обнял и поцеловал в губы. Ася не сопротивлялась, но была холода и безучастна. Виктору оставалось только уйти. В дверях он столкнулся с хиппанами. На пол посыпалась мелочь. Прошла неделя, но Ася не выходила у Виктора из головы. Однажды он появился у Асиной двери в морской форме с букетом длиннющих роз. Дверь открыл адмирал, который так же, как Виктор, был при полном параде, - широкая адмиральская грудь блистала орденами. -Ася дома? – спросил Виктор? Она уехала в Крым со своими инвалидами, - мрачно ответил адмирал. На какое-то время Виктор замер в недоумении, потом пришел в себя и вручил предназначавшийся Асе букет адмиралу. Такой была первая любовь Виктора Маркова. Спустя годы он иногда вспоминал смешную девчонку Асю. Но увидеть ее снова ему так и не довелось. Если бы не та встреча в сквере, он бы вряд ли когда-нибудь стал капитаном дальнего плавания, и многое другое, что произошло в его жизни потом, не случилось бы с ним. ГЛАВА 9 ПОДАРОК МИНИСТРА Виктор резко открыл глаза, и сон как рукой сняло. "Кажется, я проспал все на свете. Ого! Уже семь часов! – Виктор взглянул на часы. – Как там Надежда?" Красное солнце поднялось над морем, ничто не нарушало спокойствие на этом тропическом острове. Бог забыл людей, им оставалось надеяться только на самих себя. - Надя! – негромко позвал Виктор, склоняясь над лицом девушки. – Надя, ты слышишь меня? Это я, Виктор. Но девушка ни как не отреагировала. Она едва дышала, ее почерневшее лицо напоминало маску. В грязных спутанных волосах копошились насекомые, ее полуоткрытый рот с потрескавшимися губами, казалось, выражал мольбу. Виктор опустился на корточки перед ее телом. Он нежно взял руку Нади. Пульс почти не прослушивался. Тихонько поглаживая ее пальцы, Виктор мрачнел с каждой секундой. "Жить ей осталось несколько часов, не больше. Эх, если бы была хина! Если бы была аптечка хоть с каким-нибудь антибиотиком. Почему все так не справедливо?! Ведь это же не правильно, так не должно быть, она же еще очень молодая, вся жизнь для нее впереди! Почему, почему?! Почему судьба так несправедлива к ней?! Проклятая лихорадка! Проклятый самолет! Проклятый остров, мать твою!" Виктор вылез из шалаша, схватил небольшой камень и что есть силы запустил им в сторону джунглей, где продолжали вопить обезьяны. "Проклятые макаки!" Солнце уже нестерпимо жгло. Закрываясь от него ладонью, Виктор смотрел на океан. "Почему же нас не ищут? Неужели этот коммерческий рейс и в самом деле был не зарегистрирован? Проклятье! Это уже не смешно, совсем не смешно. В любом случае береговые службы должны были зарегистрировать его, но почему же тогда уже пятый день никого и ничего? Ведь на борту самолета было несколько человек. Кто-то из них должны же были схватиться?!" Страшная догадка вдруг заставила застучать его сердце. "Нас ищут, но в другом месте! Во время полета мы изменили курс на девяносто градусов, поэтому нас ищут, но не в этом районе! Точно! Они рассчитали, где мы должны были находиться перед падением, летчики же выходили на связь с берегом за десять минут до взрыва. Вот черт! Этот остров находится, по крайней мере, в сорока милях от районов поиска!" Виктор тер рукой свою щетину. "Эдак можно куковать здесь несколько лет... Спишут опять все на таинственные треугольники или инопланетян. Знаю я этих ребят. Поищут неделю-другую, и все, дело закрыто. Вот проклятье!" Он знал, морские пути должны проходить по тридцать шестой параллели. Если то судно, которое они видели, не сбилось с курса, остров в ста милях от побережья Австралии. Конечно, даже на плоту никак не доплыть до материка, но, во всяком случае, можно выйти в район этих морских путей. Шансов быть замеченным почти нет, но это хоть какая-то надежда! "В том районе ходят десятки судов, меня должны заметить. Нужно немедленно приступать к постройке плота! Я возьму с собой девушку, мы должны выкарабкаться из этой переделки. Надя, может быть, продержаться еще сутки…" Виктор быстрым шагом пошел к лесу, на ходу обдумывая детали будущего строительства плота. Джунгли встретили его противной теплой сыростью. Здесь, под кронами густых деревьев, было душно. Если на побережье ветер еще хоть как-то освежал, то здесь жаркий, влажный воздух совершенно не двигался. Виктор мгновенно вспотел. Тут же тысячи насекомых облепили его. От боли у него почернело в глазах, сотни жал вонзились в его тело. На бегу выкрикивая проклятья, Виктор как ошпаренный выскочил из леса и помчался к океану. Прохлада воды показалась ему раем. Он упал в воду у самого берега, где глубина доходила едва до колен. "Теперь я точно сойду с ума! – Виктор отфыркивался. – В лесу комары-убийцы, в море зловещие акулы, на берегу хитрые макаки. А мне надо поскорее убраться с этого проклятого острова, захватив с собой умирающую девушку. Если я когда-нибудь доберусь домой, я обязательно напишу роман. Правда, мне все равно никто не поверит". Виктор выбрался на берег. Его одежда все больше напоминала лохмотья Робинзона Крузо, от его брюк остались грязные шорты, а от футболки – рваная жилетка. Только его часы выглядели как новенькие. "Капитанские" - подарок министра. Солнце, отражаясь на хромированном корпусе, слепило глаза. "Да уж, проблема! – Виктор с ненавистью огляделся. – Может, прибой выбросил что-нибудь на берег? Во всяком случае, нужно пройтись, вдруг найду несколько бревен…" И, оставляя цепочку следов, он пошел, ступая на горячий песок. Через несколько минут место их стоянки скрылось за прибрежным кустарником. Пройдя метров двести, Виктор наткнулся на первое бревно. Толкнув его ногой, он отметил, что оно очень легкое для его размеров. "Это бальсовое дерево. Вот удача! Еще бы несколько, хотя бы три таких бревна, и проблема с постройкой плота была бы решена!" Виктор без труда откатил бревно в обхват толщиной от кромки прибоя. " Я бы связал их лианами или корой от кокосовых пальм, слава Богу, ножик у меня с собой!" – Виктор похлопал себя по карману. Ножика не было. "Проклятая дыра! Надо было посмотреть сначала, а потом класть ножик в карман! Какой же я дурак!" Виктор помчался обратно. "Лишь бы обезьяны не унесли его! Это будет конец!" Он внимательно смотрел себе под ноги, но ножика не было. Запыхавшись, он прибежал к месту, где упал в воду, выбежав из леса. Ножика не было. Он смотрел во все глаза, раскидывая песок в стороны. Зашел в воду, глядя на дно. "Этого не может быть! Где же он? Может, я потерял его в лесу? Нет! Точно помню, что, когда бежал, он лежал у меня в кармане. Сплошное невезение! Ну надо же так!" Виктор всматривался в зеленую воду в надежде увидеть ярко-красную ручку. Все тщетно! Он тяжело опустился на песок. "Это конец! Я не смогу сделать плот без ножа, во всяком случае, на это уйдет в десять раз больше времени и сил. Я не смогу добыть себе пищу. Для девушки больше нет надежды". Больше всего на свете ему хотелось закурить. Странные звуки привлекли его внимание. Он обернулся. Два больших красных попугая ссорились в десятке метров от него. Один из них, видимо, нападал. Он пытался клювом ударить соперника, который, распушив хохолок и выпятив грудь, медленно отступал к кустам. Виктор пригляделся. Что-то странно блестело под лапой у того. Ножик! Нападающий попугай вдруг перешел в контратаку, во все стороны полетели перья, и две птицы, хлопая крыльями, отскочили вбок. Ножик остался лежать на прежнем месте. "Если попугай успеет схватить ножик, я пропал!" Один попугай вдруг взлетел на дерево. Победитель издал воинственный крик, и, растопырив крылья, побежал к ножу. Виктор вскочил и рванулся к птице. Попугай на мгновение опередил его, и, схватив перочинный ножик за стальное колечко на конце ручки, сделал сложный пируэт и взмыл вверх. Кулак Виктора пролетел в сантиметре от него. - Твою мать! – закричал Виктор. – Отдай нож, чертова птица! – Но попугай крепко держал в клюве драгоценную находку. Спустя несколько секунд он скрылся в густых кронах деревьев. Стая каких-то тропических птиц поднялсь в воздух, испуганная криками человека, который ругался на всех языках сразу. - Немного придя в себя, Виктор побрел вдоль берега. Через полчаса он наткнулся еще на пару бревен, выброшенных на берег. Это тоже было бальсовое дерево. Стволы намокли, но еще превосходно держались на плаву. Толкая их по воде перед собой, Виктор возвратился. Тупо глядя по сторонам, пошел за первым бревном, приволок и его. Без ножа и речи быть не могло о быстрой постройке плота. Наполовину вытащив бревна из воды, Виктор растянулся на земле. Несколько чаек, совершенно не пугаясь, приземлились рядом. Очень хотелось пить. В шалаше еще было немного воды. Правда, она сильно нагрелась и приобрела затхлый запах. Виктор вытер мокрой тряпкой лицо Наде. Глаза ее впали, под ними появились страшные черные круги. Прислонив ухо к ее груди, Виктор слушал сердце. Очень слабые и тихие удары. - Все не так плохо, девочка, все не так плохо. Скоро я сделаю плот, и мы поплывем домой. Держись! – Виктор поправил ей волосы. – Проклятые насекомые! Держись, Надя, держись! Снаружи раздались знакомые звуки. - Опять обезьяны! – Виктор стиснул зубы. – Ну, я сейчас вам покажу! Несколько обезьян гонялись за друг другом на поляне перед шалашом. Виктор высунулся осторожно наружу, сжимая в руке увесистый камень. Макаки возбужденно кричали, они, видимо, хотели что-то отнять у одной самой маленькой обезьяны. Виктор не мог поверить своим глазам. В руке обезьяна сжимала его перочинный ножик! Заметив его, обезьяны замолкли, они настороженно вглядывались в человека, в опаске отходя к деревьям. - Куда вы, куда? – Виктор медленно выполз из шалаша. – Подождите-ка, дети мои, смотрите, что я вам покажу! Виктор медленно, чтобы не спугнуть животных, снимал свои часы. Обезьяны замерли, пораженные невидимым зрелищем. Хромированные часы со стальным браслетом так играли на солнце, что макаки невольно вытянули морды, завороженные этим чудом. Человек предлагал им целое сокровище. Их глаза неотрывно следили теперь за рукой, которую Виктор поднял над головой. Обезьяна, в лапах которой был ножик, даже вся подалась вперед, открыв от удивления рот. Ножик выпал из пальцев и лежал теперь у нее под ногами. - Та-ак, мои маленькие! Внимание! Приготовились, лови! – Виктор метнул часы в кустарник. Стая с воплями ринулась за ними. Виктор бросился к ножику. - Подарок министра достался самому ловкому и сильному матросу! – Виктор усмехнулся. – Но скромный матрос отказался от дорогого подарка. – Рукоятка ножика удобно лежала в его руке. Не заходя больше в лес, Виктор нарезал длинные полоски коры с кокосовых пальм. Чрезвычайно крепкие, они напоминали надежные кожаные ремни. Работа спорилась. Крепко связав бревна, Виктор столкнул плот на воду. Зайдя по пояс, он залез на него. Плот великолепно держал человека. "Ну, теперь можно и в путь! Сейчас около полудня. За несколько часов плавания можно отплыть достаточно далеко. Если повезет, попадем в течение, которое вынесет нас в океан. Надо только приготовить запас воды и пищи, сделать весло и перенести девушку на плот. Удач улыбнулась нам!" Виктор побежал к шалашу. Печально и страшное зрелище предстало его глазам. Видимо, Последний приступ тропической лихорадки Надя не выдержала. Странно выгнувшись, она лежала, раскинув руки. Ее лицо стало совсем серым. Пена стекала из уголка ее рта. Виктор бросился на колени. Все! Он ничем больше не мог помочь… Ее тело даже в эту жару быстро становилось неестественно холодным… … Мертвую девушку он прикрыл большими пальмовыми листьями. Виктор чувствовал, как внутри его образовалась странная пустота. Постояв еще немного перед шалашом, он побрел к плоту, который был готов к отплытию. Погрузив бананы и воду, он оттолкнул плот от берега и шел, толкая его перед собой до тех пор, пока вода не достигла пояса. Грести было неудобно. Сделанное им весло оказалось слишком коротким. Бросив прощальный взгляд на медленно удалявшийся остров, он сплюнул: "Проклятье!" Поднялся легкий ветерок, зашумели пальмы на берегу. Виктор изо всех сил греб в океан… ГЛАВА 10 ЗВЕЗДА ... Теперь все считали ее сумасшедшей. Выскочкой, гордячкой, отщепенкой. Все ходили на танцы, а она училась. Все прогуливали занятия, празднуя все праздники без разбора, а она не пропускала ни одной лекции. Все крутили романы, а она по ночам занималась теорией композиции. Всегда красивая и ухоженная (непонятно, как ей это удавалось при нищенской стипендии), подчеркнуто вежливая и всегда одинокая, она считалась самой сильной студенткой своего факультета. У