Все было решено... Уже были сказаны последние слова, которые оказались лишними, ведь глаза говорят куда больше. Уже они чувствовали неотвратимое приближение темноты, которая укроет их, - она стала наступать из углов, сгущаться осязаемо. Уже невесомым становились тела и неощутимыми прикосновения. Только две души, слившись в одну, мирно беседовали, утешая друг друга. - Я люблю тебя,- говорила она. - Я люблю тебя,- говорил он. - Мне ничего не страшно. Мы ведь не расстанемся, правда? - Мы не расстанемся. Никогда. - Какое страшное и прекрасное слово - "никогда". От него веет вечностью. В детстве я всегда боялась вечности. - Глупенькая... - Только не смейся, пожалуйста. Я никак не могла представить себе это - вечность, бесконечность... Мне казалось, что там, в самом конце концов, обязательно есть какой-нибудь заборчик. Не очень высокий, на него можно взобраться и посмотреть... - И что за ним? - А за ним... за ним тоже вечность... Но только ее уже немного, чуть-чуть... - И что же тут страшного? - Вот как раз заглянуть за этот заборчик. Аж дух захватывает. - А я всегда думал, что не умру. - И я! И это ужасно не справедливо, думала я, люди не могут умирать. Может быть, они просто сами хотят? Я - не хочу. - Мы не умрем... Теперь мы не умрем. - Да-да, я знаю. Теперь мы будем жить вечно. И теперь я вечности не боюсь. теперь она стала такая малюсенькая, как мои детские ползунки, моя любовь в ней не помещается. - У меня были голубые ползунки,- похвастался он. - И белые пинеточки... - А у меня розовые. И такой на груди вышит цветочек... Слушай, это же ты! - А у меня заяц был вышит... Косой, смешной, ушастый... Это ты? - Зайцы любят травку. Я люблю тебя. Боже мой, как я тебя люблю! - Заяц мой... Любимая... - Я обязательно покажу тебе фотографию, когда мне был годик. - Ты там голенькая? - А как же?! Эротика! - У меня тоже такая есть, но я тебе не покажу. - А я и так все видела. - Ничего ты не видела. - Ничего ты не видела. - Видела-видела-видела! Ты спал, а я подглядела! Это нечестно! - Ты красивый. Знаешь, какой ты красивый? Я ужасно боюсь, что это поймут все и за тобой станут гоняться все женщины мира. - За мной?! Это за тобой будут ухлестывать все мужчины. Отбою не будет! Я ужасно ревнивый! - Нет, это я ревнивая! - Нет, я! Я запру тебя в башне и никому не покажу! - Это я тебя запру! - Ладно, мы оба запремся! И пусть только посмеют к нам сунуться! - Я люблю тебя! - Я люблю тебя! - Мы ведь не умрем, правда? - Да... Мы будем жить... Только ты не уходи... Куда ты уходишь? - Говорят, перед... ну, перед самым концом... - Нет никакого конца, есть вечность! Ты забыла? За заборчиком - Вселенная! - Говорят, что человек в этот момент вспоминает всю свою жизнь. - Мне нечего вспоминать, я не жил без тебя... - Как темно... Ты хоть что-нибудь видишь? - Я вижу тебя... Я люблю тебя... - И я люблю тебя... - Ты здесь? - Я здесь, любимый, я рядом... - Все-таки, это правда... - Что? Что правда?.. - Что вспоминаешь всю жизнь... - Да... - Ну, что ж, давай вспомним... - Давай... Только ты не уходи... Я люблю тебя... - Я тебя люблю... ГЛАВА 1 Запатентованные тайны - Все, по Москве ездить невозможно! Никита вылез из машины и заглянул за трейлер, стоящий прямо перед их "девяткой". Пробка на кольце была от Смоленки до Арбата. - Отдыхаем, Женька, - плюхнулся он на сидение. - Это на полчаса. Женя разглядывал стоящий рядом навороченный джип "Ранглер", покачивал головой в такт музыке радио "101" и, казалось, не проявлял никакого нетерпения. - Нет, ну надо же, теперь каждое мурло норовит за баранку усесться! - не успокаивался Никита. - А говорят, что мы хуже стали жить. Да мы уже Америке фору дадим! Надо пересаживаться на велосипед. Давно были бы на месте. - Пойдем пешком,- предложил Женя. - Нам же тут два шага. - Счас-с! Все брошу, шнурки поглажу и пойдем! Не-е, надо Москву чистить от этих монстров бензиновых! Взрывать их, ломать к чертям собачьим, шины прокалывать... - Угонять,- продолжил мысль друга Женя. - А что! Благородное дело - настоящее робингудство! Вон бабка идет, она же нас с тобой ненавидит слепой ненавистью. И правильно делает. Что мы для нее? - Опасность и отравители. Не, за народ обидно, за державу! - Никита, ты в "гринпис" запишись,- улыбнулся Женя. - Ты имел в виду эту державу? - А чо? Буду бороться с экологией. - Все, пошли пешком! - Женя открыл дверцу и ступил на дорогу. - А тачку что, бросим? - А ты сможешь ее унести? - Ну и хрен с ней, действительно,- махнул рукой Никита, заглушил мотор, выключил радио и забросил ключи в бардачок. Если бы надо было придумать двух совершенно непохожих людей, то ни к чему напрягать фантазию, достаточно взглянуть на Женю и Никиту. Худой, тонкий, какой-то постоянно задумчивый и рассеянный Женя рядом с ловким, широкоплечим, быстроглазым Никитой смотрелся как первый подснежник в бочке мазута. Все время казалось, что неловким движением Никита снесет с лица земли это хрупкое, почти воздушное создание. Когда Женя, очарованный какой-нибудь мелочью, застывал с удивленно-радостным выражением на лице, Никита ухитрялся описать вокруг друга несколько эллипсов, овалов и прочих геометрических фигур, сбегать за пивом, позвонить подруге, познакомится с алкашом и съесть гамбургер, при этом разговор у них продолжался с той самой мысли, на которой был прерван внезапной задумчивостью Жени. Но внимательный наблюдатель, конечно, заметил бы, что Никита ни на секунду не упускает Женю из поля зрения, что его разухабистость весьма избирательна, что он, как квочка, носится и кудахтает, не забывая при этом охранять своего цыпленочка. - Она там уже неделю стоит,- громыхал басом Никита. - Меня прямо злость берет. Надо же - нахал! - Посмотрим,- сказал Женя. - Да ты справишься!- радостно захохотал друг. Ребята уже вышли на новый Арбат и, огибая снующих прохожих, приближались к административному зданию престижного банка. - Вот она,- сказал Никита, останавливаясь и показывая глазами на спортивный "Порше" приземисто-снарядного вида.- Клянусь, неделю стоит и хоть бы хны! - Ну да, ну да,- задумчиво произнес Женя, рассматривая черную красавицу, как изучает ребенок новую игрушку. - Знаешь, просто из принципа наказать нахала. Вот просто, чтоб знал! Слышь, Жень?.. Все, друга больше не было. Он уже был в сложных переплетениях транзисторно-полупроводниково-резисторно-электронных спаек, неловкое обращение с которыми тут же вызывало бурную реакцию машины - она начинала гудеть, кричать, сигналить, посылать радиосос в ближайшее отделение милиции. Словом, Женя исследовал ее защитную сигнализацию. Игрушка только и занимала его в том смысле, что хотелось ловко распотрошить ее и узнать, что там внутри. А чья это игрушка, Женю волновало меньше всего. Важен был сам процесс, так сказать, наслаждение творчеством. Интерес усугублялся тем, что прикасаться к игрушке было нельзя, да и просто подойти поближе и хорошенько рассмотреть ее было опасно. Нужно все рассчитать заранее и только тогда двумя-тремя точными движениями открыть чужую запатентованную тайну. Как, исключительно по внешнему виду, Женя ухитрялся догадываться, какими каверзами напичкана машина, оставалось загадкой, пожалуй, и для него самого. Тут было что-то из области интуиции. И она никогда не подводила капризного ребенка. - Ну? - спросил Никита? - А! Ерунда. "Скалибу",- сказал Женя.- Не хочу, скучно. Я уже три такие открыл. Пойдем еще чего-нибудь поищем. Поинтереснее. Никита от досады только хлопнул себя по бокам. - Блин, Женька! Вас, интеллигентов не поймешь! Чего искать? На свою задницу приключений? Сделай то, что умеешь. - Скучно,- повторил Женя и уже повернулся, чтобы уходить, как к стоянке подкатила допотопная "Победа" довольно поношенного вида. - Мусик,- сказал водитель, вылезая из машины. - Я на пять минут. Ты подождешь? Мусик - дородная тетка лет сорока - вылезла тоже: - Не, Пусик, я в магазин забегу. - Отлично! вдруг прошептал Женька.- Умелец! Ах, Пусик! Сам придумал? - Ты что, ты чо? забеспокоился Никита.- На хрен нам этот танк? - Помолчи, Никит, тут такие дела! Женя завороженно смотрел на пустую "Победу". Он опять "улетел". На сей раз его интуиции было интересно. - Кончай, Жень, они сейчас вернутся. - Ну да, ну да... Женя шагнул к машине, провел рукой у ветрового стекла, чуть коснулся пальцем антенны, маленьким гвоздиком сунулся в замок двери, и машина беззвучно открылась. Со стороны казалось, что он колдует. - Ага! - радостно повернулся к другу Женя.- Поехали! Он хотел было уже сесть на водительское место, но вовремя остановился - на педалях лежал огромный медвежий капкан. - Тьфу, Пусик, как грубо,- сказал Женя.- Я тебя не уважаю. А Пусик в это время вынурнул из здания, доставая из кармана ключи и кодовый магнитик. Каково же было его удивление, когда ни то ни другое ему не понадобилось. Машина стояла открытой, мотор работал, а капкан был аккуратно положен в багажник... - Знаешь, чего он придумал? Восторженно делился с Никитой Женя.- Он себе штыри приделал. Только заводишь - она выпускает штыри и - ни с места. Молодец! Никита был мрачен. До последней секунды ему казалось, что Женя попадется. И главное - ни за что! Главное, он и не поймет на суде, за какие такие преступления ему дадут срок. "Надо же! У такого папаши - такой одуванчик! - думал Никита.- Все там про генетику чего-то трепятся - фигня! По наследству только отчество передается" И все равно, Никита Женю обожал. Его деловая циничность, наталкиваясь на Женину задумчивую восторженность, притормаживала и удерживала в возможности оставаться человеком, а не стать ублюдком. - Все открыть невозможно,- сказал Никита вдруг. - Возможно, - убежденно возразил Женя.- Если человеком загадано, человеком и разгадается. - И если не человеком? - А кем? - Не знаю, Богом,- стеснительно выговорил Никита. - Это что? - Вот баба, например. Сколько у меня было - до конца ни одну не раскрыл. - Ты - поэт,- неожиданно восхитился другом Женя. "Точно, блин,- сам себя отругал Никита.- Занесло меня. Бабу ему раскрой видишь!" - А вообще, задача интересная,- улыбнулся Женя. - Попробуй,- съехидничал Никита. - Когда-нибудь попробую,- серьезно ответил друг. ГЛАВА 2 Для души В ломбарде как всегда была толчея. Душно. Шумно. Много людей с серыми, озабоченными, печальными лицами. Ломбард вообще такое место, где радость и беззаботность нереальны. Сюда приходят от отчаяния... Сутулая, бедно одетая девушка со слипшимися в нерасчесанный комок волосами блуждала рассеянным взглядом по огромному помещению. Сразу было видно, что она в ломбарде оказалась впервые. Наверняка, у нее какие-то жизненные трудности. А может, и трагедия. Две длинные, бесконечные очереди. Девушка встала в конец одной из них. Это надолго. Очередь движется к заветному окошку медленнее больной черепахи. Она опустила голову. Может быть, стесняется, боится, что ее здесь случайно встретит кто-нибудь из знакомых. А туфельки на ногах совсем рваные... Опытный барыга из толпы выделит потенциального клиента, на котором можно нажиться. Нажиться на чужом горе... Девушка как раз попадала в категорию таких клиентов. Хрупкая, застенчивая и податливая. - Что сдаем? - К ней подошел мужчина в кожаной куртке, с золотыми перстнями на пальцах. - Вот...