нее не было подруг; всех поклонников она отвергала. Недоступная и холодная, она одновременно привлекала к себе внимание и отталкивала. Надя повзрослела раньше своих сверстниц. В свои восемнадцать в ней сочетались природное упорство, кураж и приобретенная испытаниями и потрясениями серьезность, избирательность по отношению к людям. Она четко шла к намеченной цели. Педагоги по вокалу не могли надивиться, как эта девочка, которая при поступлении не знала нот, могла учиться на каждом курсе со все более заметным опережением. Надя принимала активное участие во всех студенческих вокальных конкурсах, и почти везде была первой. Даже в конкурсе "Молодые дарования", а это для студентки эстрадного факультета ЛГИТМИКа было большим достижением. Надя принципиально включала в свой репертуар не только эстрадные песни, но и классику. Вообще, она хотела получить фундаментальные знания в области музыки, чувствуя, что это на долгие годы станет единственным смыслом ее жизни. Когда в институте собрался ученый совет для выдвижения кандидатур из числа студентов на международный конкурс эстрадной песни "Сопот-83", то проблем не было – единогласно выбрали ее. Узнав об этом, сама она ничуть не удивилась: она ждала этого. Уже сейчас Надя чувствовала себя безусловно первой среди своих сверстников. Ей не надо было даже особенно готовиться – к этому времени у нее уже было готово три-четыре песни, достойные международного конкурса. Так что оставшееся до отъезда два месяца шли на шлифовку. Время летело быстро; и вот она уже на летней сцене в Сопоте, перед ней – огромный зал, заполненный людьми. Стоящими даже в проходах... Ни разу до этого она не пела перед такой огромной аудиторией. А сейчас голос ее лился свободно и легко, сердце трепетало от счастья. Зал замер, когда стихли последние звуки музыки, зал взорвался аплодисментами, и Надя впервые почувствовала себя звездой. Все страхи, неуверенность в себе были позади. Она стояла на этой сцене, и перед ней проплывали картины недавнего прошлого, так сильно контрастирующие с сегодняшним днем. В эту минуту она, наверное, впервые с тех пор вспомнила и нелепо оборвавшуюся первую настоящую любовь, свою скованность и беззащитность, боязнь собственного голоса, гулкие коридоры убогой коммуналки, где прошли ее первые месяцы в Питере. Все это так не вязалось с этой блестящей сценой, громом аплодисментов, ее красивым платьем и триумфом, который она испытывала. Она, наконец, поднялась над своим прошлым, она доказала всем и себе, что она не такая, как все, что у нее достаточно сил, чтобы завоевать своим талантом мир... Надя Асеева получила на фестивале в Сопоте первую премию среди дебютантов. Это сразу же открыло ей дорогу в мир настоящей "взрослой" эстрады. Она получила сразу несколько приглашений на другие престижные конкурсы, предложения провести серию гастролей по крупнейшим городам Европы (конечно, только принадлежавшим тогда к социалистическому лагерю). Надя восприняла это как должное. Она почувствовала себя в своей стихии. По-прежнему одинокая, недоступная, теперь она была к тому же восходящей "звездой". Она принимала участие во всех телевизионных передачах, на ее концерты невозможно было достать билеты, она узнала вкус славы. Корифеи советской эстрады тех лет приняли ее благосклонно, она не знала преград на пути своей карьеры. Но Надя по-прежнему работала и работала, хотя в принципе ее положение давало возможность немного расслабиться. Она с отличием окончила ЛГИТМИК, стала работать в Ленинградской филармонии, регулярно выступала с концертами. Много ей пришлось поездить по стране, и все это всего лишь за два-три года, прошедших с тех пор, как она вышла на большую эстраду. Пришлось ей побывать и в родном городе. Дома. Показавшиеся ей состарившимися родители приняли ее со слезами на глазах. Несмотря на всю радость встречи, она чувствовала себя в родном доме неловко и скованно. Детские годы казались такими далекими, как будто все это было не с ней. Надя принципиально избегала встреч с бывшими одноклассниками, друзьями. Почему-то в ней росло недоверие к людям, она боялась и не хотела каких-либо близких душевных отношений с кем бы то ни было. Даже с мамой ей было будто не о чем поговорить, и когда она спросила Надю о личной жизни, она почувствовала в себе раздражение. Только прощаясь с мамой, она позволила себе расслабиться и не смогла сдержать слез. Они молча обнялись, обнялась и с отцом, и она улетела обратно в Питер. Что говорить, ее гастроли во Владивостоке были более чем успешными... А в личной жизни Нади действительно не было ничего, что могло порадовать ее родителей. Молодая, красивая женщина, вращающаяся в элитных кругах тогда еще советской эстрады, она привлекала к себе множество поклонников из числа самых известных и популярных людей, но ни к чему серьезному это не приводило. Надя отнюдь не была “синим чулком” и, конечно же, у нее были не только дружеские отношения с некоторыми из окружавших ее мужчин. Но она никого не подпускала к себе слишком близко, она была слишком закрытой, слишком высокомерной, слишком властной. Успех среди мужчин ей был необходим как средство самоутверждения, к тому же она привыкла быть во всем первой. И это ей пока удавалось. Резко изменившаяся в конце восьмидесятых обстановка в стране первое время никак не повлияла на ее карьеру. Но прошло совсем немного времени, и в моду вошел рок во всех своих безумных проявлениях. У всех появилась охота к чему-то ранее запрещенному, доморощенному, и профессионалы, работающие в традиционном стиле, остались не у дел. Новые “музыканты” толком не знали нот, но это было неважно. Толпы молодежи ломились на их концерты, а на выступлениях эстрадников старой закалки бывали полупустые залы. Некоторые резко “переквалифицировались” в угоду новой моде, надели заклепки и цепи и стали петь “сизыми” голосами бессвязные песни. Но для Нади это было невозможно. Человек от природы искренний и честный, она не могла изменить себе. Мелодичность, красота, гармония – вот что она ценила в музыке, и другим свое творчество представить не могла. Учитывая еще ее замкнутый характер, можно себе представить, в какой она оказалась изоляции. Постепенно людей вокруг нее становилось все меньше и меньше, перспективы рушились, не спев зародиться. Теперь она уже не пела на больших площадках города, ее перестали приглашать за рубеж и на гастроли по стране, все как будто забыли о ней. Постепенно она перестала выступать вообще. 1990-й год застал Надю певицей в одном из ресторанов Ленинграда. В один из обычных вечеров она пела свои старые песни под аккомпанемент плохоньких музыкантов и опять вспоминала... Вспоминала, как и в тот вечер своего триумфа, прожитую жизнь. Но теперь эти воспоминания были окрашены в другие цвета. Все, что казалось ярким, прекрасным, теперь было серым и безысходным. Голос ее, казалось, угас, но красота оставалась прежней, только с оттенком трагического. По-прежнему одинокая, не имея друзей, ни семьи, она уже не строила никаких планов на будущее, а просто жила день за днем как живется. Надя пела старые песни, не замечая, что на ее глаза наворачиваются слезы, и это неожиданно придало ее выступлению особенно сильное чувство. Публика зааплодировала, лениво и высокомерно, и она вспомнила аплодисменты в Сопоте. Что-то сорвалось внутри, она даже не могла заставить себя поклониться, закрыла лицо руками и убежала прочь. Надя сидела в коридоре рядом с небольшой комнаткой, где хранились музыкальные инструменты, прямо на полу, и плакала. Никого не было рядом, и она впервые за долгое время могла дать волю чувствам. До нее доносилась музыка, которую играли в зале, но она ничего не слышала. Не услышала она и шагов, приблизившихся к ней и затихших рядом. Она продолжала плакать, когда вдруг почувствовала, что кто-то берет ее за руку. Надя подняла голову. Рядом с ней сидел на корточках мужчина лет сорока, настойчиво глядя ей в глаза. - Что вам нужно?! – Надя резко отдернула свою руку, слезы сразу высохли на ее глазах. - Извините за мою бестактность. Я не должен был, наверное, сейчас вас беспокоить, - мужчина говорил тихо уверенно и спокойно, и это ее подкупало. – Но, к сожалению, у меня совсем мало времени, а разговор срочный. Пойдемте где-нибудь присядем. Надя с незнакомцем устроились в реквизитной, потому что в зал ресторана она идти отказалась. Он представился ей как Никита Боровский, и она вспомнила, что еще во времена своей концертной деятельности неоднократно слышала это имя – Никита был талантливым композитором, и на его счету был уже не один хит, исполняемый самыми популярными музыкантами. Никита предложил Наде работать с ним, он сказал немало лестных слов; Выяснилось, что он давно за ней наблюдает. Надя не понимала, почему этот человек, вторгшийся в ее жизнь, действует на нее почти гипнотически, почему она не прогнала его сразу, как только он подошел. Она согласилась участвовать в его проекте. Так началась новая жизнь. Неожиданный взлет забытой уже певицы Надежды Асеевой поразил мир поп-музыки. Надя совершенно изменила имидж – теперь на нее работал целый штат визажистов, модельеров, лучшие музыканты играли в ее ансамбле. Избранный ею (не без помощи Никиты) стиль "русской экзотики", соединявший в себе напевность национальной русской музыкальной культуры и всю мощь современного звучания, оказался именно тем стилем, которого не доставало эстраде. Снова успех. Снова гастроли, теперь уже во всех странах мира, снова блестящий образ жизни "звезды". Брак с Никитой сделал ее положение еще более устойчивым. Они оба деловые люди, они были нужны друг другу, вкусы их во многом совпадали, и это сблизило их. Надя выдержала проверку временем: проходил год за годом, а ее популярность только росла. Этот год начался с кругосветного турне, и в каждой стране публика принимала ее радушно, и успех был безусловным. После выступлений в Сингапуре она заказала небольшой самолет, чтобы лететь со своими музыкантами в Сидней. Никита должен был прилететь позже. В аэропорту к ней пристал какой-то мужчина, объяснявший что-то насчет корабля, который опаздывает, и умолял взять его на самолет, потому что нет подходящего рейса. Он так надоел Наде, что она согласилась взять его с собой. Надя смутно помнила взлет – у нее никогда не было морской болезни, она сразу же принялась за перечитывание любимой книги, которую она всегда возила с собой – "Унесенные ветром"... Они не сразу поняли, что происходит. Музыканты в наушниках продолжали играть, и до Нади доносился еле слышный ритм их игры. Она не помнила свои мысли в этот момент. Не обратила внимания на дрожь, которая охватила самолет. Она не сразу почувствовала тишину, наступившую, когда выключили двигатель. Она помнила только еле слышный ритм музыки... Музыканты, ничего не слыша, продолжали играть. В наступившей тишине странно было смотреть на их пританцовывающие фигуры... Все это длилось не более нескольких секунд... Надя не помнила ничего, в ее ушах стучал ритм. Все громче и оглушительней, он заполнил собой все... Удар, страшный шум, потеря сознания... Кажется, она успела увидеть летящего в воздухе гитариста – он по-прежнему сжимал в руках инструмент... Удар, как атомный взрыв, как конец света... А потом – мрак молчание... Надя открыла глаза. Сквозь туман, застилавший ее глаза, стали проступать чьи-то черты. Это было лицо Виктора, склонившегося над ней... ГЛАВА 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ - Если чудо и бывает, то оно произошло здесь и сейчас! – Виктор склонился над девушкой. – Надя, ты меня слышишь? Надя тихо застонала. Виктор не мог поверить в произошедшее: девушка жила! Час назад он приплыл обратно на остров, решив что... Да и наверное, по правде говоря, он бы и сам не нашелся бы с ответом, почему он это сделал. Просто кто-то внутри сказал ему – вернись! - Надежда, ты меня слышишь? – Он склонился над ее лицом. Надя открыла глаза. От слабости ее веки дрожали, жизнь едва теплилась в ней, но кризис миновал, и Виктор верил, что это победа, что теперь она будет жить. - Вот видишь. Все хорошо. Держись, я теперь всегда буду рядом! Сейчас я приготовлю тебе что-нибудь. Ты очень слаба. Уголки губ Нади слегка дернулись. Она попыталась улыбнуться, но не смогла. "Что со мной было? Я как будто спала и видела очень страшный сон. Ужасно болит все тело, даже смотреть нет сил. Боже мой, какая слабость!.. Этот мужчина летел с нами в самолете... Его зовут Виктор... Виктор Николаевич... Да, мы остались в живых только вдвоем... А где врачи? Где спасатели? Почему их до сих пор нет? Сколько времени прошло?... Как я устала!.." - Теперь все будет хорошо! Надя, я сейчас что-нибудь придумаю. Виктор засуетился. Для начала он побежал в лес. Где-то он видел апельсиновое дерево. "Неплохо бы заварить апельсиновые листья. Это, наверное, придаст ей сил, да и витаминов куча! – Виктор срывал фрукты. – А сок очень полезен для выздоравливающих. Что это такое? - Виктор тер свои пальцы. – Похоже на мыло... - Сорвав с соседнего куста еще один листок, он опять растер его между пальцами. – Действительно, мылиться. Я знаю, что есть такой кустарник. Аборигены используют его листья вместо моющего средства. – Виктор усмехнулся. – Как кстати, нужно устроить маленькую постирушку, да и баня не помешала бы девушке". Наносив из родника воды в своих тыквах, Виктор разжег костер. "Воду будем греть в обтекателе". Самогонный аппарат оказался многофункциональным приспособлением! Выжав парочку апельсинов в плошку, он прислонил ее к губам Нади. - Глотни немножко! Вот так, хорошо! Пей, это тебе поможет! Надя с трудом глотала. Апельсиновый сок ей казался нектаром. - Тебе нужно немного поесть! – Виктор знал, что он приготовит. – Я сделаю тебе такой деликатес, пальчики оближешь! Недалеко на берегу он видел черепах. Наверняка они зарывают яйца в песок где-то поблизости... Яичница удалась на славу! Выдавив из мягких скорлупок шесть яиц на дно обтекателя, Виктор со все нарастающим аппетитом смотрел, как они дожариваются. Как страшно он проголодался! Надя поела немного, она была еще слишком слаба. - Сейчас мы с тобой будем купаться!- Виктор доел остатки яичницы. – И тебе надо спать. Сон – лучший лекарь. Поставив греться воду, он осторожно, чтобы не причинить боли и не задеть затянувшиеся ссадины, попробовал снять с Нади футболку. "Что он собирается со мной делать? Может, он маньяк, и хочет воспользоваться моей слабостью?" Надя сделала попытку помешать Виктору. - Я не причиню тебе зла. – Виктор улыбнулся девушке. – Я хочу помыть тебя. Тебе сразу станет легче, поверь мне! Так. Теперь давай снимем шорты! Умница! Теперь трусики... "Этот мужчина какой-то ненормальный! – Надя боялась открыть глаза. – Точно, маньяк! Ой, что это? – Теплая вода полилась ей на грудь. – В другой ситуации это было бы чертовски эротично, но сейчас..." Виктор осторожными движениями смывал грязь и запекшуюся кровь с тела девушки. - Теперь давай голову. – Виктор листьями намылил волосы и лицо. – Вот видишь, так все здорово получилось! Мы будем такими чистыми... - Он вымывал из волос девушки насекомых и всякий мусор. - Чтобы ты совсем меня не стеснялась! – Виктор накрыл Надю широким пальмовым листом. – А я пока постираю твои вещички. Да, совсем забыл! Надо же тебя расчесать! Через несколько минут с помощью ножа он из дощечки сделал подобие гребня. - Ничего сойдет! Спутанные волосы с трудом поддавались расчесыванию, но через некоторое время Надю уже было не узнать. - А теперь спи! "Надо же... Не маньяк. И расчесал даже... Заботливый... - Мысли Нади становились все короче и короче. – Действительно легче... Как прохладно и хорошо..." Надя погрузилась в глубокий здоровый сон. Виктор улыбнулся, глядя на спящую девушку. - Сильная баба. И не скажешь, что поп-звезда... Найденные им листья давали совсем немного пены. Но все-таки вместо мыла вполне нормально. Заодно стянув одежду и с себя, Виктор стирал белье в обтекателе. "Действительно, как Робинзон Крузо, еще бы курочек бы завести, огород сделать... Смешно!" Выстиранные вещи Виктор развесил на близлежащих кустах, а сам побежал купаться в море. Не заходя слишком глубоко – вдруг опять появиться акула! – Виктор плескался на мелководье. Купание взбодрило его, и он направился к шалашу, напевая веселую песню: По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там! "Неплохо бы поймать какую-нибудь птицу. Или, может, черепаху? Сварить бульон для Нади, да и мяса не мешало бы поесть... Вот черт!!! Опять макаки!" - А ну отдай! – Виктор заорал что есть мочи, и бросился к развешанным вещам. – Брось, кому говорят! Две обезьяны бросились наутек. - Вот попал... - Виктор закусил губу. Обезьяны утащили Надины трусики. Они белого цвета и, видимо, больше всего привлекли внимание макак. Тонкие и ажурные, они так заманчиво колыхались на ветру! - Ну, попал... Что же я ей скажу? Подумает, маньяк какой-то... Хорошо, что шорты и футболка остались... - Виктор натягивал мокрые брюки. – Нет уж, отнесу я их в шалаш. Надя крепко спала. Она даже смогла повернуться на бок. Поправив пальмовый лист, который почти целиком закрывал ее тело, Виктор развесил шорты и футболку внутри шалаша. "Сюда-то они не доберутся. Я буду рядом. Надо собрать хвороста и дров. Теперь мне всегда будет необходим костер. К тому времени, когда проснется Надя, нужно приготовить что-нибудь поесть и заварить чаю или что-то в этом роде. Помощи ждать пока неоткуда. Нужно только надеяться на самих себя". Надя проснулась под вечер. Вкусный запах ударил ей в нос. "Как хочется есть!" Она попыталась встать, но не смогла поднять даже руку. Говорить по-прежнему было очень трудно, она застонала. -С добрым утром! – Виктор наполовину залез в шалаш. – Как нам спалось? О-о, я смотрю. Мы совсем неплохо выглядим! Так-так. Для начала нам нужно одеться! Надя даже не сразу сообразила, что она лежит голая. "Какой ужас!" – Она от стыда закрыла глаза. Виктор осторожно натянул на нее шорты и футболку. О нелепой пропаже трусиков он решил пока не говорить... - Теперь пора ужинать! Шедевр мировой кулинарии! В обтекателе теперь варился бульон. Мясо небольшой черепахи было почти готово. Сварив его прямо в морской воде, Виктор приготовил вполне сносную еду. - У нас с тобой даже десерт есть! – Рядом с костром лежали бананы и апельсины. – И даже душистый чай. Представь себе, что это "Пиквик". А посмотри, какие ложки я сделал! Виктор продемонстрировал выструганные им две корявые ложки! - Два часа строгал! Налив немного бульона в плошку, он сел рядом с Надей. - За маму, за папу! Горячий бульон оказался действительно вкусным. Виктор потихоньку кормил Надю с ложки, зачерпывая жир. - Очень полезный черепаховый бульон! Всем выздоравливающим надо есть этот питательный и полезный продукт! "А он симпатичный... этот Виктор Степанович, или как там его, Николаевич. – Надя глотала горячую жидкость. – Кормит меня, поит. Странный, правда какой-то, все шутит и шутит, тут плакать нужно. А он все шуточки свои отпускает..." - Ну как, вкусно? Надя благодарно кивнула. - Немного погодя будет десерт. И чай с пирожком. Потом опять сон. Нам нужно быстрее выздороветь! Надя коснулась пальцами его колена: - Спасибо! - Пожалуйста, пожалуйста! Извини, мне надо помыть посуду! На остров ложилась душная тропическая ночь. Изредка в джунглях раздавались чьи-то крики; на огонь костра слетались многочисленные ночные бабочки, добрая сотня их с опаленными крыльями трепыхались на земле рядом. Невдалеке шумело море. Виктор сидел на пороге шалаша и глядел на угли, обстругивая ножиком веточку. - На самом деле, я верю во все эти рассказы. Доля правды в них есть. Я сам был свидетелем одного случая. Мы шли из Мурманска во Владивосток по северному морскому пути, ну, знаешь, это там, за Полярным кругом. Там корабли плывут друг за другом. Впереди ледокол ломает лед. Льдины вздымаются, и раз! – во все стороны! А позади ледокола остается чистая вода, и грузовые судна плывут себе потихоньку за ним. И вот как-то выхожу на палубу... Уже темно, да какое там: глаз выколи! Полярная ночь. Иду я, спускаюсь на вторую палубу и вдруг чувствую: что-то не то. Вроде как все в порядке, но... Я подхожу к борту. Гляжу по сторонам. Машины гудят. Льдины внизу проплывают. Впереди видны огоньки наших судов, мы в самом конце каравана шли. Но что-то подозрительное. Такое чувство странное, ну не объяснить этого. Поднимаю голову. Батюшки святы! Висит! Прямо над нами висит эта хреновина. И свет от нее какой-то странный, ненастоящий, фиолетовый. И луч вдруг – раз вниз! Прямо по глазам! Я рукой-то закрылся, ощущение такое, будто после сварки, ну, знаешь, когда на сварку смотришь, потом в глазах песок. Отнимаю руку, а его уже нет. Ну и здоровая была громадина! Вахтенный еще видел ее, так нас потом ребята на смех подняли, мол, заливаете. А я, честно, видел. Что такое? Никто не знает... Эти все истории про тарелки там, "Летучие голландцы" и тому подобное, так я в них и сам не верил, но вот после этого, да! Как уж тут не поверить, когда эта штуковина над тобой в метрах десяти висит! Ей-богу! Надь, веришь? – Виктор повернулся к девушке. В темноте шалаша ее лицо едва угадывалось. Ему показалось, что она улыбается. - В самом деле, такой вот случай был. Честное слово! "Он действительно забавный, этот Виктор. Несет всякую чушь. Про тарелки какие-то, морские пути. Это он меня подбадривает так. Что ж! Ему не откажешь в юморе. – Надя улыбалась в темноту. – Послушаем, что он наговорит еще". Виктор подбросил веток в костер. - Ну, давай спать? – Виктор растянулся перед шалашом. – Спокойной ночи. А все-таки что-то в нем есть такое... - Надя закрыла глаза. – Спокойной ночи, Виктор Николаевич!” Впервые после аварии Виктор спал спокойно и проснулся, когда Надя уже сидела посередине шалаша и ела банан. Как только он открыл глаза, она спросила строго: - Где мои трусы? – Надя отбросила кожуру в сторону. - Ты знаешь, так получилось, ну, я стирал, а эти макаки... Ну, в общем, они утащили. Я повесил их сушиться, а они утащили. - А почему они не утащили все остальное? – Надя скептически посмотрела на Виктора. - Не знаю. – Виктор опустил глаза. - У нас осталось еще немного бульона? Я страшно проголодалась! - Да, конечно, там еще много! Подогреть? - Подогрей. Какое сегодня число? Виктор улыбнулся: - Ну, знаешь ли... - Ужасно хочется почистить зубы! У тебя нет щетки и там немножечко зубной пасты? - Зубной пасты? – Виктор даже поперхнулся. - Жалко! Такое впечатление, что не чистила зубы целый месяц! А зеркала тоже нет? Получив отрицательный ответ, Надя приуныла. Как же теперь быть? - Я знаю, что в каком-то племени чистят зубы палочкой, конец которой мелко расщеплен. Давай сейчас сделаем! – Виктор сорвал ветку. - А как без пасты чистить зубы? - Не знаю, вот держи, попробуй! - А зеркало? Как без зеркала? - Посмотри в воду. Как Аленушка... - Ну прикол! – протянула Надя. – Вот прикол! Ну, ладненько, попробуем без пасты. Как ни странно, а палочкой чистить зубы было приятно. Надя взбодрилась: оказывается, любые мелочи могут порадовать. - Капитан, расскажи что-нибудь? – попросила она. - Да что рассказывать-то? Думать надо, что делать будем с тобой?! - А чего думать? Не сегодня-завтра прилетят. Спасут. В чем проблема? Виктор улыбнулся. Девушка даже и не догадывалась, что сутки назад она была на волосок от гибели и только чудо спасло ее от смерти. А не поверни он назад?! Что бы сказала она тогда? Пока не стоит говорить ей про то, что остров необитаем и что помощи ждать им, по сути, особенно не приходиться. Девчонка только более-менее пришла в себя. - Чего это у тебя наколка-то на плече? " Нет в жизни счастья!" В самом деле нет? - Да пацаном был, сделал. Не от большого ума, знаешь... - А ты чего в Сидней летел? Срочное дело какое-то? Чего к нам в самолет сел? Мог бы и другим рейсом лететь! - Да вот срочно надо было. Теперь-то уж все равно. Проблема там одна. В общем, в двух словах не расскажешь... - А ты в трех! Виктор замолчал. Слышно было, как потрескивает костер. - Лет десять назад мой сухогруз зашел в Рио. Стояли под погрузкой месяц. В то время сама знаешь, как было. Заграница, экзотика. Русский человек и не видел такого никогда. Ну и вот, стали собираться домой, а одного матроса нет. Пред ужином был, а теперь нет! Хватились, туда-сюда, нигде нет! Сбежал. Команда быстро в ближайшие кабаки обошла, нет нигде, как в воду канул. Так и решили, сбежал. А что делать? Домой-то все равно возвращаться надо... Ну в общем, вернулись домой. Начинается разбирательство: что? Как? Почему? Когда? Кто парторг? Кто капитан? И так далее... А времена крутые были, суд сразу. Команду разогнали, капитана уволили без пособия, в общем, труба! Двадцать пять человек просто выгнали с работы. Ну, мужики собрались, решили, чего бы им не стоило, найти того моториста, хоть из-под земли достать. Проходит год-два. Всеми правдами и неправдами формируется новая команда на сухогруз. И человек десять из тех попадают туда. Проходит еще