- девушка развернула носовой платочек. Алмазным светом сверкнуло колечко. - Ого!- Мужчина оценивающе прицокнул языком.- Можно посмотреть? - Смотрите... Из моих рук... - Девушка вся внутренне напряглась. - Да вы не бойтесь, я не вор,- ухмыльнулся мужчина.- Меня тут каждая собака знает. - Я не собака. Я вас не знаю. - В первый раз? - В первый...- Она печально кивнула. - Деньги сильно нужны? - Не то слово... - Симпатичная у вас побрякушка... Фианит?- Хитрый ход. Уж он-то, конечно, знает, из чего сделана "побрякушка". - Нет, что вы... - Девушка снова завернула колечко в платочек.- Это семейная реликвия... Настоящий бриллиант. - Я бы купил,- неопределенно сказал мужчина. - Правда?- Во взгляде недоверие. - Я оценивала у ювелира. Кольцо дорогое. Хотела сдать в магазин, но там сказали, что у них таких денег нет... - И какова же цена? - Десять миллионов... - Пять. - Что-что? - За пять миллионов продадите? - Нет.- И отвернулась: мол, разговор окончен. - Но послушайте... Вам здесь за кольцо дадут не больше пятисот тысяч, вы понимаете? - Как? - На ее глаза навернулись слезы.- Почему так мало? - Таковы уж правила. А если у вас потом денег не будет, чтобы выкупить? Получится, что вы продадите бриллиант за пятьсот тысяч. Смешно, ей-богу... - Это вам смешно...- Маленькая слезинка выкатилась из ее глаза.- Что же мне делать? У меня безвыходная ситуация... У вас есть сигарета? Угостите, пожалуйста... - Здесь не курят. - А я на улице.- И она обратилась к впереди стоящей тетеньке.- Я отойду на минутку, ладно? На улице было еще жарче, чем в помещении. Вот-вот должна была начаться гроза. Низкие тучи легли на небо серым покрывалом. Пыльный воздух щекотал горло. - А вы правда можете купить?- спросила девушка. Сделав первую затяжку, она закашлялась. Видимо, совсем не курила. - А надбавите хоты бы миллион? Мужчина деланно замешкался. Бриллиант-то стоил не меньше двадцати... И какой ювелир-неумеха его оценивал? Тут главное - не упустить момент. - Понимаете, я в больнице медсестрой работаю,- затараторила девушка.- Зарплата - семьдесят тысяч... А муж у меня... Он военный, летчик, понимаете? - Ну? - Мы живем на квартире у его мамы... А она такая... - девушка всхлипнула.- Такая... Даже говорить о ней противно... Она цепляется ко мне по всяким пустякам, житья не дает... Еще когда Коля дома - терпимо, он ее сдерживает. Коля, это мой муж, понимаете? Но он часто уезжает по службе... Часто и надолго... Я уже больше не могу... Была бы жива моя мама, она бы никогда не дала меня в обиду... Но она... Она умерла... Так неожиданно...- Девушка разрыдалась, плечи ее затряслись, по щекам стекала черная полоска туши. - Ну, успокойтесь...- прогундосил мужчина. - Мамочка... Она была такая хорошая... И умерла...Сгорела за несколько дней... У нее был рак... А отец нас бросил, когда я еще маленькая была... Даже алименты не платил. А мама и не требовала. Она гордая была... А я теперь... У разбитого корыта. Не могу больше жить со свекровью. Но мамина квартира отошла государству. Я прописалась к Коле, как последняя дура. Понимаете? - Понимаю...- вздохнул мужчина. - Единственное, что осталось от мамы - это кольцо... Я не хотела его продавать... Но жизнь заставила... Мы с Колей сможем снять квартиру... У нас нет другого выхода, понимаете? - Хорошо...- после нарочно большой паузы сказал мужчина. - Я куплю... За шесть миллионов... - Вы не представляете... - Ее лицо озарилось неподдельным счастьем.- Вы не представляете, как выручите меня... Благодетель... - И она вновь выудила из кармашка старенького пиджачка платочек с заветным колечком. - У меня при себе сейчас нет таких денег,- произнес мужчина.- Но завтра обязательно будут. И если завтра примерно в это же время придете... - Знаете, я не хочу здесь больше появляться... Ломбард - не самое приятное место для встреч... Вот вам мой адрес,- девушка царапнула обкусанным карандашиком на клочке бумаги несколько загогулин.- Кстати, как вас зовут? - Виктор. - Очень приятно, а меня Ира. Она протянула тоненькую руку.- Вот и познакомились. Так значит, завтра? - В полдень. - Я буду ждать. Спасибо вам... Что бы я без вас делала? - И, покраснев, спросила:- Простите, вы не одолжите мне пятьсот рублей? На метро... У меня ни копейки... - Я на машине... - Нет-нет! Ни в коем случае, не беспокойтесь! Я уж как-нибудь общественным транспортом. Привыкла...- В крайнем смущении она взяла у мужчины мятую зеленую бумажку. - Еще раз спасибо. На следующий день в назначенное время Виктор припарковал свой автомобиль у подъезда зачуханной пятиэтажки. И сразу же увидел Ирину. Девушка выгуливала рыжего спаниеля. Длинные уши собачки волочились по земле, собирая окрестную пыль. Виктор нажал на клаксон. Ира обернулась. Ее губы растянулись в приветливой улыбке. - Здравствуйте, Виктор!- Она легкой трусцой подбежала к машине.- Вы подождете меня? Я к вам сейчас спущусь. - Да, конечно. - Полкан, к ноге!- прикрикнула она на спаниеля.- Иди сюда, мерзавец! Не слушается, а? Представляете, свекровь даже собаку против меня настроила. - Да, бывает... - Я мигом!- Ирина исчезла за дверью и появилась через минуту, держа в руке большую хозяйственную сумку. Она плюхнулась на переднее сиденье рядом с Виктором. - Вот стерва... Как я ее ненавижу... - Займемся делом?- предложил покупатель. - Да-да.- Ирина будто спохватилась.- Тут до больницы рукой подать. - В каком смысле? - Вы думаете, я буду держать кольцо в квартире?- грустно улыбнулась девушка.- Под носом у этой стервы? Как бы не так... Я положила бриллиант в сейф, где хранятся наркотические препараты. Надежное место... - Надеюсь,- сказал Виктор, поворачивая ключ зажигания. - Я вам покажу дорогу. Правда, здесь недалеко. Больница, действительно, оказалась совсем рядом, через несколько жилых кварталов. Больница самая обыкновенная. Высокое белое здание, у входа стоит "рафик" с красным крестом на боку. - А вон там...- Ира указывала пальцем.- Видите, желтый дом? В нем я провела детство... Там жила моя мама... Когда машина остановилась, Ира вынула из сумки хрустящий крахмалом медицинский халат, накинула его на плечи. Она уже хотела вылезти из автомобиля и даже опустила ногу на асфальт, но передумала, обратилась к Виктору: - Не хочется мотаться туда-сюда двадцать раз... Мой кабинет в самом дальнем крыле... Давайте, сделаем так. Вы мне сейчас дадите деньги, я сразу спрячу их в сейф, а вам вынесу кольцо. - Нет, мы так не договаривались. Я пойду с вами. - Но вас не пустят... - Тогда сначала принесите кольцо. - Не доверяете?- Ира состроила обиженное личико. - Простите, но без лишней подозрительности в наше время трудно обойтись.- Виктор не оправдывался. Он говорил прописные истины. - Понимаю...- согласилась Ирина.- И все же... Я вам оставлю свою сумку... В залог... - Зачем мне ваша сумка? - Вам она, может, и не нужна... А вот мне... Если я ее потеряю... Понимаете, Коля, мой муж, забыл свой планшет... Он позвонил с работы, попросил, чтобы я захватила в больницу. Он придет через час, понимаете? Тут карты какие-то военные. Они очень важные, даже секретные... Коля мне голову оторвет, если я их потеряю... Вот, посмотрите...- Она выудила из сумки кожаный планшет, распахнула его. На сиденье вывалились две аккуратно сложенные в несколько раз карты местности. Плотная бумага, расчерченная на квадратики и испещренная разноцветными линиями и стрелками. - Ну? Я же не вру... Сами видите... Да вы и адрес, в конце концов, мой знаете. Впрочем, мне нетрудно сбегать лишний раз. Раз уж от вас исходит такое недоверие... - Ладно... - Виктор внимательно осмотрел карты, зачем-то понюхал их и вынул из кармана куртки толстую пачку денег, перетянутую резинкой для волос.- Здесь ровно шесть миллионов. Пересчитайте. - В отличие от некоторых, я девушка доверчивая,- сказала Ира. Она спрятала деньги под халат и побежала по бетонной лесенке. У входной двери она столкнулась с двумя санитарами, поздоровалась с ними. Те в ответ вежливо покивали головами. Виктор посмотрел Ирине в след и, когда девушка скрылась за дверью, включил радиоприемник, вольготно откинулся на спинку сиденья, закурил. Виктор ждал. Через четверть часа он забеспокоился. Еще минут через десять беспокойство переросло в тревогу. Ирина не появлялась... Рука Виктора машинально потянулась к планшету. Он еще раз окинул взглядом военные карты, после чего со всей своей силой ударил кулаком по лобовому стеклу... На самом деле это были никакие не карты. Обыкновенные выкройки из журнала "Бурда". Но в первый момент не отличишь. К тому же Виктор представления не имел, как должны выглядеть настоящие карты. Он не служил в армии. Естественно, что адрес девчонки липовый. Вероятно, сообщник ждал ее в подъезде дома, где она якобы живет. Он-то и взял собаку... - Сука...- прорычал Виктор.- Ах, какая сука... Ирина вернулась домой в замечательном, превосходном настроении. Операция прошла на редкость легко и успешно, девушка заперлась в своей комнате и выложила на стол "трофейные" деньги, толстенную пачку пятидесятитысячных купюр. Но что это? Ира не верила своим глазам... Не может быть... Первые несколько купюр были настоящими, остальные же... Искусная подделка. Вероятно, с помощью цветного ксерокса. - Ах, гад!- Ира расхохоталась и повалилась на диван,- какой же гад! Ха, и дерьма наелись, и при своих остались! Идиотизм! Да, Ирине было смешно. Смешно, что ее облапошили. А ведь она была уверенной в своей победе! Но главная цель достигнута - она прекрасно провела время. Деньги ее вовсе не интересовали. Она проворачивала афёру не ради наживы, а исключительно ради собственного удовольствия, для души. Чтобы повеселиться. А Виктор оказался достойным противником. Парень не промах. "В следующий раз обязательно возьму его в свои компаньоны",- мечтательно думала Ира. ГЛАВА 3 Его семья Когда-то отец Жени был простым инженером. Начальником отдела. Зарплата Владимира Ивановича по тем временам была приличной, на жизнь хватало, но не более. Когда количество лет перевалило за сорок, он все чаще и чаще стал задумываться: про ту жизнь, о которой он мечтал, которая была ему знакома в основном из западных фильмов, денег не хватало. Да и не могло хватать. Взятки, которые он брал (а кто их не берет?) принесли ему тогда только подержанные "Жигули" и беспокойный сон. Но он знал, что где-то совсем рядом с ним такая жизнь есть. И его в этот прекрасный мир просто так никто не примет. Нужны деньги, деньги, деньги. Он чуть не свихнулся, пытаясь найти дополнительные источники доходов. Но всякий раз его попыткам разбогатеть препятствовал закон. А при мысли о возможном аресте его начинало тошнить. Жена его, Надежда Михайловна, поначалу приняла его патологическую тягу к роскоши за романтическую склонность широкой души жить сегодня, не заботясь о том, что будет завтра. В те далекие дни ее это привлекло - она сама была такая. Замуж она вышла по любви, которая сгинула очень быстро. Тяга к излишествам в сочетании с необъяснимыми вспышками невероятной