год, и вот наконец плывут они в Рио. В солнечное Рио. В одно из увольнений на берег идут по всем кабакам города, и что ты думаешь? Находят! В одном баре сидит, попивает текилу, сукин сын! Ну, ребята его хватают, конечно, в морду ему дали и на корабль обратно. Связали его, в трюм, все тихо, спокойно. Везут его домой, обратно на Родину. Мол, вернули перебежчика! Вернули гада, из-за которого капитан грузчиком теперь в магазине работает. Виктор подбросил веток в костер. - Смешно, сейчас все это! Грустно и смешно. Ну в общем, оказался этот моторист агентом КГБ. Они его два года внедряли в эту Бразилию, он уже информацию передавать начал, и тут его нашли наши патриоты обратно на Родину, да в таком виде! В общем, вот такая история. - А капитан? – Надя смотрела через костер на Виктора. А что капитан? Где он сейчас? - А капитан семь лет не видел моря, работая в магазине. - Это понятно, что в магазине работал. Где он сейчас? Виктор вздохнул: - Здесь на этом острове. - Так я и подумала. Ты же тот капитан и есть. Но ведь ты сейчас опять капитан? - Верно, опять. - Значит. Все в порядке? Все уладилось? - Уладилось-то уладилось, но вот видишь, как получилось-то... Не опал я на свой пароход. Ждут меня в Сиднее. А я здесь, как Робинзон. - Да, дела... Как все закручено. - Да я и сам иногда не верю, было ли? Не было? Черт его знает. Ты не хочешь спать? Я, пожалуй, пойду. - Чего? Давай еще посидим! Расскажи про осьминогов. - Да нет, пожалуй, не сегодня. В следующий раз. Надя глядела, как Виктор забирается в шалаш. "С ума сойти можно! На остров и с капитаном дальнего плавания! Кому рассказать, не поверят!". Надя полезла в шалаш следом. - Спокойной ночи! – Виктор повернулся спиной. - Спокойной ночи! Надя долго не могла уснуть, прислушиваясь к ночным крикам в джунглях, к шуму прибоя, к спокойному дыханию Виктора. "А я, кажется, выздоравливаю", - почему-то подумала она... ГЛАВА 12 ОДНИ - Семьдесят семь! Семьдесят восемь!... Семьдесят девять!... Восемьдесят! Все, я не могу больше – Надя без сил закрыла глаза. – Черт бы побрал этот пресс, эту зарядку и этот остров, - она вздохнула и вытерла пот со лба. – Восемьдесят один! Восемьдесят два!... Виктор тем временем накрывал импровизированный "стол", стараясь покрасивее уложить фрукты. Надина болезнь миновала, но к радости за нее примешивалось и чувство тревоги: как сказать ей, что их "каникулы" на острове могут продлиться очень долго?! "Если бы я мог не говорить ничего! Пусть бы она жила радовалась, ни о чем не подозревая. – Но стоило ему подумать об этом, как он начинал злиться на самого себя. – Ну-ну! А ты бы тем временем разделывал шкуры и жег костры, в надежде, что вас подберет какой-нибудь самолет. Хорошенькая идиллия: и они жили долго и счастливо!... Черт, что же мне делать? Она не из тех женщин, что никогда не задают лишних вопросов..." Закончив приготовления, Виктор отправился на поиски Нади. Он нашел ее на побережье. Стоя в тени, она продолжала делать зарядку. - Подождите, я скоро, - сказала она. – Мне осталось двадцать наклонов. Виктор старался не смотреть на нее. Нахмурившись, он что-то чертил на песке. - Э-эй! – крикнула Надя. – Ты чего такой угрюмый? Она улыбнулась ему. Ее волосы выгорели на солнце, а кожа загорела до черноты. Теперь ее серые глаза казались особенно яркими и холодными, но улыбка – притягивала. Манила: смотри же, смотри на меня! И Виктор смотрел. Надя наклонялась, и разорванный ворот майки открывал его взгляду белоснежную кожу и ложбинку упругой груди. "... Какой он забавный! – думала Надя. – Мужики всегда забавные, когда хотят! – И с трудом сдерживала смех, она сказала себе: - Ты неисправима! Тебе обязательно надо кому-то нравиться! Интересно, с кем бы ты кокетничала, оставшись одна?!" - Вот ли все. – Выпрямившись, она одернула майку и сказала. – Ну что, пойдем? Надя ужасно проголодалась. Напевая веселую песенку, она вприпрыжку бежала по гальке. Виктор мрачно шагал позади. Наконец он решился и, обогнав ее, неловко. Словно мальчишка, обнял за плечи. - Вы что, с ума сошли? – оттолкнув его, крикнула Надя. – Да что вы о себе вообразили?! Да... Да кто вы вообще такой?!!! Хам! - Надя! Подожди! – Он догонял ее. Но она шла не оглядываясь. – Извини! Я дурак. Я тебя не так понял! То есть вы меня не так поняли! Надя!.. - Меня уже тошнит от бананов, - хмуро сказала Надя. – Просто тошнит. Скоро мне будут сниться одни бананы... - Извини. Я не успел ничего больше найти. Еще есть сахарный тростник. Эти зеленые сладкие штучки. - Слушай, я не могу больше видеть никаких сладких штучек. Не говоря уже о тебе. Испортил мне хороший день! – Она швырнула банан в сторону. – Не буду я есть. Не хочу. - Я так и вижу тебя в детстве.. сидящей перед полной тарелкой каши. Ну, На-а-а-а-денька, ну деточка. Ну съешь хоть ложечку! За бабушку, за дедушку, за кошку Мурку... - Не было никакой кошки! – Надя не выдержала и засмеялась. – И никто меня так не кормил. Наша соседка все маме завидовала: "И как это тебе удается? У твоей Наденьки такой аппетит!" У нее муж был начальником порта. Еды – во - завались! А дочка – она меня на год старше была: это не могу. Это не буду! От икры ее тошнило. А на апельсины была аллергия. Ну, и соседка решила меня приглашать на обеды – как положительный пример: "Чтобы Снежаночка кушала!" - И что было? – полюбопытствовал Виктор. - Представь, я по улице набегаюсь – это она все дома сидела, – есть хочется – жуть! А ей хоть за компанию веселее, все равно на еду смотреть не может – закормили... Только ты не думай – спохватилась Надя, - у нас дома все было. Не так круто, конечно, но все-таки... Так вот. Я свое съем, а она просит: "Возьми мое, а то мама ругаться будет". - То есть ты съедала два обеда?! – изумился Виктор. - Н-ну – замялась Надя, - и только из сочувствия к бедной девочке!.. И потом, я съедала не все. Часть уносила в карманах – кошкам и собакам бродячим. Они уже знали и ждали меня у подъезда. Представляешь, я кормила их балыком, сервелатиком финским... - Чем же это все кончилось? - Тетя Тамара увидела, как две собаки дерутся из-за куска красной рыбы... Что было дальше, можно не рассказывать!.. А сейчас мне самым изысканным деликатесом кажется хлеб с селедкой. - Я постараюсь поймать рыбу к ужину. Соли, как ты понимаешь, нет, но зато я нашел здесь пряности – кардамон, гвоздику... - Правда? – обрадовалась Надя. – Это было бы замечательно! Хотя... Я надеюсь, что ужинать мы будем уже не здесь. - Что ты имеешь в виду? - Ты говорил, что, пока я болела, не мог уйти далеко – боялся оставить меня одну. Теперь я здорова. Мы можем пойти вместе и найти друзей. "Так я и знал! – подумал Виктор. – Что же мне сказать ей? Что?" - Надя послушай меня. Ты еще слишком слаба, а остров огромный. Возможно, нам придется идти несколько дней и ночевать под открытым небом. – Он говорил спокойно, стараясь быть убедительным. - А что ты предлагаешь? – вспылила Надя. – Сидеть здесь сто лет, пока какой-нибудь идиотский туземец не наткнется на нас? Нет уж, спасибо. Ты можешь сидеть здесь, а я пойду одна. - Надя!.. - Послушай, я уже большая девочка и в состоянии решить, что я могу, а что нет. Я сделала себя сама, построила свою жизнь и крутила десятками таких, как ты, - журналисты, продюсеры, музыканты... Так что можешь мне не приказывать... - Я просто даю полезный совет, - едва сдерживая раздражение, сказал Виктор. – Мы сегодня сделаем пробную прогулку и вернемся. А завтра пойдем дальше. Я обещаю тебе, что через пять дней мы уйдем отсюда. - Через четыре. - Нет, через пять. Что я буду делать с тобой в джунглях, без пресной воды, если опять начнется твоя лихорадка? Ты что, забыла, как чуть концы не отдала?! - Можешь не напоминать. Я и так тебе благодарна, - мрачно сказала Надя. – По-моему, нам пора выходить! Джунгли становились все темнее и гуще. Густые кроны деревьев почти не пропускали солнечных лучей. На нижних ярусах дрались обезьяны. Чуть выше разноцветными гроздьями сидели попугаи. А где-то вверху, спрятавшись за темной листвой, пели невидимые птицы. Виктор шагал впереди, расчищая проход. - Ой, смотри! – воскликнула Надя. Испуганный Виктор обернулся. На нижней ветке сидел толстый желто-зеленый попугай и доброжелательно глядел на них. - Какая прелесть! – сказала Надя. - Fuck, - отчетливо сказал попугай. - Что?! – возмутился Виктор. - Sheet, - ответила птица. - Он говорит! – радостно завопила Надя. – Значит, здесь есть люди. Витя, Витенька, - она кинулась ему на шею и, захлебываясь от восторга, кричала: - Как здорово, какой ты молодец! Он говорит! Может быть. Его хозяин неподалеку! Скажи что-нибудь, птичка! - Merde, - раздался смущенный ответ. Попугай переминался на ветке и раскланивался. Он был похож на пожилого оперного тенора. На миг Виктор был готов поверить в это безумие. Он даже представил человека, выходящего из-за деревьев. "Как жаль, что это невозможно, - с горечью подумал он, - я обошел остров вдоль и поперек. Откуда взялась эта чертова птица!" - Смотри! – Сказала Надя. – У него на лапе что-то блестит! Виктор осторожно приблизился к попугаю. На лапе у птицы было кольцо с названием корабля. - "Мария-Антуанетта", - прочитал вслух Виктор. – Теперь все понятно. На кораблях часто живут попугаи. Наверное, он улетел. - Ну и пусть, - Надя натянуто улыбнулась. – Рано или поздно мы выйдем к людям. Так что все хорошо. Стараясь скрыть свое огорчение, она беззаботно сказала: - Давай возьмем его с собой. Он ведь привык к людям. Буду смотреть на него в Питере и вспоминать... Но попугай в руки не дался. Ловко увернувшись, он взмахнул крыльями и с прощальным криком "Мать твою..." исчез за деревьями - Надо же, - вздохнула Надя, - по-русски! Джунгли постепенно редели, и идти стало легче – видимо. Они спускались с горы. Вскоре буйная растительность сменилась красно-коричневой почвой саванны. Низу, за редкими деревьями, начиналось океанское побережье. Надя выглядела расстроенной и уставшей. Ветер трепал ее волосы, она то и дело сердито отбрасывала их с лица. "Что за чушь! – думал Виктор. – Ну почему я должен огорчаться из-за нее. Или вообще думать о ней! Какое мне до нее дело?! Да, решено. Мне нет до нее никакого дела. И хватит! В конце концов. Это просто смешно!" - Постой! – услышал он голос Нади. – Я потеряла сережку! - Какую еще сережку? – удивился Виктор. Он даже не сразу понял. В чем дело. Сережка – это было что-то забытое, из прошлой, далекой жизни. - Бриллиантовую! – сердито ответила Надя, - Ну что ты стоишь, как медведь! Ищи!... Да аккуратней же! Ты так топчешься, что раздавишь ее! Стоя на коленях, они пересыпали песок и сухие травинки. - Что же она, сквозь землю провалилась?! – злилась Надя. - Не понимаю, зачем ты вообще их надевала! - А меня, знаешь ли, забыли предупредить, что я здесь окажусь. Так что извини. Чертов ветер! Я поправила волосы и даже не заметила, как она выскользнула! - Может. Она отлетела в сторону? - Да откуда я знаю? Все, мне надоело. Пошли! Черт с ней, с этой дурацкой сережкой. У меня полные глаза песка. Ну! Вставай! Виктор медленно поднялся. Под ногой у него что-то хрустнуло. - Ты... ты сломал ее! - Извини! Я как-то не заметил... Ну что ты? Можешь считать, что я ее не нашел. Ты ведь хотела уйти! - Но ты ее нашел. Нашел и сломал! - Может быть, я смог починить... - начал Виктор. - Не трогай ее. Это не твое дело. Ты ее все равно сломал! Как... Как ты мне надоел! Как мне все здесь надоело! Швырнув вторую сережку в песок, она побежала со склона. - Надя, куда ты? - Купаться! – не оглядываясь, крикнула она. Виктор остался один. Чтобы успокоиться, он изо всех сил швырнул камень. Но камень. Но камень бесшумно стукнулся о песок. "Бред. Какой бред. Хочется уйти, хлопнув дверью. А двери нет. Да и идти некуда... Как мы умудрились выйти к этому побережью?! Только этого мне сейчас не хватало! Эх, напиться бы! Он ожидал, что Надя встретит его гневом и слезами. Но она даже не услышала, как он подошел. Потрясенная, она смотрела на черные обломки самолета, поднимавшиеся из воды. Теперь это место казалось таким красивым и мирным. Таким же, как множество мест на земле, по которым мы проходим, не зная о том, что там было когда-то. - Это случилось здесь? – тихо спросила она. - Да – сказал Виктор. На отмели лежал какой-то потускневший маленький предмет, и в нем отражались солнечные лучи. - Это Крис. Его губная гармошка. Он всегда таскал ее в кармане. – Не в силах сдержать слез, Надя отвернулась. – Объясни мне, что это значит, - попросила она. На песке были выложены гигантские буквы "SOS". Рядом с кострищем лежала груда хвороста. - Это сюда ты ходил каждый вечер? - Да. - Почему? - Потому что мы здесь одни. - Ты уверен? - Да, это маленький остров. Я все обошел. Людей здесь нет. Надя молчала. Она держала в руках тонкий сухой прутик и ломала его – сосредоточенно и напряженно, как будто от этого зависело что-то важное. Осторожно ломать маленькие кусочки. Один. Другой. Третий. Ее лицо стало совсем белым, и Виктор вдруг заметил выступившие на носу четыре асимметричные веснушки. "Четыре веснушки, - подумал Виктор. – На какие глупости мы обращаем внимание. Если бы можно было проснуться и все это оказалось неправдой". - Неужели мы останемся здесь навсегда? – тихо сказала Надя. – Одни. В океане. Господи, о чем я говорю?... Ведь все умерли. - Послушай... - начал Виктор. Но она перебила его: - Нет. Не надо ничего говорить. Я пойду. Я хочу быть одна. Ты не волнуйся. Я приду скоро, вечером. Я погуляю чуть-чуть и приду... И Надя пошла вдоль берега. От усталости она едва держалась на ногах, но останавливаться было страшно. Стараясь не думать, она считала шаги, но мысли все равно возвращались к ней, так же как море выбрасывает на берег мелкую гальку и отполированные осколки ракушек. "Как странно – в детстве все мечтают попасть на необитаемый остров... Как же звали мальчика из пионерлагеря – он еще был Черномором в день Нептуна, - кажется, тоже Виктор... А Виктору идет борода. Ну вот. Мне уже легче. Я как кошка, у которой – сколько? – кажется, тридцать семь жизней. Я выкарабкаюсь. Даже противно. Нас найдут. И я все забуду. Всех находят. Я читала. И нас найдут... Надя остановилась возле засохшего дерева. "Чуть-чуть посижу и пойду дальше" – подумала она. ... Это была огромная белая комната со сводчатым потолком и двумя полукруглыми окнами. Ветер вздувал пузырями кружевные занавески. На полу стояли большие стеклянные бутыли, наполненные водой и стеклянными камушками. В старинном кресле напротив окна, уютно подобрав под себя ноги, сидела Надя. "Как странно, - подумала она, - я знаю, что это моя комната, но почему-то не узнаю ее. А, вот что! Наверное, Никита к моему приезду сделал ремонт..." Дверь открылась, и в комнату вошли люди. Устроившись на низком диване в углу, они пили шампанское и разговаривали, не обращая на Надю никакого внимания. - А ты заметила, какое на ней было платье?! – радостно воскликнула высокая рыжая женщина. - Да, ужасно. Я всегда говорила, что она слишком худая. Таким нельзя открывать плечи. - Говорят, у нее пропал голос, - вмешался толстый мужчина. - И не удивительно. Она слишком много о себе возомнила. - Давайте-ка еще выпьем!!!! "Неужели они не видят меня?" – в ужасе подумала Надя. Она хотела встать, но не смогла даже пошевелиться. Створки окна бесшумно раскрылись. Большая золотистая рыба медленно проплыла через всю комнату и вылетела в окно напротив. И сразу же стоящий в углу человек обернулся и оказался Никитой. Он открыл шкаф и стал доставать оттуда Надины вещи: платья, украшения, книги. Никита хотел бросить их на пол, но они превратились в пыль и разлетелись по комнате. Потом он пошел к гостям, а к Наде направился кто-то большой и черный. Она вскочила и метнулась к двери, побежала по лестнице, но Черный догонял ее. Она хотела кричать, но голоса не было. И вдруг на пустой улице Надя увидела маленького мальчика. - Почему ты бежишь? – удивился мальчик. – Ты ведь можешь улететь от него. - А как? - Оттолкнись от земли посильнее. А руками – от воздуха. Вот и все. Тогда Надя сделала. Как ей сказал мальчик. Черный остался далеко внизу. Отталкиваясь от стен, Надя осторожно летела на крышами ночного Питера... Когда Надя вернулась в лагерь, уже темнело. Виктор сидел у костра. Увидев ее, он вскочил: - Где ты была так долго?! - Представляешь, я заснула! Присела на минутку и просто провалилась! Открываю глаза – и не могу понять, где я, кто я... - Надя беспечно засмеялась. - Ну конечно, - разозлился Виктор, - я тут чуть с ума не сошел! А ты... - Ну, извини, - миролюбиво сказала Надя. - Да не нужны мне твои извинения! Приходишь среди ночи, и – здравствуйте, извините, пожалуйста! - Виктор. Все, давай забудем об этом! - Ты всегда думаешь только о себе!! - Это я думаю только о себе?! – взорвалась Надя. – Хорошо. Пусть. Я эгоистка, да? Мне на все наплевать? Замечательно. Только вот ты-то здесь при чем? Нет, я, конечно, понимаю, это очень мужской и важный поступок – наорать на женщину... - Надя, давай немножечко помолчим. Остынем... - Нет уж. Теперь я все скажу. Ты вообще долго собираешься торчать на этом паршивом острове? Мужчина ты, в конце концов, или нет?! Построй плот, сделай лодку, подожги к чертям этот остров, чтобы нас увидели, сделай хоть что-нибудь!!!! - Сядь, - стараясь сдержать раздражение, сказал Виктор, - сядь и поешь. Ты, наверное, проголодалась. Я приготовил рыбу, как ты и просила. - Да не нужна мне твоя рыба. Я выбраться хочу отсюда, понимаешь?! Я вообще не ем рыбы!.. Боже мой, это просто наказание – оказаться на острове с таким пентюхом! - А ты думаешь – подарок, да?! Именно об этом я мечтал всю жизнь!... Самодурка! - А вот мой муж так не думает! - Да какой муж? Нет у тебя никакого мужа! - Как это нет? У меня замечательный муж! И в отличие от тебя уж он бы что-нибудь придумал! - А моя жена в отличие от тебя не устраивала бы сцен! - У тебя. Оказывается. Прекрасная жена?! Только раньше ты о ней что-то не вспоминал? - ... И она бы занималась делом. А ты сидишь на всем готовом и еще не довольна! - Мне не нужны твои бананы, твоя дурацкая рыба и ты сам! Я сама могу о себе позаботиться! - Наконец-то! Прекрасно! - И вообще, я не желаю с тобой разговаривать. - Отлично! Сегодня что, Новый Год? Сплошные подарки! Теперь я буду избавлен от капризных сцен и идиотских замечаний! - Все – ледяным тоном сказала Надя. – Это – все. ГЛАВА 13 "ВОРОНА И ЛИСИЦА" Несколько дней прошли в полном молчании, и Наде это здорово надоело. К тому же добывать пищу самой оказалось совсем не так просто, как она думала. Вот, например, бананы. В Питере их покупала домработница, а здесь, на острове, приносил Виктор. Теперь же Надя стояла под пальмой, запрокинув голову, и с тоской думала, что на такую высоту она не полезет, нет! Еще были кокосы. Но и они росли высоко. Полчаса Надя пыталась сбить хоть один плод камнем – и все безуспешно! - Что за идиотский остров, - сердито говорила она, продираясь через лианы. - Здесь вообще растет что-нибудь ниже трех метров?! И вдруг – вот удача! – она увидела лежащий на земле большой кокос. "Наверное, его уронил Виктор... А может... Может, он это сделал нарочно? Ну уж нет, мне не нужны его подарочки!" Но кокос уже был в руках и выглядел так аппетитно, что Надя решила уговорить себя: "Да нет же, это просто случайность. И потом, глупо выбрасывать его!" Таким образом, обед был у нее в руках. Однако вместе с обедом появилась и проблема как его съесть? Ножа у Нади, конечно, не было, а идти и просить у Виктора... - Ни за что! – сказала она. К тому же попробуй-ка что-то попросить у человека, если ты ним не разговариваешь! - Ладно, обойдемся без молока, - решила Надя. – Пусть будет только "второе". Сидя на корточках, она ожесточенно долбила кокос камнем. -Хоть бы трещинка на нем появилась, что ли. Сижу тут как дура и разговариваю сама с собой. Разозлившись, Надя изо всех сил стукнула по кокосу, но попала по пальцу и чуть не расплакалась от обиды и боли. А Виктор сидел в это время у догорающего костра и начинял пряностями рыбу. Настроение было паршивое. Он никогда не любил есть в одиночестве, и дома, если жена задерживалась, ждал ее допоздна. И вот теперь он готовил себе ужин и злился. "Какого черта я поднялся ни свет ни заря?! Искал дрова. Поправлял этот дурацкий шалаш! Нет, не понимаю я Робинзона. Я бы в жизни не стал разводить эту мутотень для самого себя. Вот это имеет смысл, когда делаешь ради кого-то... А еще эта рыба... Ну уж нет! С ней мириться не стану! Хватит! Надоело. Пусть вот сама помучается – и придет. Тогда я еще подумаю. Надя стояла за деревом и тайком наблюдала за ним. "Ну конечно, - думала она, ему-то что – готовит себе рыбку и в ус не дует. А ты тут хоть с голоду помирай. Эгоист несчастный!.. Ладно, я-то не пропаду, справлюсь. А вот он еще будет меня уговаривать!!!" Под ногой ее хрустнула ветка. Виктор обернулся и увидел стоящую за деревьями Надю. Они растерянно смотрели друг на друга. Виктор, вспомнив обиду, сделал скучное лицо. Тогда Надя показала ему язык и, демонстративно повернувшись, ушла. Она целый час бродила по джунглям, но еды так и не нашла. Тогда она решилась действовать методом проб и ошибок. "Есть ведь какой-то сахарный тростник?! И еще всякие там съедобные штуки... Только вот как они выглядят?" И она принялась пробовать все, что казалось ей съедобным, но вовремя одумалась. Во рту была противная горечь. От жары болела голова. "Да уж, - сказала себе Надя, - хочешь не хочешь, а затоскуешь по Родине! Попасть бы там на необитаемый остров! Там хоть грибы. Ягоды всякие..." Но подумать о необитаемых островах России Надя не успела. Сверху раздался тоненький, пронзительный голосок. Надя подняла голову и увидела сидящую на дереве маленькую обезьянку. В "руках" обезьянка держала гроздь бананов. - Ми-илая. Ах ты моя хорошая! – ласковым-ласковым голосом сказала Надя. Обезьянка склонила голову набок. - Иди сюда! Иди! Обезьянка не слушала. Прижав задней лапкой гроздь, она оторвала банан и стала аппетитно есть его. - Не хочешь? Ну, тогда давай меняться. Смотри – Надя сняла с ноги тоненькую золотую цепочку и заговорила медленно и внятно – так, как говорят с иностранцами или детьми: - Смотри. Вот это – Я. У меня – цепочка. Красивая. А это – Ты. У тебя – бананы. Я – Тебе – Цепочку. Ты – Мне – Бананы. Обезьянка внимательно слушала Надю. Она смотрела на нее, то на качающуюся цепочку, то на бананы. И даже похлопала себя по груди – так же как это делала Надя. Но потом обезьянке стало скучно. Она перепрыгнула на соседнее дерево и скоро исчезла в джунглях. Надя засмеялась – чтобы не заплакать. "Кажется, я окончательно потеряла рассудок, - радостно сообщила она себе. – Кому сказать – не поверят! Теперь вместо басни "Ворона и лисица" можно писать вторую часть "Обезьяна и певица". Хит сезона!.. Какая тоска. Почему я так хочу его видеть?! Какой-то капитанишка в дешевом костюме, неудачник. Ничтожество... И не буду я думать о нем. Я молодая, красивая. Светит солнце. И вообще, этот мир такой паршивый, что просто прелесть!..." "Все. Кажется, больше делать нечего". Виктор еще раз оглядел лагерь и вздохнул. Ужин был готов. Фруктов, которые он принес, хватило бы на неделю, а дров – дней на пять-шесть. Он нарвал новой травы для матраца. Починил шалаш. Изготовил несколько гарпунов. И теперь ему оставалось только сидеть, сложа руки среди всей этой красоты. "Скорей бы она вернулась, - думал он. – Нет, я просто не привык быть один, вот в чем дело". - Не привык быть один, - повторил Виктор вслух. И сразу же, словно вызванные этими словами на него нахлынули воспоминания. Один – это пустая квартира, страшные, непонятные звуки, и посреди кухни – перевернутая табуретка... Перед Виктором стремительно раскручивалась пружина прожитых лет, и неожиданно он вспомнил этот день. Весь, до мельчайших подробностей. - В этот день Вите исполнилось пять лет. Он уже вспомнил о своем дне рождения и заранее волновался и ждал его, загадывая желания. Утром мама торопливо поцеловала его и сказала: "Поздравляю". Потом она ушла и взяла с собой Асю... А Витя остался. Он сидел у окна, уткнувшись подбородком в подоконник, и ждал маму. Пошел дождь. Красная машина под окном стояла блестящей и чистой. Потом в доме напротив зажглись первые окна. Он был один. Без гостей и подарков. Тогда Витя открыл окно и выбросил все свои игрушки. - "Наверное, в этот день я впервые почувствовал себя взрослым, - грустно подумал Виктор, - Почему же ее нет так долго?!" А в это время Надя ползла по песку. - Все, я больше не могу! Когда-нибудь она собирается остановиться? Эх, если б я точно знала, как они ведут себя, когда собираются отложить яйца... надо было лучше учить биологию! Наконец черепаха остановилась. Огляделась. Лениво копнула лапой песок и двинулась дальше. Тихо выругавшись, Надя последовала за ней. Это было очень печальное зрелище. К счастью, чувство юмора никогда не покидало Надю. И сейчас, отплевываясь от песка, она бормотала: - Боже мой, до чего я дошла! У меня приличное