скупости - все это помогло в конце концов Надежде Михайловне посмотреть на мужа трезвыми глазами все понявшей наконец женщины. И если бы не Женька, если б не боялась она оставить сына без отца, она уже тогда ушла бы от Владимира Ивановича. А потом наступили перемены. С невыразимой радостью наблюдал Владимир Иванович, как рушится все, что мешало его попыткам разбогатеть. Люди бежали из контор, спасаясь от теперь уже нищенской зарплаты. Рабочие становились коммерсантами, пенсионеры - спекулянтами, партийные работники - бизнесменами, спортсмены - рэкетирами, уголовники - уважаемыми людьми. Стабильность рухнула, и постоянностью стал один только всеобщий бардак. Если из хаоса могла родиться Вселенная, сказал себе тогда Владимир Иванович, то почему из бардака не может родиться один богатый человек? Тем более что он очень постарается добиться своей цели? Воля, упорство, труд и немного удачи - вот и все, что нужно для успеха. Владимир Иванович воспрянул духом. Он немедленно уволился со своей давно надоевшей работы, вынул из надежного тайника коробочку с долларами, которые тайно скупал на всякий случай, и развернул бешеную деятельность. Для начала он арендовал небольшую мастерскую по ремонту автомобилей, нанял высококвалифицированных рабочих и стал за высокую плату ремонтировать престижные иномарки. Прибыль моментально шла в оборот. Владимир Иванович потихоньку скупал за небольшие деньги подержанные машины, ремонтировал их, наводил блеск и продавал по гораздо более высоким ценам. "В дом пришел достаток",- любил приговаривать Владимир Иванович. Надежда Михайловна отмалчивалась, понимая, что муж вот-вот переступит какую-то грань, после которой покой из ее жизни уйдет окончательно. Произошло это в конце самой обычной недели ближе к концу рабочего дня. Владимир Иванович уже позвонил домой, предупредил, что ужинать будет дома. Но напоследок решил еще раз пройтись по мастерской. Около мойки автомобилей он увидел двух молодых, почему-то очень нервничавших парней. Подойдя ближе, он увидел их автомобиль: это была красивая машина - "Вольво". Повинуясь внезапному порыву, который потом он объяснил как первое проявление его таланта все предвидеть, Владимир Иванович спросил своего старшего мастера: - Тебе не кажется, что ребята это продают? Мастер пожал плечами. - Это их проблемы. Владимир Иванович подошел к молодым людям и сказал: - Всю жизнь мечтал иметь такую машину. Парни переглянулись. - И сколько бы вы дали?- спросил один из них. - Пятьсот долларов,- ответил Владимир Иванович, немного подумав. У парня глаза на лоб полезли. - Пятьсот?! Да эта тачка меньше десяти штук не стоит! - НУ, может быть, восемьсот,- задумчиво продолжал Владимир Иванович.- Не больше. А что, хорошая цена. Два видеомагнитофона и три ресторана, даже четыре. - Ты шутишь, дядя,- попытался рассмеяться второй парень.- Даже полцены давать не хочешь. - Мало ли, откуда она могла взяться?- размышлял Владимир Иванович.- Дам я вам штуку, Бог с вами. Это очень хорошая цена. Нет, правда, посудите сами: выедите вы сейчас на ней, а вас первый же гаишник остановит. И пойдут расспросы: откуда, мол, у вас эта машина, да не краденая ли она? Зачем вам неприятности? Парни снова переглянулись. Облизав пересохшие от волнения губы, первый парень спросил, подозрительно глядя на Владимира Ивановича: - Почему это менты могут нас остановить? - Мало ли! - Тот пожал плечами.- Позвонит кто-нибудь, сообщит, номер скажет. - Кто позвонит?- угрожающе спросил второй. - Да откуда я знаю?!- широко улыбнулся Владимир Иванович. Наконец до них дошло. - Ах ты, сука... - медленно пошел на Владимира Ивановича второй. Тот не шелохнулся. Старший мастер немедленно занял оборонительную позицию, взяв в руку монтировку. Парень остановился. - Тысяча долларов - хорошие деньги,- напомнил Владимир Иванович. Первый сдался. - Ладно, Коль,- остудил он своего дружка,- успокойся.- Он с ненавистью посмотрел на Владимира Ивановича.- Где бабки? Базара много, а толку чуть... Широким жестом Владимир Иванович пригласил их в свой кабинет: - Прошу за мной, там и поговорим. Отдав тысячу долларов за машину, он поговорил с ними и выяснил, что ребята эти впервые угнали такую роскошную машину и в принципе были даже довольны тем, что произошло. Угон они совершили только что и сюда заехали не для того, чтобы помыть чистую машину, а для того, чтобы переждать какое-то время и очухаться от пережитого волнения. Это был их первый угон, и они не знали, что делать дальше. Впоследствии эта машина была продана за восемь тысяч долларов - после того как на ней перебили номера и перекрасили. Владимир Иванович понял, что напал на золотую жилу. Неожиданно он обнаружил в себе самый настоящий криминальный талант. Выяснилось, что ему подвластна самая тщательная разработка любых операций уголовного толка. Он видел на несколько шагов вперед, благодаря своим многочисленным связям мог быстро решить любой сложный вопрос, он мог расширить свою клиентуру, оставаясь при этом неуязвимым для органов. Сбылась его мечта. Деньги сыпались отовсюду. Надежда Михайловна видела, как начинают подтверждаться ее самые худшие опасения: муж стал пропадать ночами, ссылаясь на бесконечную занятость, перестал вообще считаться с ее мнением. Обоих в семье удерживал только Женька. Первый раз она упала в обморок прямо в спальне, когда сидела перед зеркалом. Голова закружилась так быстро, что ей показалось, будто она каким-то образом очутилась на огромной карусели, которых боялась с детства. Сын прибежал и, испугавшись, вызвал "скорую". Анализы показали, что у Надежды Михайловны болезнь крови - рак. Некоторое время она еще жила дома, но вскоре Владимир Иванович предложил ей лечение в частной больнице. - Свежий воздух, хорошие врачи, толковые медсестры, - убеждал он ее.- Там тебе станет лучше. Она знала, что лучше не станет, но согласилась легко. Более того - была очень рада. Ей давно хотелось уйти из дома, а Женя, конечно, будет ее навещать. Обмороки ее участились, поэтому переезд в больницу был ускорен. Женя переживал, и мать как могла его утешала: - Так будет лучше, Женечка. Ты только приходи ко мне почаще. Ладно? - Конечно, мам, все будет хорошо,- в свою очередь утешал Надежду Михайловну сын. Уложив жену в больницу, Владимир Иванович вздохнул свободнее. Бизнес его был в порядке, можно было предаться красивой жизни на полную катушку. К сыну он вообще относился с уважением и некоторым недоумением. Уважение к таланту сына разобрать и собрать практически любой, даже совершенно незнакомый механизм соседствовало с тихим удивлением: в кого пошел этот мягкий интеллигентный парень? Сам он был душой компании, как ему казалось, личность широкой души. А сын... Кроме техники, Женю ничего не интересовало. Вор друг его Никита - тот совсем другое дело. Даже странно: что их может объединять? Никита старше сына лет на пять, решителен, горяч, словом, свой понятный человек. Хорошо, что они дружат. Никита, кстати, не столько понятен - он и верен. В деле Владимира Ивановича он играет свою, пока скромную роль, но у этого парня большое будущее. В конце концов он передаст свое дело Жене, и верный Никита на первых порах может очень пригодиться. В тот день Женя с утра поехал к матери в больницу. Надежда Михайловна будто чувствовала что-то тревожное, была особенно нежна с сыном. Женя это понял. - Что-то случилось, мама?- спросил он ее? - Нет,- улыбнулась ему она.- Все хорошо, сынок. Время принимать лекарство. Она взяла с тумбочки пузырек с каким-то порошком и попросила Женю подать ей воды. Рассеяно думая о чем-то, она высыпала на чайную ложку порошка так много, что образовалась горка. Надежда Михайловна спохватилась. - Ой, какая же я... - Больше половины она отсыпала обратно. - Натворила бы я дел... - Мам, ты осторожнее,- попросил ее сын. - Да я всегда внимательная,- сказала мать.- Но с этим лекарством надо быть действительно осторожной. - Какое-то особенное, да? - вежливо поинтересовался Женя. - Чуть ли не из Китая,- ответила мать.- Проглотишь пару таких ложечек и умрешь, а через неделю проснешься - в могиле. - Как это? - На время замедляет все жизненные процессы,- объяснила ему Надежда Михайловна.- А можешь вообще не проснуться. - Тебе это надо? - с опаской спросил Женя? - Это замедляет мою болезнь,- сказала мать.- Не знаю, остановит ли, но замедляет. Ладно, хватит о грустном. Как там отец? Женя помедлил. - Мам...- начал он.- Ты вообще знаешь, чем он занимается? Мать вздохнула. - Вот и пришел этот день. Я все ждала, когда ты все поймешь и спросишь меня об этом. - Значит, знаешь,- кивнул головой Женя. - Вы поэтому друг друга не любили? Ну... разлюбили? - Женечка, ты уже такой большой, что я даже не знаю, как с тобой говорить на эту тему. - Извини, мам. Я веду себя как последний хам. - Ну что ты, сыночек. Все правильно. Но когда ты все понял? "Бедная мама,- подумал Женя.- Давно, давно, я все понял. Кажется, с восьмого класса я стал открывать дверцы машин, которые Никита угонял, а папа продавал. Детская игра постепенно превратилась в работу. Хотя, чего греха таить, интересную работу". - Это неважно, мама,- сказал он вслух.- У папы проблемы. - Милиция?- насторожилась мать. - Нет, конкурирующая фирма. - То есть?- не поняла Надежда Михайловна. - Ну, понимаешь, есть люди, которые занимаются примерно тем же, что и папа. - Ну и что?- все еще не понимала она. - Я сам не понимаю,- признался Женя.- Но, по-моему, папа мешает им, а они - папе. Делиться друг с другом они не собираются, и папа злой как черт. - Надеюсь, они не перестреляют друг друга,- вздохнула мать. -Они договорились встретиться,- сообщил ей Женя. - Зачем? - Не знаю.- Женя пожал плечами.- Может быть, договорятся до чего-нибудь. - А где они встречаются?- неожиданно заинтересовалась мать. - Понятия я не имею,- ответил сын. - Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал на этой встрече.- Мать твердо посмотрела сыну в глаза. - Зачем? - удивился Женя. Мать помолчала. - Я понимаю, что должна оберегать тебя от всей этой мерзости, но я ничего не могу. Единственный человек, который может тебя спасти - ты сам. - Она взяла его за руку и, и, глядя прямо в глаза, продолжила. - Ты самый близкий мне человек, сынок. Я верю тебе. Я знаю, ты сделаешь правильный выбор. За отца не волнуйся, он обрадуется, когда узнает о твоем желании быть с ним. Он поймет по-своему. Иди туда и решай. Я тебе верю. - Ладно, мама.- Женя погладил ее руку.- Не волнуйся. Все будет хорошо. Она кивнула. - Как Никита? - спросила она, переменив тему. - Нормально,- улыбнулся сын. - Привет тебе передает. - Ты от него узнал об этой встрече? - От него,- признался Женя.- Да, ладно, мам. Он хороший. С нежностью глядя на сына, Надежда Михайловна сказала: - Будь осторожным, сынок. Береги себя. Каждый раз, когда они прощались, Жене казалось, что он больше не увидит мать живой... ГЛАВА 4 Бесенок Семнадцать лет промелькнуло с того памятного позднего вечера, когда Петр Васильевич - взволнованный, бледный, с трясущимися губами - кинулся к телефону вызывать "Скорую помощь". Хоть голос его дрожал и срывался, и должен был (по всем законам бытия) вызывать сострадание у любого живого человека, "03" отвечала лениво, нехотя, словно спросонья: "На роды не выезжаем". Его словно ударили по уху! Он хотел что-то возразить! Объяснить! Воззвать!.. Но услышал короткие гудки и, будучи опытным советским гражданином, понял, что протестовать бесполезно. Несмотря на тридцатипятилетний возраст, Петр Васильевич продолжал оставаться комсомольским вожаком - секретарем одного из районов столицы. Он был моложав, быстр, речист, самоуверен, решителен и даже беспощаден, когда надо. Но сейчас, в эту необычайную минуту его жизни, он совершенно растерялся, испугался до дрожи в коленях, чувствовал полное свое бессилие помочь стонущей и плачущей жене. В кроватке мирно спал четырехлетний Славик. И Петр Васильевич вспомнил, что когда пришел день родиться их первенцу, он - будущий отец - был на съезде комсомола. Телеграмма, сообщавшая о рождении сына, застала его в роскошных креслах комнаты, где располагался "Штаб" съезда, и он, Петр Васильевич, агитатор, горлан, главарь, в это время писавший лозунги, которые должны будут выкрикивать делегаты ("Слава КПСС!", "Слава верному ленинцу Леониду Ильичу Брежневу!", "Слава... Слава... Слава..."), тут же, не отходя от своего прямого занятия, приказал отбить жене телеграмму: "Сына назови Славой!". Так появился Станислав. ... Несмотря на поздний час, ему удалось все-таки сделать кое-что полезное. Он быстро вызвал машину, помог роженице спуститься со второго этажа, бережно усадил ее на заднее сиденье и сам примостился рядом. Петр Васильевич, умевший с трибуны толкнуть любую речь на любом митинге, на любую злобу дня, увлечь комсомольское племя на любые трудовые подвиги, - в эту решающую жизненную минуту не мог найти ни одного человеческого слова, что бы как-то утешить и успокоить жену. В приемном покое родильного дома он окончательно скис и лопотал что-то вовсе несусветное: - Ты, того, Иришка, давай, не расслабляйся! Так держать! Не подкачай! Что нам стоит дом построить! - Иди, Пе-етя, - отмахивалась от него Ирина Тимофеевна.- Иди, там Славик один - проснется, испугается! - А ты, Иришка, раз-два - и в дамки! - моргая испуганными глазами, бормотал Петр Васильевич. - Здесь, "раз-два" не бывает, папаша!- строго прикрикнула на него принимавшая роженицу медсестра. Она принесла Ирине больничную спецодежду - чудовищный мышиного цвета халат и разные по размеру и цвету тапочки, вернее, подобие тапочек, оба на одну ногу. - Петя, завтра привези мне халат и комнатные туфли,- давала последние наставления Ирина Тимофеевна. - Привези расческу и чулки шерстяные, на всякий случай. Здесь, по-моему, холодно... Или это меня знобит? Ирину увела медсестра, а Петр Васильевич провожал ее взглядом и визгливо кричал в след: - Выдай на-гора с опережением графика! Дети - наше будущее! привилегированный класс!.. Жена знала привычку мужа выражаться цитатами. На прощанье она махнула ему рукой и улыбнулась сквозь слезы. Было три часа ночи, когда Петр Васильевич приехал домой. Сын спокойно спал в своей кроватке. И Петр Васильевич - переволновавшись, испытывая какую-то легкость в своем теле - решил не ложится. Он выпил чаю, просмотрел газеты и сел писать отчет о мероприятиях, проведенных в первом квартале текущего года. Работа была привычная и подействовала успокаивающе. Но все равно спать он не мог. В семь часов он разбудил сына, помыл, одел его и проводил в детский сад. На вопросы малыша: "где мама?" - бодро, едва сдерживая улыбку, отвечал: - Мама поехала покупать тебе братика или сестренку! Ты сам кого хочешь? Братика или сестренку? - Хочу лошадку! - чистосердечно отвечал ребенок. - Да где же мы ее будем держать? Лошадке нужно стойло! - наставительно говорил Петр Васильевич. - А братика где мы будем держать?- спрашивал малыш? - Мы его будем держать в той колясочке, которая сейчас стоит в столовой,- деловито объяснил Петр Васильевич. Он всегда любил разговаривать с маленьким сыном. Малыш был сообразительный, с оригинальным складом ума, нередко ставил в тупик взрослых и, как говорили воспитатели детского сада, был "не по годам развит". Но этот разговор доставлял Петру Васильевичу особенное удовольствие. Ему нравилось говорить про "новую покупку" и веселило замечание Славика о том, что дети, которых покупают, конечно, лучше тех, кого находят в капусте. - Все дети хорошие,- резюмировал Петр Васильевич.- Если они послушные, не балуются, слушаются маму и папу. - А братик послушный?- настойчиво спрашивал Славик.- А можно и братика, и лошадку? А мама мне говорила, что у нас будет сестричка и что она будет во-от такая маленькая. Мама сказала, что ее принесет нам аист! Папа, а кто это - аист? Проводив сына в детский сад и сдав его на руки воспитательнице, Петр Васильевич поехал на рынок купить для жены свежих молочных продуктов и цветов. Нагруженный покупками и пакетами, с халатом и приличными домашними туфлями, с неизъяснимым, радостным чувством, распиравшим его грудь, Петр Васильевич вошел в двери больницы. На его вопрос о самочувствии жены, регистраторша что-то долго выясняла по телефону, что-то искала в гроссбухе, что-то записывала, отвлекаясь на разговоры с посетителями, с другими регистраторшами. Он терпеливо ждал. Кто здесь к Кошкиной?- спросила женщина-врач, деловитой, быстрой походкой входя в вестибюль и оглядывая находившихся там людей. - Да-да! Это я! Я! - подскочил к ней Петр Васильевич. - Вы ей кто? Муж? - оглядывая его с ног до головы, спросила женщина в белом халате. Несомненно, врач. - Муж... А кто ж еще? - растерянно заулыбался Петр Васильевич. Но улыбка сползла с его лица, когда он посмотрел на врача. - Давайте сюда, что вы там принесли...- как-то неуверенно сказала она и, взяв из рук похолодевшего от дурного предчувствия Петра Васильевича свертки, решительно вышла из вестибюля. Весь этот день он провел в райкоме и весь день, не переставая, звонил по телефону, пытаясь получить ответ на вопрос о состоянии его жены. Коллеги в райкоме его не узнавали. Он, в полном смысле этого слова, почернел, не мог ни о чем говорить, на вопросы отвечал невпопад. А на следующее утро, когда он пришел в роддом, ему сообщили печальную весть. Его жена умерла. Его утешали, ему что-то говорили, но он не понимал... Он слышал слова, но не мог взять в толк, зачем ему это говорят. "Летальный исход", "послеродовый сепсис", "родильная горячка", "мгновенный патогенез"... Это была для него тарабарщина, которая разламывала ему голову, сводила с ума. Товарищи ему сочувствовали, навещали его дома, где он лежал на диване, уставившись в потолок. Комсомолки - коллеги приводили и уводили Славика в детский садик, ухаживали за ним, хозяйничали по дому. Райком организовал похороны. Через неделю две девушки и двое парней сопровождали Петра Васильевича в роддом, где ему выдали дочь. получив на руки крошечный пакет в шелковом одеяле, Петр Васильевич пережил новый шок, который вернул его к жизни. Он бросил все - перестал ходить на работу, читать газеты, слушать радио смотреть телевизор. С какой-то безумной любовью он буквально окунулся в заботы о новорожденной девочке. В честь умершей жены он назвал ее Ириной и обожал это маленькое существо так, что про него говорили: "он сошел с ума". Может быть, это покажется невероятным, но четырехлетний малыш Славик в с е п о н я л! Он не докучал, а помогал отцу. Райкомовцы тоже продолжали помогать. Несколько преданных друзей поддерживали Петра Васильевича. Хотя в райкоме прошли перевыборы, и он больше уже не был первым секретарем. В деньгах Петр Васильевич не нуждался. Больше года он был на бюллетене и получал сто процентов зарплаты, плюс все премии, дотации, пайки и льготы, которые в те годы полагались комсомольским работникам. Время - лучший лекарь. Время затянуло душевные раны Петра Васильевича. Радость от любви к младенцу, от общения и, пусть утомительных, но таких прекрасных забот об этом крошечном, беззащитном существе, принесли окончательное исцеление, хотя поначалу казалось, что он не оправится от удара. Глядя на подрастающую дочь, на этого маленького бесенка, он не раз мысленно удивлялся, как она напоминала ему умершую жену. Это было тем более странно, что внешне они были совсем разные: ее мать была полноватая, с мягкими движениями, строгая, аккуратная, с медленной, плавной речью. Иришка была - метеор - быстрая, ловкая, непоседа, хохотушка, задира, драчунья, бесстрашная, отчаянная, вела себя, как мальчишка, и все повадки у нее были мальчишечьи. Ходить на руках, носиться быстрее всех на роликовой доске, гонять с ребятами в футбол - самые разлюбимые ее занятия. Было и еще "хобби" - кого-то разыграть, над кем-то пошутить - и всегда со смехом, с выдумкой, и причем необязательно первого апреля, а в любой момент, когда вздумается. Платье, юбку Иришка одевала с неохотой, редко и в исключительных случаях. Джинсы, ковбойки, кеды - любимая одежда. Ира - сокровище Петра Васильевича - общительная, привлекательная, задорная, прелестный, не распустившийся бутон. Неудивительно, что отец, проживший всю свою сознательную жизнь в молодежной среде и зная, как свободны там нравы, как бесшабашны взаимоотношения "между полами", пребывал в постоянном волнении за свою ласточку - такую беспечную, такую неопытную, такую доверчивую! В то же время он замечал в ней артистические способности и, мечтая о ее будущем, представлял ее актрисой театра или кино... Он видел, что его дочурке ничего не стоит прикинуться пай-девочкой; она может вдруг заговорить тихим-тихим голоском, приврать и глазом не моргнув; она может - задумав какую-нибудь подлянку,- заговорить строго, напустить на себя серьезность, хотя в ней, в этом чертенке, все готово в этот момент лопнуть со смеху. Любящий отец, естественно, уже давно ее раскусил и по лукавой рожице, по голоску, по искрящимся глазенкам, определял, что что-то затеяно против него. Обнаружив подвох или какую-нибудь злую штучку, он ничуть не хуже ее напускал на себя серьезность, строгость, делал суровое лицо и напрягал внимание - надо определить, не лежит ли в стакане с компотом из сухофруктов скрюченный на манер сушеной груши соленый огурчик? Не зашиты ли отверстия для ног на его выходных брюках как раз тогда, когда у него ответственное совещание или прием иностранной делегации? Не вытащены ли из его бумажника деньги в тот вечер, когда у него назначено невиннейшее свидание и поход в кафе с Верванной? (Так она называет его приятельницу Веру Ивановну.) Вообще, с его цыпленком надо держать ухо востро, не то, с ее ловкостью, с ее шустростью и выдумкой, можно оказаться в смехотворном положении. И беда в том, что он не может на нее долго сердиться, и она, поганка, это знает! Любимая цитата Петра Васильевича теперь: "Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!" Он часто с выражением повторяет эти замечательные слова, впрочем, нетвердо зная, откуда эта цитата. Свою карьеру комсомольского вожака Петр Васильевич окончил с прекрасной характеристикой преданного коммуниста и исполнительного работника. И получил предложение перейти работать