состояние, меня знает вся страна, и что же?! Мои трусы утащили макаки, а я сама охочусь за черепахой, в надежде, что она снесет, наконец, свое дурацкое яйцо. Кстати, а зачем я ползу? Может быть, можно встать? Нет, тогда она испугается и убежит... Представляю, как она за ужином скажет своему мужу: "Знаешь, милый, сегодня во время вечерней прогулки за мной ползала какая-то идиотка!" – Тут Надя не выдержала и, повернувшись на спину, расхохоталась. Ей вдруг стало ужасно хорошо. Раскинув руки, Надя лежала на песке и смотрела на небо. Ей было легко и спокойно под его перламутровым ракушечным сводом. Солнце медленно клонилось к закату, отражаясь в темной воде океана. - "Как здорово, - думала Надя, - точно так же люди любовались небом тысячи лет назад. Ничего не меняется. Стоит человеку оказаться на необитаемом острове, как все "достижения прогресса" становятся ему ни к чему. Слава, деньги, наряды – это здесь только слова. А важно совсем другое. Погода – дождь или солнце. Еда. Здоровье. Любовь. Как все просто... И в животе урчит. Да, не вовремя со мной случилось лирическое настроение! Ужин куда-то ушел. Пора и мне возвращаться". Надя решительно села и только теперь почувствовала боль в спине: что-то острое расцарапало ей кожу... Каково же было ее удивление, когда найденный в песке предмет оказался потерянными капитанскими часами Виктора! - Вот он обрадуется! – воскликнула Надя. – А вообще, смотреть на небо, лежа на остановившихся часах, - это круто!!! "... А тогда он спросит меня: где ты их взяла? А я скажу... Так, стоп! Что же я ему скажу, если мы не разговариваем?! Вот черт! Кажется, я в жизни столько не молчала! Что же делать?" Так думала Надя, возвращаясь к лагерю. Она уже была готова простить Виктора, конечно, если он хорошенько попросит!" Виктор заметил Надю издалека: ее силуэт четко вырисовывался на фоне закатного неба. Она шла торопливой мальчишеской походкой – легкая, чужая, красивая. Виктору хотелось побежать ей навстречу, но он сказал себе: "Еще чего! Нет. Брат. С женщинами так нельзя. А то скоро она тебе на шею сядет. Иди-ка ты лучше спать". Вздохнув, Виктор скрылся в шалаше и, услышав приближающиеся Надины шаги, старательно захрапел. Убедившись, что Виктор крепко спит, Надя решила переступить через собственную гордость. "Подумаешь, я чуть-чуть. Он даже не заметит..." В темноте она споткнулась о корягу и едва не разбила себе нос. Наконец она благополучно добралась до "склада" с едой и, оторвав кусок рыбы, принялась жадно есть. - Что бы это значило? – раздался насмешливый голос. – Кажется, кто-то терпеть не может рыбы?! - А вот это – не ваше дело! – чуть не поперхнулась Надя. - Зато это - моя рыба. - А мне наплевать на вас и на вашу дурацкую рыбу. - Ах, наплевать? - Да! - Значит, вы пришли сюда ночью, чтобы наплевать на мою рыбу?! - Не ваше дело! - По-моему, ты это уже говорила. Они сердито смотрели друг на друга. Из растрепанной шевелюры Виктора торчали сухие цветы и травинки. Надя воинственно сжимала в кулаке рыбий хвост... И тут оба не выдержали и одновременно расхохотались. - У тебя... У тебя вся борода... в цветах! – сквозь смех выговорила Надя. - А ты... - Но Виктор даже договорить не смог и с хохотом указывал на рыбий хвост и растопыренные Надины пальцы. Они словно проглотили смешинку. _ Все, хватит, прекрати немедленно, слышишь! Я сейчас просто лопну! Ой, мамочка! – Надя сердито махала на Виктора руками, но он не мог остановиться. - Ужасно хочется есть, - сказала вдруг Надя. - Ага. Мне тоже. - С чего это? - Да так... Аппетита весь день не было. Никогда еще еда не казалась им такой вкусной. Они ели весело и жадно. Болтали, потом опять начинали смеяться, забывая только что сказанные слова. - Неужели ты и вправду обиделся? Ну, было дело... А чего ты смеешься? - Да нет. Я не над тобой. Я давно хотела сказать: ты ужасно смешно говоришь! - Как это?! - А ты губы вытягиваешь трубочкой вперед – вот так... - Так? М-Му... - Вот-вот! У меня тоже так было, когда я поступала. Чуть не вылетела из-за этого. У нас педагогиня была по сценической речи! Все соки из нас выжимала. Станет, руками в бока упрется и орет: "В кухарки пойдете все! В кухарки!" Классная была баба. Мне скороговорки ее до сих пор сняться. Вот попробуй, скажи: "На мели мы лениво налима ловили. И меняли налима мы мне на линя. О любви не меня ли вы мило молили, и в туманы лимана манили меня" - На мели мы любили... Линяли... Тьфу ты. Совсем сбился. Нет. Меняли... А как это поэтично-то! Туманы... Прямо Блок... - Витя. А это правда, что у тебя есть жена? – вдруг спросила Надя. - Правда. - Она красивая? - Н-ну... в общем-то да. - А сколько ей лет? - Двадцать. - Значит, ты ее любишь. Молодая. Красивая. Тебе повезло! - А тебе? - Ну да! Конечно! Никита-чудо! И у меня есть любимое дело. И Никита мне всегда помогает, он замечательный друг, вообще – человек. - Да, я понимаю. Моя жена тоже... замечательный друг. Надя сидела, задумчиво глядя на угли костра. "Она нужна мне, – думал Виктор. – Почему? Что я в ней нашел? Ведь никогда я не любил таких женщин: капризных, самоуверенных, властных! Такие думают, что весь мир должен плясать под их дудку... И каждые полчаса другое настроение. От этого можно сойти с ума. Да уж! Именно со мной и происходит. Я смотрю на нее и схожу с ума". - А знаешь, - тихо сказала Надя, - я даже не знаю теперь, правда ли то, что я тебе говорила. Здесь как-то все изменилось... Я вот думала: у меня прорва знакомых. И нет ни одного человека, по которому я бы соскучилась. Гастроли, концерты, ночные тусовки... А я сегодня впервые – лет за десять, наверное, - смотрела на небо. Просто так, понимаешь? Я не умею, не могу, объяснить. - Я понимаю. - А я – нет... Недавно, месяца три назад, я говорю Никите: "Я, кажется, беременна". А он мне: "А зачем ты мне это говоришь? Ты взрослая женщина, сама знаешь. Что делать". Ладно. Пусть это оказалось не так! Но он даже не спросил, чего я хочу. Конечно, все не так плохо! Он меня любит, ценит. Да-да, я знаю!.. Ну вот, что-то я опять захандрила... Слушай! – Надя вскочила и закричала радостно: - А пойдем купаться?! Немедленно! Прямо сейчас!!! Здорово! Я всю жизнь об этом мечтала: ночь, луна, океан... Ну! Виктор смотрел на нее и не верил своим глазам. Только что эта женщина, задумчивая и печальная, сидела перед ним, пытаясь разобраться в своей жизни. И вот теперь она казалась самым счастливым и беззаботным человеком на земле. Ее глаза сияли детским восторгом, и, глядя на нее, нельзя было не забыть обо всем на свете. Взявшись за руки, они побежали к океану. Надя вышла из воды и, не дойдя до своей одежды, без сил рухнула на землю. Она лежала на животе, прижимаясь щекой к остывающему песку. Капли воды, переливаясь, блестели на ее плечах и спине. - Господи, какое счастье!! Я просто чувствую себя первым человеком на земле. - Жизнь вышла из воды! – улыбнулся Виктор, – так нас учили в школе. - Глупый. - Да. Я глупый. А ты красивая. - Я знаю. Красивая. И умная. Само совершенство. - Что же мне делать рядом с таким совершенством? - Восхищаться. - И все? - Да, - Надя серьезно посмотрела на него и добавила: - Только восхищаться... Слушай, а как твоя фамилия? - А зачем тебе? - Ну как?! Вот буду я писать мемуары. Расскажу, что давным-давно попала на необитаемый остров. А с кем – я и не знаю. - Тогда ты подойдешь к телефону, наберешь знакомый номер: 217-01-96 и скажешь: "Слушай Марков. Я опять забыла твою чертову фамилию!" - Я скажу: Марков, мы с тобой просто спятили. Мы ведь взрослые, семейные люди! - А я отвечу: ну и что? Ведь я тебя... - Все, Марков, молчи. Я положила трубку... как-то холодно стало. Подбрось мне одежду. - Ты уже хочешь идти? – огорчился Виктор. - Ну да. Поболтали – хватит! ГЛАВА 14. САМОЕ УЖАСНОЕ - Девяносто три, девяносто четыре, девяносто пять.... Надя свалилась на песок и словно растеклась телом по земле. Каждая порочка, каждая клетка дышала, жила и была полна сил. Из этой тропической земли тело как будто впитывало горячие острые соки жизни. "Я никогда не чувствовала себя так здорово! Наверное, я сейчас просто пышу здоровьем, как какая-нибудь доярка! Как в детстве, постоянно хочу есть, барахтаться в океане, загорать, хотя почернела уже вся, хочу выглядеть красивой и молодой, хочу ходить, покачивая бедрами, хочу петь... Да что это за наказание такое?! По идее, я должна бы валяться в меланхолии, смотреть на горизонт и плакать от одиночества. Я в своей квартире дольше часа просидеть не могу, если никого нет. Никита с утра ругается, что я включаю телевизор, и магнитофон, и приемник: "Как можно жить в таком сумасшествии?!" А я только так жить и могу! Господи, хоть бы маленький транзисторчик!" Сидеть целыми днями и смотреть на горизонт Надя и не пыталась. Она облазила почти весь остров, подружилась со стайкой обезьян, научила их рвать бананы и прочие фрукты. Но безделье, томительное ничего неделание сводили ее с ума. Она занималась шейпингом так усердно и долго, что вполне могла бы сейчас поучаствовать в конкурсе "Мисс бюст" или "Мисс стройная фигура" с огромными шансами на победу. Выматывала себя окончательно, просто отчаивалась, что времени на это уходит не так уж много. Необитаемый остров из романтической сказки стал реальностью, и эта реальность была совсем не так привлекательна, как казалось в детстве. И именно потому, что все проблемы здесь решались более или менее просто – никакой кровавой борьбы за существование. Можно было полежать под пальмой часа два, и в рот тебе обязательно упадет какой-нибудь авокадо. Все дела, которые были расписаны у Нади на годы вперед по секундам, вдруг остановились, зависли, а она так не могла. Ей все казалось, что надо куда-то успеть, что-то доделать, кому-то позвонить, встретиться, выступить... Не надо. И вот это полное безразличие к карьере, к богатству, к общественным связям, да просто ко всему привычному на острове становилось странной полумукой-полусладостью. - Ты бы хоть разок мне спела, - сказал Виктор. – Все повеселее было бы. - Может тебе еще и станцевать? - Может. " С ума сойти. Почему я вдруг заманерничала? Всегда пою безо всяких капризов – просто нравиться. А здесь..." - Я не могу без музыки. - А ты меня научи играть. – Виктор достал из кармана губную гармошку Криса. – Давай попробуем! И Надя вдруг загорелась. Сама дунула в гармошку – звук был, хороший звук. Попробовать что ли? Все равно заняться нечем. И начались уроки. Виктор уже пожалел, что подал эту идею. Надя мучила его, как школьника. - Бестолочь! – кричала она. – Фа диез! Диез, а не бемоль! Понял?! - Диез – это вниз? - Тебе слон на ухо наступил. Да что там слон! Стадо прошло! Сильней атакуй! Толкай звук! Какое там толкай! Научиться связно сыграть простенькую мелодию и то было мукой для Виктора. Он, смущаясь, как мальчишка, уходил по ночам в джунгли и дул в бездушную непослушную гармонику изо всех сил, чтобы к утру хотя бы поспеть за требованиями училки. - Что ты дуешь, как верблюд?! Вибрато сделай! Мягко! Ну! Сравнения с животными были излюбленным педагогическим приемом Нади. Виктор побывал медведем, ослом, собакой, скунсом, крысой, козлом и даже куропаткой. - потому что даже не курица! Та хоть какие-то звуки издает! Глухарь! Но постепенно дело начало налаживаться. Разок они умудрились вместе исполнить даже балладу, и довольно длинную. Счастливый Виктор ожидал похвал, но получил новое прозвище: - Навозник! Ты из классной баллады сделал какое-то дерьмо! - Так, теперь начались насекомые... - грустно сказал Виктор. По ночам они по-прежнему спали в одном шалаше, но отвернувшись друг от друга. Мелькнувшая было симпатия очень быстро подверглась Надей критичному анализу, и вывод был неутешителен: - Это просто скотство. Я тебя не люблю, ты меня не любишь. В нас гормоны играют. Сперма в голову стукнула. Будь на моем месте хромая горбунья, ты бы все равно на нее полез. Ты мужик, тебе хочется. А мне – нет. Виктор и сам подумал, что Надя права. Обстоятельства сблизили их, но настоящего чувства нет и в помине. А просто переспать было для него почему-то невозможно. Он был, очевидно, очень несовременным человеком. Ему чувства подавай. Через неделю они уже составляли довольно слаженный дуэт. Надя выучила Виктора играть целых пять мелодий, и не только на гармонике. Был приспособлен ствол бамбукового дерева, который заменял ударные, - Виктор ногой выбивал звук. Пустой кокосовый орех превратился в маракасы. - Нужен синтезатор, - досадливо говорила Надя, словно все остальное у них уже было. – На первые пять тактов скрипочку пустить, а с девятой цифры медные... А Виктору и так нравилось. Он с удивлением открывал в себе музыкальные способности. А как-то раз предложил: - А давай напишем новую песню. Я и слова придумал... Ну, самое начало... Надя уставилась на него так, словно вдруг прорезался голос у табуретки. - Песню? Ты хочешь написать песню? И даже есть начало? Ну-ка... - Это конечно не Пушкин... Как же там? А вот: На острове диком среди океана, Где волны прозрачны, светлы и тихи... - Ну, дальше... - Пока все. - Нет в жизни счастья для капитана, - продолжила Надя иронично, - и он сочиняет плохие стихи... Виктор обиделся: - Все, я больше не буду играть. - И отлично. Я за это время, благодаря тебе, испортила свой музыкальный слух. - Не так уж сильно и испортила, - ответил Виктор. - Что ты сказал? - Я сказал, что твой музыкальный слух... - слушай сюда, морячок, - побледнела Надя. – Если ты еще раз вякнешь по поводу моего слуха... - Что будет? Ты уйдешь навсегда? Скатертью дорога! - Нет, я просто тебе глаз на задницу натяну! - Как жаль, что у нас нет мыла! Так и хочется вымыть твой рот. Прямо не рот, а помойная яма какая-то! Мои матросы и то меньше ругаются. - Я с...