инструктором в Центральный Комитет партии, на Старую площадь. Этого предложения он ждал, оно не было для него неожиданностью. В ЦК КПСС все, начиная от самого малозначительного инструктора и кончая Генеральным Секретарем,- бывшие комсомольские работники. С удовольствием приняв новую должность и кресло в знаменитом здании, куда путь простому смертному закрыт, Петр Васильевич спокойно работал там вплоть до 1991 года. И вдруг - кр-р-рах!!! ГЛАВА 5 Бизнес Попалась Петру Васильевичу работа суетная и непростая. "Афганцы". Эти ребята приходили с войны покалеченными не только физически - Петр Васильевич уж насмотрелся на слепых, безруких, безногих, обгоревших, ослепших - мальчишки становились на той войне людьми, как бы это помягче сказать, необычными. Было в их глазах что-то, что пугало партийного работника, как смерть. Именно она была в их глазах. Эта неизбывная страшная болезнь - причастность к убийствам. Что ни говори, а война - дело мерзкое. Человека покалечит, так или иначе. Но Петру Васильевичу, при всех трудностях, работа подсунула и неожиданные открытия. Большинство "афганцев" хотели объединиться, чтобы помогать друг другу, семьям погибших, калекам, инвалидам, пленным. Но были, увы, такие, которым никак на давало покоя их умение убивать. За свои раны и мучения они хотели вполне осязаемой платы. И готовы были пойти на все, чтобы эта плата стала побольше. До путча Петр Васильевич этих ребят отодвигал, побаивался. Но когда развалилась партия, когда ЦК разогнали и турнули со Старой площади, когда все наперегонки жгли свои партбилеты и быстренько записывались в демократы, Петр Васильевич сообразил - с "афганцами" можно делать дела. Без зарплаты сидеть уж очень не хотелось. Поначалу была какая-то полулегальная фирмочка, что-то они там продавали и перепродавали на льготных условиях, но бизнесмены из них получались неважнецкие, дело завалилось, а вокруг, как грибы после дождя, полезли! неизвестно откуда миллионеры, банкиры, владельцы, биржевики... "Обидно, - думал Петр Васильевич. - Мы за них кровь проливали, а они богатеют. Это и нечестно даже!" И решил он со своими "афганцами" восстанавливать справедливость. Москва только делилась на сферы влияния, этому крутым ребятам ничего не стоило захватить самый лакомый кусок - центр. Милиция "воинов-интернационалистов" побаивалась и уважала, поэтому особенно не беспокоила. И начали ребята под мудрым руководством Петра Васильевича брать "налог" с палаточников, кооператоров, банкиров, биржевиков и прочих богатеев под очень верным предлогом - мы вас защищаем. По поводу защиты это была наглая ложь. На территорию спокойно допускались воры и грабители, кидалы и шулеры, угонщики машин и домушники, но за определенную мзду. Бизнес, если это можно так назвать, - процветал. Петр Васильевич приобрел добротный особняк, сам нанял охрану, ездил только на иномарках и встречался с дорогими женщинами. И все бы было хорошо, если бы в последнее время не появилась на территории, которую Петр Васильевич уже считал навечно своей, какая-то мелкая, но весьма досадливая шайка. Несколько раз "бойцы" докладывали, что чью-то тачку угнали без их ведома. Что грабанули обменный пункт, а кто - неизвестно. Петр Васильевич этим сообщениям сначала внимания не уделял, но однажды чужие угнали его собственную машину. Да так ловко, что все только диву давались. Машины было не жаль. У него еще три таких в гараже стоит. Все дело в том, что события предвещали крупные неприятности. Разборки, драки, не дай Бог, убийства. А всего этого Петр Васильевич до сих пор чудом миновал. Ирка кричала, что надо этих ублюдков приструнить, замочить пару штук - успокоятся, но Петр Васильевич только посмеивался над ее горячностью, он был куда мудрее. Никаких кровавых разборок ему не нужно было. Но не себя он жалел, а Ирку. Любил дочку папаша безумно. Дрожал за нее, как осиновый лист. Первому подошедшему к ней пацану вырвал бы руки-ноги. Целый штат топтунов бегал за Ириной, оберегая от случайностей. Не мог же он теперь сам, своими руками подставить дочурку под удар. "Она еще такая маленькая, такая незащищенная, такая слабая, - умильно думал он. - Славка, тот за себя постоять может, как-никак, парень. А она, цветочек мой, не выдержим испытаний". Нет, воевать Петр Васильевич не собирался. Он решил договориться. ГЛАВА 6 Фанатка Замечательное, интересное, а главное, интеллектуальное времяпрепровождение - си- деть на скамеечке в парке и пить пиво. Пить пиво и болтать "за жизнь". Первые пятнадцать минут - нормально. Далее наступает смертельная скукота. Вообще-то Женя относился к алкоголю пренебрежительно и даже с некоторым презрением. Он быстро пьянел, и это состояние ему совсем не нравилось. Вроде все понимаешь, вроде мозги работают, а как-то не в том направлении. И язык начинает заплетаться. Но Никита был твердо убежден, что каждый уважающий себя мужчина должен пить. Иначе он и не мужчина вовсе, а баба в штанах. В этом смысле Никита приходился Жене духовным учителем, он наставлял друга на путь истинный. А Жене не хотелось быть бабой в юбке. И он пил. Умеренно. У их ног, на асфальте, уже скопилась внушительная бутылочная батарея. Разговор вдруг зашел в тупик. Ребята сидели в тишине, слушали пение птиц и ловили от этого кайф. - Сегодня на "Динамо" футбол, - зевнул Никита. Ну? Баранки гну. Пойдем? - Сдурел совсем? Вот уж делать больше нечего... - Женя откупорил очередную бутылку. - А что? Почему бы и нет? Травка зелененькая, двадцать два дурака бегают за одним мячом. Красота! Ты когда-нибудь ходил не Футбол? Не-а. Зачем? Вот чудак-человек... - Никита театрально хлопнул ладонями по коленям. - Не, ты не мужик... Это почему? Каждый уважающий себя мужик должен хотя бы раз в жизни побывать на футболе, - голосом профессора, читающего лекцию нерадивым студентам, сказал Никита. - А иначе он не мужик, а... - Баба в штанах, - подхватил Женя. - Вот только "раз в жизни" может случиться и через тридцать лет. Почему именно сегодня? - А какая разница, где пиво глушить? Что можно возразить на эту логически убийственную фразу? У Жени возражений не нашлось. Хорошо все-таки быть молодым. Молодежь на подъем легкая.. Ей не в тягость заниматься необдуманными перемещениями в пространстве. Через час ребята уже покупали билеты в кассе стадиона. В последнее время народ неохотно тянется на спортивные мероприятия. Не стал исключением и матч "Спартак" - "Динамо"... Десять, может быть, двадцать тысяч болельщиков. Не больше. Случись подобное несколько лет назад, в газетах бы написали, что произошла катастрофа. Рядом со стадионом образовалась импровизированная автостоянка. Женя придирчиво осмотрел все машины и не нашел ни одного 1 интересного экземпляра. Это его сильно разочаровало. "День прожит зря..." - с досадой подумал он. Пока Женя с Никитой покупали пиво, матч уже начался. Ребята устроились на трибуне за воротами, рядом с немногочисленной группкой спартаковских "фанатов". Те, размахивая красно-белыми флагами и шарфами, горланили речевки, поддерживая своих любимцев. Особенной крикливостью среди них выделялась симпатичная темноволосая девчушка. "Смазливая мордашка" - так Никита обычно называл подобных представительниц слабого пола. Смазливая мордашка была запевалой. - На свете нет еще пока!.. - начинала она. - Команды лучше "Спар-та-ка"!!! - заканчивал куплет хриплоголосый хор. "Очень художественно..." - отметил про себя Женя. А на зеленом газоне в это время разворачивались непонятные Жене события. Кто-то куда-то бежал, кто-то падал, а дядька в черном, наверное, судья, свистел и размахивал руками. За кого болеть-то? - лениво спросил Женя. За "Динамо", конечно, - Никита отнял от губ пивную бутылку. - За "Спартак" только гегемон болеет. А интеллигенция болеет за "Динамо". Не знаю как ты, а я лично причисляю себя к интеллигенции. А кто в какой форме? "Динамо" в бело-голубой. А чего молча сидим? Надо же что-то кричать. Надо, но боязно. Видишь этих? - Никита кивнул на группу вражеских "фанатов". - Нас с тобой в сто раз меньше. А им вряд ли понравится наша активность. Усек? - Усек. "Динамо" забило гол. Женька отвернулся, и в этот момент сие знаменательное событие как раз и произошло. Никита прореагировал на успех любимой команды спокойно, философски заметив, что забить гол каждый дурак может, нужно только иметь длинные ноги и пустую голову. А что началось в стане красно-белых "фанатов"! Сначала в их рядах воцарилось напряженное молчание, а затем неожиданно образовавшуюся тишину прорезали душераздирающие крики, сплошь состоящие из нецензурных выражений. И темноволосая девчушка усердствовала больше всех. "Странно, что она до сих пор голос не сорвала, - подумалось Жене. - Психопатка... Ей бы в куклы играть... В последнее время все в мире переменилось. Мальчишки теперь ходят на фигурное катание, а девчонки на футбол..." - На свете нет ничего страшнее болельщика, команда которого проигрывает, - пьяно улыбнулся Никита. - Что-то резко в туалет захотелось. Щ-щас лопну, блин... Компанию составишь? Женя отрицательно покачал головой. - Мое дело предложить... Ты это... Не скучай тут без меня. Я скоро... - Никита поднялся со скамейки и через минуту скрылся под козырьком одного из многочисленных выходов. Женя тупо озирался по сторонам. Его совершенно не волновало развитие игры. Он скучал. Он томился под жгучим летним солнцем. Хмель постепенно овладевал сознанием. - Рая Горбачева! - вдруг заорала девчушка. -Не-е-ет!!! - отозвались сотни хриплых голосов. -Алла Пугачева! -Не-е-ет!!! -Московский "Спар-так"! -Да-а-а!!! - И в воздух полетели красно-белые шарфы. "Однозначно, они все психи... - решил Женя. - Только пациент клиники имени Кащенко может вести себя таким образом..." Юноша поймал себя на том, что вот уже несколько минут не отрывает взгляда от темноволосой девчушки. Она красивая... А если нарядить ее в женскую одежду вместо мальчишеского рубища? В платье с глубоким вырезом, в туфли на каблуках? Наверное, будет еще красивей... И девчушка будто почувствовала на себе его взгляд. Она повернула к Жене голову, кокетливо закатила глазки и показала неприличный жест. Юношу от этого аж передернуло. - Дура... - тихо сказал он. Обидно все-таки. Он ей ничего плохого не Делал, а она... Как какой-нибудь слесарь шестого разряда согнула руку в локте и хлопнула ладонью по плечу. Как это ей не идет... И Женя решил бороться за свою честь. Бороться весьма своеобразно. Он набрал полную грудь воздуха и что есть силы закричал: - Ди-на-мо! Ди-на-мо! Вслед за этой акцией протеста Женя окинул девчушку взглядом победителя. - Кто болеет за "Динамо", у того больная мама! - моментально парировала она. Женя вспомнил свою маму, и ему стало обидней пуще прежнего. Он разозлился: -Кто болеет за "Спартак", тот с рождения дурак! -Братва! - Девчушка вскинула вверх кулачки. - Враг не дремлет! Кто не с нами, тот против нас! Мочи ублюдка! Только сейчас Женя понял, что совершил ошибку, ввязавшись в бессмысленную перепалку с этой бестией. "Фанаты", все как один, красно-белой стеной медленно надвигались на одинокого неприятеля. -Надерите ему