ть хотела на тебя и твоих матросов с высокой башни. - Ты сначала найди матросов, а потом башню! На это Надя не нашлась что ответить. Поэтому сказала: - Сам дурак! В этот день они снова не разговаривали и ели порознь. "Блин! Как с ним живет жена?! – злилась Надя. – Он же изведет кого угодно! Зануда! Мужлан! Плебей! Представляю себе эту несчастную. Небось, уродка, в самом деле – горбунья хромая. Да кому захочется лечь с ним в постель?! Лучше смертная казнь! Не иначе он и в постели будет учить жизни! Да-а... повезло!" Слепая ненависть к Виктору рождала в голове самые невероятные планы мести. "Надо поджечь шалаш, когда он спит! Нет, лучше загнать его в воду, пусть его там сожрут акулы! Впрочем, они справятся! Я привяжу его к дереву и не буду давать ему воды и пищи. А сама буду есть и пить, есть и пить у него на глазах. Пусть сдохнет!" Последний план показался ей не таким уж фантастичным. Конечно, к дереву его привязать не получится, а вот поморить голодом, это запросто. И дождавшись, кода Виктор удалился в шалаш, Надя тихонько пробралась к продуктовому "складу". Все-таки она зря грешила на капитана – тот был хозяйственным и предусмотрительным. Он насушил рыбы и фруктов, здесь были даже вареные яйца. Этой еды могло бы хватить на месяц. И Надя решила эту еду уничтожить. "Пусть помучается! Пусть завтра валяется под пальмой и ждет, пока авокадо свалиться ему в рот!" Но как уничтожить еду, она не придумала. Выбросить в океан? Далеко таскать. Сжечь? Так костер еле-еле тлеет. Унести в джунгли? Он принесет обратно. От злости Надя решила просто поужинать. Разломив апельсин, она выдавила сок на вяленую рыбу и с жадностью впилась в ее мякоть. - Вкуснотища! – причмокнула она. – Кайф! В темноте найти что-либо определенное на "складе" было непросто. Надя просто клала в рот все, что попадалось под руку. И наткнулась на металлический бок обтекателя. - А что это у нас тут? – полюбопытствовала она. Крышка была сделана из камня и накрепко приделана глиной. Но Надя довольно быстро эту крышку сняла... - Уф! – только и смогла выговорить она. Запах из обтекателя шибанул в нос. – Самогон, что ли? На вкус содержимое "сосуда" было довольно мерзостным, но Надя с каким-то мазохистским удовольствием отпила чуть ли не половину. В голове сразу же зашумело, тело стало легким, а мысли хулиганскими. "Блин! Гуляем! Оказывается, на этом долбаном островке есть какие-то цивилизованные удовольствия! Надо же, а этот морячок от меня скрывал! От Надюхи ничего не скроешь! Сам, небось, втихаря попивал, а мне ни слова! У-у мужчинка!" Во второй раз самогон пошел хуже. Надя тут же неприлично отрыгнула, хотя о каких приличиях можно говорить на безлюдном клочке земли? Отрыжка почему-то отдавала бананами. "Опять бананы! Достал меня этот морячок! У него что, фрейдистский комплекс? Небось, у самого... хи-хи... банан с мизинчик! Вот он и возмещает! Меня, блин, звезду, блин, унижает постоянно, а сам! Что он вообще такое, этот морячок? Сейчас я его распатроню живо!" Она поднялась на нетвердых ногах и шагнула в шалаш. - Так, только тихо, бабка, немцы близко, - толкнула она спящего Виктора. Тот проснулся на удивление быстро. - Морячок. Что ж ты дот меня выпивон скрывал? А? Я, понимаешь, изголодалась душой и телом, а он – припрятал! -Понятно, - сразу оценил обстановку Виктор. – Нашла-таки самогон. Это я для дезинфекции сделал, твои раны промывал. - Мои раны? Ка-кие? - Забыла... На руке, на бедре... Да все тело в ранах было... - Тело? А душа? Ты про душу мою подумал? Она тоже вся в ранах! Тебе только тело подавай! - Все, прости, я спать хочу, - Виктор попытался улечься. - А я не хочу... ик... пардон... месье... Дама спать не хочет, а месье хочет... То есть месье не хочет... Хи-хи-хи... ик... - Ладно, Надежда, ложись, тебе самой завтра стыдно будет... - Мне?! Стыдно?! А чего мне стыдиться?! Да, я немножко навеселе... Я вообще веселая женщина, а ты зануда, как... ик... -Как это? Как... ик... ик... - Не знаю такого животного. Как бык... ик... - Як? -У-у... меня сейчас... У-у-у.... Надя вскочила и зигзагами понеслась к морю. "Еще утонет спьяну, - подумал Виктор, поднимаясь нехотя. – Надо же – надралась!" Когда он дошел до кромки прибоя, Надя уже успокоилась и теперь стаскивала с себя майку и шорты. - Я пошла купаться, морячок... Нет, я уплыву от тебя навсегда... Ты мне во как надоел! Виктор отвернулся, потому что она стояла уже перед ним совершенно нагая. Отвернулся, но тело ее – стройное, упругое, поблескивавшее в голубом свете луны, манящее и недоступное – осталось перед глазами, как моментальный снимок. Надя плюхнулась в воду. - Сдуреть можно! – прорычал Виктор. – Я же не маленький... - Морячо-о-ок! – кокетливо позвала Надя. – Ты что, железный? Или все-таки голубой? "Как она догадалась? - удивился Виктор. – Она что, мне в башку заглянула?" Надя ответила и на эту его мысль: - Думаешь, не видно, что ты, кобелина, слюни пускаешь, а показать боишься... Ну-ка иди сюда! Давай поплаваем при луне! Я тебе что-то покажу-у-у.... Как сомнамбула, не видя под ногами земли, Виктор шагнул к воде. - Э-э! Так нечестно! Я голая, а он в одежке! Ты что, врач? Снимай штаны, врач! И Виктор, не особенно соображая, снял с себя все. - А ты ничего... Плечи широкие, зад узкий... Это в моем вкусе – после минутной паузы сказала Надя. – Прыгай ко мне! И он неразумным теленком пошел на ее зов. Очевидно, она нырнула, потому что головы ее Виктор не увидел.... Он водил растопыренными руками в воде, но Нади не находил. А она действительно поднырнула и оказалась сзади. - Умри, несчастный! – весело закричала она, выскакивая из воды и обхватывая Виктора сзади за плечи. Некоторое время они барахтались, поднимая фонтаны брызг. В лунном свете казалось, что разлетаются бриллианты, такие же, как в Надиных сережках. Оба запыхались, но смеялись, хотя и несколько натянуто. Виктор теперь не мог встать в полный рост, потому что вода не доходила даже до бедер, а плоть выдавала его желание вполне недвусмысленно и неприлично. А Надя словно угадала это неудобство, выскочила на берег и закричала на бегу: - Догоняй! Не догонишь – хоть согреешься. Виктор сидел на песчаном дне и не шевелился. "Все – сказал он себе. – Все, надо прекращать этот ужас. Впечатление такое, что попал в бордель... Противно. Не хочу ничего. Все". И только после этого вышел на берег и натянул штаны. Действительно, все эти пьяные игры вдруг стали ему омерзительны. И именно потому, что к Наде он относился совсем не как к самке. Что-то другое уже настойчиво стучало у него в сердце. Он вошел в шалаш и лег на пахучую мягкую подстилку. Зубы его были сцеплены так, что желваки выступили буграми. - Але, гараж, ты где? – заглянула в шалаш Надя. – О! Мы оделись, мы гордые! А ну-ка, пусти меня полежать... И она упала, навалившись на Виктора всем телом. -Ну, дурачок, ты куда ушел? – сказала она нетвердо. – Женщина тебя привечает, а ты, значит, так? И Надя сочно поцеловала его в губы. От нее пахло самогоном. "Опять приложилась, - догадался Виктор, - Она просто в исступлении... Она сама не понимает, что делает..." Поцелуй не произвел на него никакого впечатления. - Ну, поцелуй же меня, что ты как... дуб!! "Ботаника началась, - подумал Виктор. – Зоология кончилась". А Надины руки начали смело бродить по его телу. Ее покачивающаяся голова склонялась в поцелуях, которыми дона осыпала его плечи, грудь, руки, живот... - Ну не спи, мой хороший, - прохрипела она. – Ну посмотри, с тобой рядом такая женщина, а ты как чурка... А Виктор и не спал. Перед такими ласками устоять было невозможно. Руки его тоже не могли оставаться спокойными, но были куда более нежными и осторожными. Он откинул с ее лица мокрые волосы и провел пальцем по лбу, по щеке, по губам... Надя затихла. А Виктор тихо коснулся губами ее шеи. И почувствовал, как вздрогнула кожа, услышал прерывистый выдох, вырвавшийся из Надиной груди. Он целовал ее бережно, словно она могла растаять от прикосновения. И Надя поддалась этому ритму, подставляя плечи, руки, грудь. Ее простое, бурное, короткое желание вдруг стало расти и расширяться. Теперь и она боялась вспугнуть тишину. Она почувствовала, как по телу разливается тепло и нежность, как оно становиться открытым и доверчивым. Она обхватила Виктора за голову и сама направляла его поцелуи. - Сюда... Теперь вот здесь... - шептала она.- Как ты хорошо целуешь... Теперь этот сосок... Нее обижай его... Пьяный туман испарился, уступив место радостной и влекущей теплоте. Мыслей тоже не было – одно чувство самооткрытия, самоотдачи, наслаждения и желания доставить радость ему, Виктору. Она подняла голову и снова поцеловала в губы, но на этот раз так, словно испила каплю сладкого яда – медленно и безоглядно. От капли этой дыхание прервалось, сердце стало большим, уже не умещалось в теле, грозило вырваться наружу, и поэтому Надя порывисто прижалась к Виктору, вцепившись ногтями в его плечи, задрожала, словно от страшной стужи, словно вернулась лихорадка, и впустила его в себя... Взлет был безумным! Она кричала, стонала, выла, царапалась и кусалась от нестерпимого наслаждения. Она полностью растворилась в нем, и ей казалось что мало, мало... А потом вспышка, взрыв, оглушительный и ослепляющий, сердце остановилось, упало и – пустота... Это действительно было безумие. Мир стал другим. Все мысли и ощущения рождались заново... Виктор тихонько гладил ее по волосам. - Милая, хорошая моя Надюша, - говорил он. – Маленькая моя девочка... Светлая, красивая, нежная... "Это невозможно, - подумала Надя. – Так не бывает..." - Ну что, морячок, - сказала она вдруг, и голос ее снова стал пьяным и вульгарным. – Как тебе переспать со звездой? Рука Виктора застыла. Он смотрел на нее беспомощно и по-детски незащищено. - А ты ничего... - Надя наигранно зевнула. – Давай спать. Намоталась сегодня- жуть. И она повернулась к Виктору спиной. Он еще какое-то время ошалело смотрел на нее, а потом встал, оделся и вышел из шалаша. Надя спала. Он и сейчас не хотел ее будить, не хотел, чтобы она видела самое ужасное в мире – как беззвучно плачет мужчина.... ГЛАВА 15. ШУСТРЫЕ АМЕРИКАНЦЫ "Ничего себе! – с негодованием мысленно говорила Надя. – Другой бы на его месте гордился! На всю жизнь запомнил бы, что Надежда Асеева с ним однажды случайно переспала!" Но чуть глубже поверхностного и капризного негодования толклись и кололись совершенно иные мысли: "Ну зачем я?... Черт меня дернул надраться этого самогона... Господи, ведь как свинья, как тигрица какая-нибудь... Что я наделала!" Слезы подступали к глазам. И тогда вновь возвращались оборонительные мысли-слова: "Тоже мне, какой выискался! Не хотел бы, так ничего бы и не было! Что я его, насиловала, что ли?" И опять возражали другие, более глубокие мысли: "Ты привыкла управлять, властвовать. И он первый, кто решился тебе это высказать. Правда, глаза колет... Что же теперь делать?" Надя умылась, выпила воды из родника и вернулась к шалашу. Виктор сидел возле вытащенного на берег плота и курил. - Привет, - сказала ему Надя и осторожно присела рядом. – Дай мне папироску. Пожалуйста. Виктор молча пододвинул к ней кокосовую скорлупу, в которой лежало курево. В джунглях Виктор нашел что-то похожее на табак и теперь отводил душу. - А огоньку? Он вынул из кармана зажигалку и, не говоря ни слова, протянул ей. - Никогда бы не подумала, что курить какие-то листья без фильтра так вкусно! – Надя осторожно покосилась на него. Виктор был суров, и, не замечая ее, смотрел куда-то в океанскую даль. Докурив, он встал и собрал свои самодельные рыболовные снасти. " Ну вот, уйдет сейчас на полдня, - с обидой подумала Надя, - а я сиди тут, кукуй. Ну что ему, неужели так трудно простить меня...? Сказал бы хоть слово... Эх!..." Над головой у нее пролетела с криками, похожими на всхлипывания, какая-то яркая птица. "Тропическая кукушка, - грустно улыбнувшись, подумала Надя. – Да... Вот так-то... Уйдет... Хм! Я думала о нем, как, наверное, думает его жена, когда он уходит в плавание... Да... Только не на полдня, а на полгода... Хм... Как ее зовут? Ах, да Валя... Интересно, что она делает без него? Впрочем, тебе-то какая разница? Что ты на нем зациклилась? Думай о чем-нибудь другом! Вот, например, о том, что сейчас бы уже летела назад в Питер... Странно, почему меня до сих пор не нашли?.. Ничего себе отпуск у меня получился! Внезапный и экзотический..." С этими мыслями Надя встала и побрела по берегу, от нечего делать, собирая камушки и ракушки. Океанская гладь, слившаяся вдали с горизонтом Была бирюзового цвета. Солнце палило нещадно. "Интересно, а в самом деле, она красивая, эта Валя? – снова подумала Надя, разглядывая свои загоревшие руки. – Да... Так можно и в негритянку превратиться". Жара была нестерпимой, и Надя свернула к джунглям, присела на огромные зеленые листья, ковром устилавшие землю, в тени. "Как же мне быть? Ну как теперь все поправить? – Мысли ее снова вернулись к ссоре с Виктором. – И почему он не делает первый шаг на встречу? Неужели дон до сих пор настолько сердит? Как тяжело... Да он-то, может, и привык быть один, но хоть бы обо мне тогда подумал! С кем мне еще разговаривать в этой дыре? С обезьянами?.." Надя в сердцах топнула ногой. "Ну виновата я, но что теперь? Я ведь даже не помню ничего... почти". Ей стало совсем грустно. Время тянулось медленно, очень медленно. Надя встала и побрела обратно к шалашу, сорвав по дороге какой-то листик и заклеив им нос от солнца. Возле шалаша тоже было немного тени, и она снова присела, рассматривая собранные камушки и ракушки. К возвращению Виктора с рыбалки Надя собрала для костра сухого тростника и каких-то веток, сложила их на старом пепелище. Виктор прошел в шалаш, а потом вернулся и принялся разводить костер, даже не взглянув на нее. "Ух-х! Злюка! Злобный кретин! – Надя была до крайности возмущена. – Тебе, значит, совсем на меня наплевать? Ну ладно же, погоди, ты еще попрыгаешь!" Надя улыбнулась – она снова придумала, как его проучить. Пока Виктор, не глядя в ее сторону, разводил костер и потрошил рыбу, Надя незаметно скрылась в джунглях. Она решила спрятаться – так, чтобы ему пришлось забеспокоиться и начать искать ее. "Ну ничего, эгоист противный! Ничего... Это сейчас ты изображаешь изо всех сил, что я тебе не нужна, а как увидишь, что меня нет, так запоешь!" - думала Надя, продираясь через джунгли. По веткам скакали обезьяны, вспархивали испуганные птицы, кишмя кишели какие-то насекомые. Вдруг на плечо ей опустился какой-то крылатый огромный паук с гадким длинным туловищем-хвостом, загнутым кверху. Надя вся съежилась, чувствуя отвращение, смешанное с испугом, и осторожно подула на него. Паук встрепенулся, взлетел и исчез. "Надо выбираться отсюда, - подумала она. – Самое ужасное это змеи... Нет, лучше не думать о них. И черт дернул меня полезть в эту чащобу!" Надя забыла о своем хитроумном плане, ей вдруг стало страшно, - она поняла, что заблудилась. "Дура! – ругала она себя. – Идиотка! Вместо того чтобы, просто поговорить с ним по-хорошему, устроила спектакль! Господи, где же океан?" В тропических зарослях царил полумрак, даже неба не было видно в сплетении ветвей, огромных листьев и лиан. И тут Надя увидела что-то похожее на тропку. Видимо, это было русло пересохшего ручья, но Наде со страху взбрело на ум, что эта какая-то тропа, по которой проходят тигры или ягуары. "Нет, глупости! – сказала она себе. – Если бы они здесь водились, мы бы услышали их рев. И Виктор говорил, что их здесь нет. Он все-таки... А я – взбалмошная дура!.. нужно успокоиться, взять себя в руки. Остров ведь небольшой, значит, нужно просто идти прямо, не сворачивая, и выйдешь..." Так она и сделала. Шла осторожно, все время озираясь по сторонам, и внимательно глядя под ноги, чтоб не наступить на какое-нибудь пресмыкающееся чудовище. Вдруг откуда-то сбоку послышался тихий шипящий свист. Надя, затаив дыхание, обернулась. Вначале ей показалось, что перед нею лиана, которая почему-то раскачивается из стороны в сторону. А потом она увидела, что у этой лианы имеются маленькие, похожие на бусины глаза и тонкий, как нитка, раздвоенный язык. Надя с трудом удержалась от крика. А змея, гипнотизируя ее взглядом, продолжала раскачиваться, как маятник. В эту минуту мысли застыли у нее в голове, она не думала ни о чем. Не двигаясь, даже почти не дыша. Надя прикрыла глаза, будто собираясь уснуть. В ушах звенело и дрожало змеиное шипение. Время для Нади остановилось... ... Она пришла в себя, только когда обнаружила, что свист прекратился. Осторожно открыв глаза, Надя убедилась, что змея исчезла. Сердце бешено застучало в груди, будто до этого было остановлено. Надя медленно огляделась - змеи нигде не было. И тогда она бросилась бежать по тропке, не думая ни о чем. Очень скоро высохшее русло ручья вывело ее к побережью. Опасности были позади, и, облегченно вздохнув, Надя подумала: "Ну вот, теперь, в какую бы сторону я ни пошла, все равно вернусь к шалашу. Тут не заблудишься". Синяя океанская даль казалась божьей благодатью после джунглей и того, что она в них пережила. Надя полежала немного на песке, чтобы прийти в себя, а потом побрела по краю песчаной отмели. Набегающие волны тихо ласкали ее горячие босые ноги. Внезапно ей стало весело и как-то очень легко. В ушах зазвучала музыка. "Что это за мотив? У меня нет такой песни", - удивленно подумала Надя. И напевая, стала придумывать какие-то слова. На острове, на острове, У моря-океана... Ля, ля, ля... А! Девчонка сероглазая Влюбилась в капитана. Надя расхохоталась и, продолжая напевать, стала придумывать дальше. И рыба-кит ей говорит: Люби, покуда любится... Ведь даже если отгорит... Ведь даже если отгорит... Навеки не забудется! - Что это со мной? – воскликнула она, смеясь. – Кажется, меня впервые посетила Муза! Ну! Услыхал бы Виктор мои вирши!... И тут же вспомнила строчки самого капитана: На острове диком среди океана, Где волны прозрачны, светлы и тихи... Ля, ля, ля... "Интересно, что он делает сейчас? – подумалось ей. И вдруг Надя увидела нечто очень странное: на пляже, ближе к джунглям, возвышался небольшой бетонный куб с железным ящиком, вмонтированным в него. Надя подошла к этому странному, невозможному здесь сооружению и, склонившись над ним, увидела красную кнопку, а рядом надпись на английском языке: "Если вы потерпели крушение, снимите предохранитель с кнопки сигнала и нажмите на нее. Мы вас услышим". Далее Надя разглядела еще одну надпись, сделанную более мелким шрифтом: "Ассоциация спасения. США". "Вот это да!... – Она опешенно смотрела на сооружение. – Значит, стоит нажать кнопку, и..." Она не смогла поверить, что спасение так просто так легко и так буднично. Надя осторожно погладила пальцем красную кнопку и предохранитель, защищавший ее от дождей, песка и случайного нажатия. "Да, шустрые американцы! – подумала она. – Всюду поспели со своим прогрессом! Это что же, значит, никакой Робинзон Крузо уже не возможен?!" Надя обошла несколько раз вокруг американского радиомаяка и села на песок, прислонившись к бетонному кубу. Ноги вдруг стали ватными, а голова пустой. Волны безмятежно набегали и катились обратно одна задругой. "До Владивостока отсюда, наверное, ближе, чем до Питера, - почему-то подумалось ей. – Нажмешь на кнопку, и тебя отвезут куда угодно. Спасение рядом, - она снова тронула кнопку. – И так... некстати..." Ей давно не было так легко, как в эту минуту. Когда она вернулась к шалашу, Виктор сидел у потушенного костра и вырезал перочинным ножиком из пальмовой коры какие-то фигурки. На вертеле висела большая поджаренная рыба. - Ты уже поел? – спросила Надя. - Да, - буркнул Виктор, не поднимая головы. - Какая огромная рыба! Надя вдруг ощутила, что здорово проголодалась, и с аппетитом принялась за еду. - А мне сегодня приснился сон, - она говорила и ела одновременно, - будто нас заметили. Из космоса. И спустили оттуда веревочную лестницу. Сказала: "Если хотите, отвезем Вас на Луну. "Но мы ответили: "Спасибо, нам и здесь хорошо". Виктору хотелось улыбнуться, но он нарочно удержался и сдвинул брови, вызвав в памяти неприятное событие, которое не давало ему покоя вот уже два дня. Нет уж, хватит, он вышел из игры и больше не попадается на ее уловки. Избалованная, высокомерная эгоистка!.. Он вспомнил теперь то, как она относилась к нему в самом начале их жизни на острове и как снизошла со своих высот там, в Сингапуре, когда он попросился к ней на этот злосчастный самолет. Все, хватит! С него довольно. - У тебя в бороде водоросль, - не унималась Надя. – Ты что, купался? Виктор не ответил. - Тоже мне, курорт себе придумал! Здесь же акулы, ты мне сам говорил... А знаешь, сегодня в джунглях я видела жуткого паука. Он сел мне на плечо, а я его сдула. Надя веселый щебет Виктора раздражал. А может быть, его выводило из себя собственное молчание? - И еще я придумала песню, - сказала Надя, - первый раз в жизни. Сама. Хочешь спою? Виктор встал и молча направился к шалашу. Надя тоже встала и пошла за ним. - Ну ладно не сердись. Ну, хорошо, я виновата, но я не хотела... Виктор остановился и обернулся к ней. - Я простил тебя, - сказал он спокойно. - Тогда почему ты со мной не разговариваешь? - Не люблю болтать, - немного помолчав, ответил дон. Утром Надя пропала. Виктор отправился к ручью, но и там ее не оказалось. "Ладно, погуляет и вернется", - подумал он, но с этого момента оглядывался на каждый шорох. Умывшись и испив родниковой воды, Виктор насобирал бананов, манго, кокосов и сахарного тростника. Сложив добычу в рубашку, он возвратился к шалашу. Нади не было. "Что за черт! Куда она ушла? Небось сидит где-нибудь рядом под кустом и не выходит, чтобы меня помучить". Он еще раз огляделся, чувствуя, что начинает все больше волноваться. Обычно Надя вставала после полудня, а тут поднялась раньше него и куда-то исчезла. А вдруг с ней что-то случилось? Виктор прошел по берегу сначала направо, потом налево и вдруг увидел следы ее босых ног. Вчерашними они быть не могли, так как вечером был прилив, и их бы смыло водой. Виктор пошел по Надиным следам, одновременно сердясь и волнуясь за нее. Идти ему пришлось минут тридцать. Он шел и ругался, обзывая себя "дубиной", "Холерой", "подводным рифом" и другими слова. И сам не понимал, почему он себя ругает – то ли оттого что снова попался на удочку. И вдруг впереди, в метрах в двухстах, Виктор увидел Надю. Она делал что-то странное: пригоршнями, перетаскивала песок с одного места на другое, будто хотела построить песочный замок. Виктора она не увидела: - Что это за строительство? – спросил он, неслышно подойдя к ней. Надя, вздрогнув, обернулась, и дон заметил, что она растерянна. Виктор нагнулся и увидел какой-то небольшой бетонный куб, уже наполовину засыпанный песком. - Что это за штука? - удивился он, разгребая и сметая песок. – И как же я ее не заметил, когда обходил остров?.. Увидев надпись, Виктор присвистнул от изумления и взглянул на Надю. Она отвернулась. - К сожалению, я тоже умею читать по-английски, - вздохнув и улыбнувшись одновременно, тихо проговорил он. - Значит, Эдему конец? – так же тихо спросила Надя. - Да, ведь Ева сорвала яблоко... - Не говори так! - Извини. Я не хотел тебя обидеть. Между ними возникло вдруг какое-то многозначительное взаимопонимание, оба ощутили его тепло. - Знаешь, мне совсем не хочется возвращаться туда. Мне здесь очень хорошо, и мы... Надя запнулась. - Тебе так кажется, - ответил Виктор, - тебя ждут в Сиднее и в Питере. Меня – тоже. Ты вернешься к своим делам, друзьям, мужу и очень скоро забудешь это приключение. - Может быть... Надя вздохнула и побрела обратно, к шалашу. А Виктор, взломав предохранитель, нажал на кнопку американского радиомаяка. Продолжение следует...
Ирина Аллегрова
"Райский остров"