задницу! - подначивала своих друзей девчушка. - Пусть на всю жизнь запомнит! -Эй, ты. - Двухметровый амбал ткнул пальцем Жене в грудь. - Повтори, что сказал? Женя испугался. Противный холодок побежал по его спине. Не очень-то хочется получить по мордам из-за такой ерунды. А то, что по мордам он получит, это как пить дать... - Ребят, вы чего? - залепетал Женя. И в следующий момент он увидел над собой занесенный для удара кулачище... Женя успел среагировать, юрко увернуться. Кулак просвистел над головой... Оставаться в сидячем положении больше не было смысла, и Женя побежал. Побежал почему-то вверх по трибуне, перепрыгивая через деревянные скамейки. А разухабистая орава, весело гогоча, устроила за ним настоящую охоту. Роль предводителя взяла на себя темноволосая девчушка. Рассыпавшись цепочкой, "фанаты" пытались загнать Женю под электронное табло. В ту минуту юноша напоминал собой затравленного, обложенного красными флажками волка. Вернее, не волка, а маленького, беспомощного волчонка. - Никита!!! - кричал он. - Никита!!! Все... Его нагнали... Обступили плотным кольцом... И стало темно. Темно и страшно... Женя лежал на бетонном полу, закрыв голову руками. - Что, гаденыш, в штаны наложил? - склонилась над ним предводительница. Женя не ответил. Он закрыл глаза... Он ждал, что его будут бить ногами. Бить жестоко, больно. Но ему повезло. "Спартак" забил гол, и красно-белая орава, мгновенно забыв о своей жертве, дружной гурьбой понеслась вниз. Но девчушка остановилась, бросила на Женю "прощальный" взгляд. Взгляд, полный насмешки и презрения... - Чтоб я тебя больше здесь не видела, - сквозь зубы сказала она. Этой девчушкой была Ира. ГЛАВА 7 Переговоры Мчавшаяся на огромной скорости машине вдруг резко затормозила. Ирина, ойкнув, налетела на переднее сиденье. - Твою мать, ты что, очертенел? - заорал, выпрямляясь, Петр Васильевич. Шофер испуганно обернулся и промямлил: Кошка... Кошка... - повторил Петр Васильевич, оглядываясь назад. - А если бы мы грохнулись? Второй "Мерседес" затормозил метрах в пяти, из него выскочили испуганные "бойцы". Петр Васильевич помахал им рукой, дескать, все нормально. С тобой все в порядке, дочка? - заволновался Петр Васильевич. Подай бейсболку! - Она грубо толкнула шофера и добавила: - Куклачев проклятый... Петр Васильевич расхохотался. - Ну Ирка! Ну юмористка! -Так, ребята, - начал Владимир Иванович. - Главное - спокойствие. Никаких лишних разговоров. Постарайтесь оставить о себе приятное впечатление. Чего-то они опаздывают, - сказал Ники та. Это ничего, цену набивают, - улыбнулся Владимир Иванович. - Пойдемте в дом, господа, - предложил хозяин, маленький, круглый человечек по фамилии Медведев. Владимир Иванович и его ребята двинулись к коттеджу. Тут и Петр Васильевич подъехал. Добро пожаловать! - сказал Медведев Петру Васильевичу, и они обнялись. - Очень приятно, что на нашей встрече будут дамы. - И он поцеловал руку Ирине. Иришка, дочь моя, - довольно улыбаясь, произнес Петр Васильевич. Очень, очень приятно! Холл коттеджа был настолько просторным, что напоминал зал музея. Стены были увешаны огромными полотнами и старинным оружием. На веранде был накрыт большой шведский стол. Ничто не разделяло этот огромный зал, и тем не менее обе команды встали по разные стороны, как будто была между ними невидимая стена. - Ну, господа-товарищи, - бодро воскликнул Медведев. - Не проголодались ли вы с дороги? Гости натянуто молчали, не обращая внимания на суету хозяина. Они впервые видели друг друга, вернее, враг врага. Впервые смотрели в лицо опасности. Бывшие "афганцы" поедали глазами новых конкурентов, которые при всей своей внешней респектабельности и даже интеллигентности не оставляли соперникам шансов на легкую победу. - Может быть, мы выпьем... хи-хи... за встречу. - Хозяин потер толстые ладошки. - Петр Васильевич, Владимир Иванович, милости прошу- Не сводя друг с друга глаз, враги проследовали на веранду. Ирине нравилась эта опасная психологическая игра. Она тоже искала среди противников кого-то, кому взглядом могла бы высказать несколько "ласковых" слов. И вдруг увидела Женю. "Ну, одуванчик, - радостно подумала она, - держись, сейчас я тебя сдую!" Она уставилась парню в переносицу и наморщила лоб. Ох, сколько язвительных, ироничных, саркастических слов не услышал Женя. У Ирины, к счастью, не было дара телепатии, хотя она и очень старалась. Женя сразу же узнал "спартаковскую" болельщицу. В первую секунду он сделал непроизвольный шаг назад, словно боялся, что сейчас снова начнется стадионная погоня. Но Ирина, видно, совсем позабыла о матчевых страстях. Совсем другие страсти обуревали ее. "Дохляк! Глист мороженый! Выскочка! Бледная спирохета! - как заклинание повторяла она про себя. - Мозгляк! Чучело! Чмо болотное! Женя, поняв, что девушка не собирается карать его за принадлежность к другой команде "фанатов", осмелел и даже улыбнулся.., Чуть-чуть. "Еще лыбится, ежик в тумане! Издевается, - возмутилась Ирина. - Ты у меня полыбишься, я тебе живо твои глазенки голубые повыцарапаю!" - Никит, это кто? - одними губами спросил Женя. - Где? - Никита завертел головой, выискивая в толпе противников самого сильного. - Да нет, девчонка эта... Она кто? А-а... Дочка босса. Стерва еще та! Да, - невпопад согласился Женя. - Она - ничего. - Ну, господа, а теперь давайте обсудим ваши разногласия, - снова вступил хозяин, видя, что гости дометают остатки еды. - Кто начнет? Владимир Иванович? Петр Васильевич? - Товарищи, - как на собрании начал Ирин отец. - Какие задачи ставит перед нами парт... время? Мы живем во враждебном окружении, наши завоевания стали поперек горла всем недругам справедливости и равноправия... Но мы так просто не сдадимся, товарищи, наши границы всегда на замке... Я хотел сказать, что наша территория охраняется надежно. И мы не позволим! - Он перешел на митинговый крик. - ...Разным отщепенцам и злопыхателям лить воду на мельницу импер... разброда и беспредела! "Афганцы" дружно зааплодировали. Как ни странно, речь понравилась и противникам. От нее веяло давно забытой крепкой властью, непререкаемым лидерством и могучим тоталитаризмом. Женя улыбался. Он один, пожалуй увидел, что Ирине речь папаши не глянулась. Она поморщилась, словно съела лимон, и что-то шепнула отцу. "А она не дура, - сделал открытие Женя.-И вообще, здесь она смотрится довольно странно. Среди этих шкафов она, пожалуй, единственная живая душа". А "живая душа" тем временем выступила вперед и заявила коротко: Если кому не очень ясно - мы будем мочить всех, кто к нам сунется. Усекли? Ирочка, - укоризненно качнул головой хозяин. - Успокойтесь. Я уверен, что до этого не дойдет. "Вот тебе и на! - внутренне ахнул Женя, -Какая грубая!" Отец его сделал короткий шаг вперед, сложил руки чуть ниже пояса, опустил голову и задумчиво произнес: - Лет десять назад Советский Союз тоже все боялись... Женя понял метафору, он увидел, что поняла ее и Ирина. Она стиснула зубы, и казалось что в тишине даже слышен был их скрип. К этому моменту Женя уже позабыл, зачем, собственно, он сюда пришел. Чего себе врать, он и раньше все понимал. Правда, не знал, чтя дело зашло так далеко. Он ужаснулся, конечной но несильно, поскольку больше был занят этой смешной и трогательной девчонкой, которая изо всех сил пыжилась выглядеть страшной, крутой, жестокой... "А может, она такая и есть? - подумал Женя. - Было бы очень жаль. Очень жаль..." Он не придавал значения тому, что думает о девчонке из стана противников не как о постороннем человеке, а связывая ее с собой. Может быть, потому, что среди всех этих великовозрастных "бизнесменов" только им двоим было меньше двадцати? Молодое тянется к молодому. - Господа-господа-господа! - замахал руками Медведев. - Я понимаю, у вас друг к другу масса претензий. Но давайте взглянем на ситуацию с другой стороны... Его примирительная речь потонула в общем возмущенном гаме: А кто мою тачку потырил?! Я тя хоть раз пальцем тронул?! Чо ты полез?! Еще раз встречу!.. Мы где хотим, там и будем!.. Чо, такой крутой, да?! А если в морду?! Дело принимало нежелательный оборот. Тронутые за живое, конкуренты не хотели уступать и готовы были вот-вот вцепиться друг другу в глотки. - Секундочку, - поднял руку Женин отец. - А с чего, собственно, такой тарарам, господа? Ладно, мы можем согласиться, что территория контролируется вами. Это дело святое - кто спорит? Но чем так уж вам помешали мои ребята? Они "налогов" не берут, не кидают, они заполнили пустующую экологическую нишу - они экспроприируют автомобили. Разве вы этим можете заниматься? - закончил он, иронично улыбнувшись. Мол, для такого дела одних кулаков мало. - Нет, мы ни пяди нашей земли не отдадим! - рубанул Петр Васильевич. Они ввязались в какие-то мелкие выяснения отношений, а Ирина смотрела на Женю и думала: "Где-то я этого сосунка встречала. Рожа у него - встретишь, не забудешь! Прямо монашек какой-то! А тоже туда же - в дело полез!" Эй, Федор, - повернулась она к охраннику отца. - Это что за чмырь там? Евгений Владимирович? - уточнил Федор. - Он сын босса. Говорят, мастер на все руки. Любую тачку вскрывает, как два пальца об асфальт, извиняюсь. Вот этот?! - Изумлению Ирины не было предела. - Ничего себе! Так это он папашкину "Вольво" потырил? Выходит, он. "Ага, мы значит, только с виду такие мирные, - подумала Ирина не без восхищения. - Мы, значит, под интеллигента только косим. А сами, ручонки шаловливые, в папашином бизнесе главную роль играем? Ну, погоди, Кули-бин!" Жене вдруг стало грустно. Он вообще очень быстро уставал в большом скопище незнакомых людей. А здесь все оказались к тому же. чужими, враждебными, обозленными. У них были человеческие лица, но какие-то совершенно нечеловеческие глаза. Он вспомнил маму, свое обещание разобраться. "Бежать надо, а не разбираться, - думал он. - Надо бежать сломя голову. Забрать с собой Никиту и... Еще я бы эту девчонку прихватил. Хотя, наверное, она бы не захотела". Он вдруг повернулся и по пустому пространству, которое предполагало невидимую стену, вышел с места переговоров. Ты куда? - догнал его Никита. Скучно. Это тоже скучно, - сказал он. На оставшихся уход Жени не произвел никакого впечатления. Только отец краем сознания отметил: "Ну и правильно, нечего ему тут!" И лишь одного человека уход Жени потряс. Ирину. Она растерялась, опешила, обалдела! Невидимый ее бой с Женей в один момент был проигран полностью, окончательно, бесповоротно и позорно. Тем более позорно, что противник и не сделал для победы ничего. Он отмахнулся от ее ненавидящего взгляда, как отмахиваются от назойливой мухи. Он победил ее непротивлением. Она почувствовала, что готова расплакаться. Это было не просто обидно, это было обидно смертельно! - Я вижу, что мы так ни до чего и не Договоримся, - спокойно произнес Владимир Иванович. - Что ж, каждый останется при своем. -Вы об этом пожалеете, - пригрозил Петр Васильевич. -Это что, объявление войны? - остановился уходивший уже отец Жени. -Называйте это так. Бывший партиец подхватил под руку дочь и стремительно двинулся к выходу. В дверях обе компании молча и сопя оттирали друг друга, вернее, враг врага, стараясь первыми выйти из двери. Эта мелкая стычка выглядела бы комичной, если бы не грозила в будущем самыми страшными последствиями. Когда машина Петра Васильевича уже катила к городу, он вдруг сказал шоферу: - Надо было давить ту кошку! Ирина была совершенно согласна с отцом... ГЛАВА 8 "Я так решил" Женя медлил. Почему-то ему хотелось отдалить тот миг, когда он переступит порог дома. Ему не хотелось сейчас говорить с отцом. Отец уже давно дома, пусть остынет. Но и одному быть не хотелось, поэтому он не отпускал Никиту. - Не торопись, - говорил он другу, скоро пойдешь. Просто постой рядом. Никита пожал плечами. - Да я ничего, и постоять могу, сказал он. - На тебя что, так подействовала вся эта лабуда? Переговоры какие-то, зачем они вообще нужны были? Я с самого начала знал, что ни к чему они не приведут. Сотрясание воздуха. - Неужели люди ни о чем не могут договориться? - спросил его Женя. Никита усмехнулся. - Деньги, брат, - великая штука. Лучших друзей врагами сделают, а лютых врагов - друзьями. Там, где деньги, слова ничего не стоят. Женя задумался. Неясная улыбка блуждала по его лицу. Жень, я тут одну тачку присмотрел... - Никита попытался вывести друга из знакомого состояния. Все. Хватит с меня тачек. Не хочу. - Женя все еще улыбался. - Не понял, - удивленно протянул Ники та. - Это же верняк. Для тебя - плевое дело. - Тем более не хочу. Тачки больше открывать не буду. Ну, конечно, - саркастически произнес Никита. - Тебе теперь в самом деле бабу подавай. Подавай, - тихо согласился Женя. Испугался? - прищурился Никита. - А кого ты больше боишься: девчонки этой сопливой или папаши ее? При чем тут?.. - покраснел вдруг Женя. - А при том! Тачка-то на их территорий! Женя почувствовал, как растекается по груди непонятная злость. И еще что-то помимо злости, что-то такое, чего определить он был не в силах. -На их? - переспросил он. -Ага, - подтвердил Никита, хитро глядя на него. - Ладно! - сказал он. - Только это - в последний раз. Никита улыбался. - Там посмотрим, - сказал он туманно. Наконец он вошел в свой дом. Ему хотелось поговорить с отцом, все ему высказать и заявить, что больше в угонах он принимать участия не будет. Отец ждал его. - Ну? - Владимир Иванович сразу взял быка за рога. - И как тебе эти деятели? Больше всего Жене хотелось, чтобы отец оставил его в покое. - Обычные люди. - Он пожал плечами. - Такие же, как ты и я. -Такие же?! - загремел Владимир Иванович. - Ты считаешь, что мы похожи? А почему нет? - удивился Женя. - Они воруют, и мы воруем. -Так... - Владимир Иванович сбавил тон. - Что-то я не понимаю тебя, сын. Ты это что же - осуждаешь, что ли? Да нет. - Женя пожал плечами. - Как я могу? Я ведь и сам принимал в этом кое-какое участие. Он встретился глазами с отцом и попросил: - Пап, давай сегодня не будем об этом. Мне | надо подумать, успокоиться и решить. -Что - решить? -Ладно, - сдался сын. - В общем, пони маешь, папа, я больше этим заниматься не буду. Владимир Иванович прищурился: -И чем же ты решил заниматься? -Не знаю. В институт поступлю, на работу устроюсь, машины буду ремонтировать. -А что? - произнес Владимир Иванович. - Это дело. Это хорошо. Спокойная совесть - штука заразительная, как наркотик. Только вот чего я не пойму, сынок. Ты меня - как это выразиться? - презираешь, да? -Вовсе нет, - ответил Женя. - Если хочешь знать, я тебя боюсь. Кого боятся, тех не презирают. -Боишься? - с удивлением переспросил Владимир Иванович. - Это за что же? Я тебя бил, унижал? -Пап, я правда не хочу об этом... -Нет уж, сыночек мой ненаглядный, - заорал вдруг отец. - Извольте объясниться-с? Женя молчал. -Ну?! - не отставал отец. Женя упорно рассматривал пол. -Ну?! Женя поднял голову: - Ладно, ты сам хочешь, чтобы я ответил, - начал он. - Я не хочу иметь с этим ничего общего. Пока это была игра, пока мне это казалось ребячеством, дурачеством, это было приемлемо. Сегодня я увидел, что все это Далеко не игра. - И что же ты увидел? - сохранять спокойствие Владимиру Ивановичу было тяжело, но он сдерживался. "Что вообразил этот сопляк? Как он смеет презирать его, его дело? Он же презирает, по глазам видно!" -Я увидел, - отвечал Женя, - я увидел одержимых жаждой денег людей, которые если понадобится, не остановятся ни перед чем, даже перед убийством. Я увидел, что все это далеко не игра и что рано или поздно добром это не закончится. Я увидел, что некоторые отцы - я не только тебя имею в виду - некоторые отцы из-за бессмысленной погони за деньгами запросто втягивают в свои игры собственных детей. Я увидел тупые мор ды, которых не интересует ничего, кроме де нег. Я увидел, что совсем не знал собственного отца. -Тупые морды - это я? - неожиданно спокойно спросил Владимир Иванович. -Ты же знаешь, что нет, папа, - устало сказал Женя. -Наверное, ты прав, - к удивлению сына, согласился папа. - Наверное, ты во многом прав. Но это такая же правда, как и та, что Волга впадает в Каспийское море. Женя непонимающе посмотрел на отца. - Я хочу сказать, что это закон. Женя невесело покачал головой. -Боюсь, что закон как раз другого мнения об этом, - сказал он. Это закон жизни! - Владимир Иванович повысил голос. - Что ты можешь знать о жизни, сын мой сопливый? -Я думаю, - ответил Женя, - что иногда ее достаточно чувствовать, папа. -Вот-вот, - обозлился Владимир Иванович. - Узнаю знакомые напевы. Скажи честно, мать наговаривала тебе на меня? Женя вскинул голову. -О маме ты лучше вообще молчи, - твердо заявил он. - Маме нужно памятник поставить за все, что она от тебя вынесла! -Совсем хорошо, - помолчав, сказал Владимир Иванович. - Это что, заговор? Что она тебе про меня наговорила? -Я прошу, помолчи о маме, - взмолился Женя. - Но если хочешь знать, то ничего конкретного. Это она меня убедила побывать на вашей встрече. -Мать?! - удивленно протянул Владимир Иванович. -Вот именно. Она верила, что я во всем разберусь сам. И, как видишь, не ошиблась. "Конечно, мама, ты не могла продумать все до конца, - подумал Женя. - Жизнь - непредсказуемая, необъяснимая вещь, она подсовывает нам такие продолжения, о которых мы ни за что никогда не сможем догадаться. Кто хоть на минуту мог себе вообразить, что эта сопливая девчонка окажется на встрече, да еще будет играть не последнюю роль? Впрочем, хватит о девчонке..." - Вот, значит, как? - угрожающе произнес Владимир Иванович. - Разобрался, значит? - Разобрался, папа. - Та-ак! - протянул отец, - Хорошо. Очень хорошо. "Сопляк, - с горечью думал Владимир Иванович, - маленький несчастный сопляк. "Разобрался!" Он разобрался! ----Что ты понимаешь, глупый пацан, что ты вообще можешь понимать? Разве ты знаешь, что такое унижение, что это вообще такое - безденежье? Что ты такого сделал, чтобы упрекать родного отца в том, что он старался обеспечить тебе более или менее сносную жизнь? Что у тебя есть, кроме рук, которые могут все, но которые ничего не стоят без отцовского руководства?" -Я знал, - сказал он, внешне оставаясь спокойным, - что когда-нибудь твоя мать встанет между нами. Знал, что ее подлая натура сделает мне какую-нибудь пакость. Но я не подозревал, что она выберет именно этот момент. Сейчас многое поставлено на карту, сын. Именно сейчас решается, быть нашей семье или не быть. Именно в эти часы мне как никогда нужна твоя помощь - я имею в виду всего лишь моральную поддержку. И именно в эту минуту ты, сговорившись со своей подлой матерью... -Оскорбляя мать, ты оскорбляешь меня, отец, - остановил его Женя. - Пожалуйста, имей это в виду. Никто за твоей спиной не сговаривался. Я сам все решил. -Ну что ж. - Владимир Иванович пожал плечами. - Это замечательно, что ты у нас такой самостоятельный. Это значит, что ты и сам можешь позаботиться о себе. Женя вопросительно посмотрел на отца. -Ты меня выгоняешь из дома, папа? - спросил он. -Да! - закричал наконец отец. - Вот именно! Я гоню тебя из дома! А что ты думал? Ты будешь спокойненько меня презирать, будешь говорить мне в лицо какие-то немыслимые гадости, а я - терпеть буду все это?! Нет, мой дорогой, ошибаешься! Я не позволю смеяться над собой ни злейшему врагу, ни собственному сыну. "Посмотрим, что ты запоешь, - думал Владимир Иванович. - Посмотрим, мой маленький глупый сын. Неужели ты действительно думаешь, что я не смогу с тобой управиться? Только не заплачь, Женечка, мне это будет неприятно". Женя кивнул головой. -Я не обижаюсь на тебя. И тебя я ни в коем случае не хотел обидеть. Но извиняться я не буду, потому что не чувствую за собой вины. -Вон!!! - Владимир Иванович больше не мог сдерживаться. - Вон из моего дома! -Конечно, - сказал Женя и, повернувшись к отцу спиной, вышел в прихожую. Владимир Иванович дрожал от гнева. Ему хотелось заорать, разбить что-нибудь, глаза его шарили по комнате в поисках чего-нибудь подходящего, но натыкались на ковры, картины и антиквариат. В комнату вошел уже одетый Женя, посмотрел на отца. - Ну, что? - тяжело дыша, спросил Владимир Иванович. Ровным голосом Женя заговорил. - Я обещал Никите угнать тачку. Хочу предупредить, что это ничего не значит. Про сто я выполняю свои обещания. Это будет последняя тачка в моей жизни. - Что за тачка? - насторожился отец. "Вот-вот, - подумал Женя. - Это-то и есть самое главное". Именно это и сыграло основную роль в его решении и согласии, которое он дал Никите. - Она на их территории, - сказал Женя. Владимир Иванович опешенно смотрел на сына. -Прости, меня мальчик, - сказал он. - Я был не прав. Я был просто ужасен. Прошу, забудь все, что я тебе наговорил тут. У мамы я тоже прошу прощения, - добавил он, видя, как сын недоверчиво смотрит на него. - В конце концов мы же свои, родные люди и должны держаться друг друга. Правда, сынок? -Не будем об этом, папа, - упрямо повторил Женя. -Конечно, - сказал Владимир Иванович. Я понимаю. Правда, понимаю. Но понимал он только одно: это решающая минута. Если он сейчас оттолкнет сына, вернуть его потом будет трудно. А сын идет на дело. Значит, все-таки любит его Женька. И значит, не все потеряно.. ГЛАВА 9 Хао! Оставшись наедине с детьми, Петр Васильевич с интересом посмотрел на обоих и сказал: Мои дорогие. Что скажите? А что тут говорить? - пожала плечами Ира. - Я думала, там крутые мальчики. А оказалось... Смешные какие-то. И пацан их этот - ну просто никакой. Если он вундер кинд, то я - Беназир Бхутто. Я бы не был таким категоричным, - возразил Стае. - Нужно сказать, что эта встре ча вообще произвела на меня какое-то стран ное впечатление. Это чем же? - поинтересовался Петр Васильевич. Не знаю, - признался Стае. - Предчув ствие какое-то, что ли... Нехорошее. Будто должно случиться что-то. А что - не знаю. - О! - обрадовалась Ира. - Мистика! Видения... Она вскочила с кресла, в котором сидела, и по-кошачьи стала подкрадываться к брату. - Я чувствую... - задекламировала она замогильным голосом. - Я вижу... Духи лета ют надо мной! Они шепчутся. Они говорят мне: дерни брата своего за левое ухо! Дерни! Дерни! Стае машинально закрыл левое ухо, потом подумал и закрыл оба. -Нет, - медленно шла на него сестра. - Не за ухо. За нос!!! И что было сил она сжала нос Стаса, так что слезы брызнули у того из глаз. - Ирина! - завопил он. - Прекрати сейчас же! - Будешь каркать, ворона? - Ира держала его нос между пальцев. - Будешь? - Не буду, не буду, отпусти! - Ну, смотри, - смилостивилась Ира. - Дура, - пробурчал Стас, потирая нос, но увидев, что сестра снова заводится, поднял руки. - Молчу, молчу. Петр Васильевич от души веселился, глядя на детей. - Правильно, дочка, - смеясь, проговорил он. - Учи его, несмышленыша. - Я старше ее! - возмутился Стас. - Зато глупее, - охладила его Ира. - Ну, это спорно, - пожал плечами Стас. - Зато бесспорно, - отрезала Ира. Петр Васильевич решил, что пришло время произнести небольшую речь. - Вот что, дети мои, я хочу вам сказать. Можно с уверенностью утверждать, что оба вы достаточно взрослые, чтобы отвечать за свои поступки и слова. Поэтому прошу вас, слушайте меня внимательно. Простая логика требует, чтобы я оградил своих детей от, так сказать, тлетворного влияния золотого тельца. - Еще чего! - возмутилась Ира. - Спокойно, я не закончил. - Петр Васильевич поднял руку. - Логика логикой, но мое скромное знание жизни позволяет мне заключить, что я должен быть с вами предельно откровенен. Дело в том, что я не вечен. А вы теперь в курсе всех моих дел. Я с тревогой думаю о том, что моя деятельность может показаться вам чем-то постыдным и недостойным. - Папа! - притворно ахнула Ира. - Неужели ты стал толстовцем? - Ирина! - Стаc от возмущения даже повысил голос. Ира показала ему язык. - Это что, толстовство, капустные котлеты? - спросил Петр Васильевич. - Нет, дочка, я этим не занимаюсь. Итак, я продолжаю. Суть моей речи состоит в том, что пришла пора объясниться начистоту. Да, некоторые аспекты моей деятельности противоречат существующему законодательству. Кстати, во многом очень не совершенному. Но это неважно. Вы должны понять, что альтернативы такой деятельности нет. Любой другой путь ведет к нищете. А вы ее не заслуживаете. - Да уж, - сказала Ира. - Папа! - произнес Стас. - Правильно ли я понял, что в случае, если вы так и не найдете с той семьей общий язык, в ход могут пойти...? - Правильно, сынок, - перебил отец. - Могут. - Вплоть до убийства? Возможно, Стас. Иначе нас могут опередить. - Папа, но это ужасно, это нельзя. Мне кажется, вы даже не понимаете... - Ай, Стас! - Ира снова вскочила с места. - Не бойся раньше времени. Убивать пока никто не собирается. Правда, папа? Зато проучить их можно. Петр Васильевич с нежностью смотрел на дочь. Она была его гордостью, хотя и доставляла известные волнения. Он подумал, что хорошо бы соединить сдержанность Стаса и горячность Ирочки и разделить все пополам. Получилось бы то, что надо. - Честно говоря, - сказал Стас, - мне совсем непонятно. Что значит - проучить? Вот если бы они явились в нашу квартиру, чтобы украсть, например, драгоценности. Но они к нам не лезут... Абсурд! - Слушай, какой ты умный, просто тошнит, - сказала Ира. - Ты вообще-то по- человечески можешь изъясняться, или ты думаешь, что перед тобой такие же чокнутые, как и ты? Папка, это ты виноват. Я твой спич тоже еле переварила. - Она оглядела их обоих и закончила: - Будьте проще, господа, и к вам потянутся люди. Петр Васильевич внимательно посмотрел на сына и вдруг спросил его: - Стас, как ты относишься к Кембриджскому университету? - Что?! - потрясенно спросил Стас. - Я серьезно, - заявил отец. - Как у тебя с английским? - Ура! - завопила Ира. - Молодец, папка! Гип-гип, - ура! А у тебя денег хватит? - спросила она озабоченно. - Ничего, выкрутимся как-нибудь, - улыбаясь, ответил отец. - Ну, что сынок, согласен? - Я даже не знаю... - растерялся Стас. - Зато я знаю! - заявила Ира. - Пап, он же Шекспира в подлиннике читает. " Ту би ор нот туби?", "Ромео и Джульетта". - "Гамлет", - машинально поправил ее Стас и посмотрел на отца. - Ты серьезно, пап? - Вполне, - кивнул головой Петр Васильевич. - Конечно, я согласен, - сказал Стас. - Еще как согласен! - Значит, договорились. - Отец развел руками. - Готовься. - И когда..? - спросил его сын. - Я все узнаю поточнее и сообщу. Думаю, через пару недель и отправишься. - Это было бы здорово... - мечтательно улыбнулся Стас. - Это было бы за-ме-ча-тель-но! - пропела Ира, - Ну, что пап? Вернемся к нашим бара нам? Я имею в виду этих, которых мы сегодня видели. Стас встал. - Я пойду, а вы без меня. - Ах-ах-ах! - закривлялась тут же Ира. - Брезгуете, значит? Вы, значитца, кембриджские, а мы, уголовнички, так, пописать зашли, да? - Ирина, как не стыдно?- покраснел Стас. - Нет уж, дорогой, оставайся, - твердо сказала ему Ира. - Послушай, может быть, в Кембридже, тебе это пригодится. Стас поднял руки: сдаюсь, мол. И остался. - Итак, - продолжила Ира, - мы тебя слушаем, папа. Только ради Аллаха, говори человеческим языком. А то, не ровен час, стошнит прямо на ковер. - Мне осталось совсем немного. Со Стасом мы решили, - сказал Петр Васильевич. - Это означает, Ириша, что помощницей моей остаешься ты. Вот... все. - Ох, папа, - сказал Стас. - А может, бросишь это все... - Хватит, решено, - остановил его Петр Васильевич. - А теперь - спать. Спокойной ночи. Стас поспешно поднялся, но Ира даже подпрыгнула от возмущения. - То есть как это - спать?! А о самом главном? - Ты о чем? - спросил ее Стас. - Ты что же, думаешь, кроме твоих проблем в мире ничего не осталось? Папа! Я твой советник или конь в пальто? - Слушаю тебя, дочка. Ира оглядела обоих и зловеще произнесла: - Я сейчас. Подождите две минуты. Оставив в недоумении отца и брата, она примчалась в свою комнату, в самой глубине стола нашла фломастеры, пробежала в ванную и раскрасила себе лицо. Потом вернулась в комнату, где ее ждали, - по пояс голая и страшная как ведьма: с взлохмаченными волосами, раскрашенная и с топором в руке. - Утренняя Звезда ступила на тропу войны! - возвестила она ужасным голосом. - Да будет посрамлен враг! Кто не с нами - тот против нас! Стас и Петр Васильевич остолбенели. - Хао! - сказала "Утренняя Звезда". - Можете закрыть рот. Отец и сын наконец рассмеялись. Стас кинул ей какую-то одежду. - Оденься, фурия. -Фурия! - смеялся Петр Васильевич. - Фурия и есть. Ира продолжила: - Нет, правда! Война! Безжалостная. - Как это? - поинтересовался отец. - А так, - ответила Ирина. - Бить - чтобы помнили всегда. И прямо сейчас! Я давно тут затеяла один планчик... ГЛАВА 10 Последняя машина Все было слишком хорошо. Роскошный дорогой автомобиль стоял на отшибе, вдали от домов, вокруг было темно и безлюдно. - Что-то не так, - пробормотал Женя, оценив обстановку. - Ты чего? - не понял его Никита. - Не нравится мне все это, - сказал Женя. - Выставили тачку, как нарочно. Никита приглушенно захихикал: - В том-то и фокус. Не боятся они ничего, потому как думают, что сигнализация у них - супер. Накажем! - Но почему здесь, на пустыре? - Да откуда я знаю?! - огрызнулся Никита. - Удобно им так, наверное. Ты что, передумал? Женя медлил. Теперь, когда он воочию увидел то, с чем ему предстояло работать, очарование спало, и только азарт игрока подогревал в нем интерес к этой машине. - Можем, конечно, вернуться, - предложил Никита. - А утром ты пошлешь цветы на адрес конкурирующей фирмы. Примите и прочее. Девчонка будет рада. Женя понимал, что его вульгарно провоцируют, но аргумент действительно был убийственным. И он решился. - Ладно, - сказал он. - Но с завтрашнего дня у меня начинается жизнь российского безработного. - Фонарик нужен? - Не знаю пока. Луна вроде хорошо работает. Они прокрались к машине, и Женя внимательно оглядел объект своей работы. Стекла были непроницаемы - при свете луны они вообще казались абсолютно черными. Никита сел рядом, прямо на землю, прикрыл глаза и вполголоса произнес: - Надеюсь, выспаться мне не придется. Женя не отвечал. Механизм действительно был замечательно остроумным, и он, как всегда, восхитился талантом умельца. Никита даже не понял, что произошло. Щелкнул замок, и будничным голосом Женя произнес: - Все. Никита вскочил на ноги. - Ты гений, Женька! Поехали! Женя пропустил друга, Никита раскрыл дверь и сел на место водителя. Но дотронуться до зажигания не успел. Чья-то рука сзади обхватила его шею, а другая приставила к виску пистолет. - Добро пожаловать в нашу компанию, - произнес чистый девичий голосок. Руки, державшие Никиту, были явно не девичьими, он даже пошевельнуться не мог без риска сломать себе шею. Женя не успел даже испугаться, когда задние дверцы машины открылись, и из него выскочили здоровенные парни с оружием в руках: - Стоять! Женя оторопел. Последней из машины вышла девчонка. - Узнаешь? - улыбнулась она ему и подошла вплотную. Женя потрясенно молчал. - Язык проглотил? - Она весело смотрела на него. - Не молчи, одуванчик! Тем временем Никиту выволокли из машины и лицом прислонили к капоту. Один из парней приставил пистолет к его торчащему заду. - Дернешься - получишь пулю в зад. Жить будешь, но толчок будет сильно осложнять тебе жизнь. Никиту трясло, но не от страха. "Твою мать, - думал он, - как же я мог так облажаться?! Ну ведь понятно же было, что это "подставка", какой идиот будет на целую неделю оставлять такую тачку в непотребном месте? Ах, Никита, ах, осел ты доверчивый, куда там вкладчикам "МММ" до тебя! Но самое гнилое, что вместе с тобой Женька, а за него ответ придется держать ой-е-ей какой!" Ира тем временем разглядывала Женю. - Вот, значит, какие мы, - проговорила она. - А не страшно ночью без родителей гулять? Женя покосился на обступивших его "качков" . - А ты что, с родителями вышла? - усмехнулся он. - И кто же из них твоя мама? Один из подошедших сделал короткий замах, но Ира его опередила: - Спокойно, Федор! Не надо пока. Стоявший в неудобной позе Никита прохрипел: - Не трогайте его, он тут не причем. - Не причем? - удивилась Ира. - Так значит, это не он, а ты у нас такой вундеркинд? - Я его уговорил. Он не хотел... Для него это игра, развлечение. Как кроссворд отгадывать... - торопился оправдать друга Никита. - Ах, ма-аленький! - Ира погладила Женю по щеке. - Играешься, значит? Машинки-самолетики? А в войнушку умеешь? Ну, пиф-паф? Играл когда-нибудь? Женя вдруг поймал себя на мысли, что ему совсем не страшно. Он понимал, что по логике событий ему положено бояться, но он не мог оторваться от лица этой девчонки, которое - он вдруг с удивлением понял это - нравилось ему. "Это их машина, - думал он, - мне все равно, как они оказались в ней в такое время. Это их собственность, они могут защищать ее. Почему я должен возмущаться, что они это делают? Все справедливо, все так, как должно быть". - Чему ты улыбаешься, малыш? - все так же сладко спрашивала его Ира. - Тетенька не любит, когда улыбаются ни с того, ни с сего. Смех без причины - признак дурачины. "Интересно, - подумал Женя, - она всегда такая или только в окружении жлобов? Какая она в одиночестве?" - Смешно, - произнес он, глядя ей прямо в глаза, - смешно, что такую взрослую тетеньку водят за ручку столько нянек. Федор снова сжал кулак. - Только скажи, Ира, - угрожающе проговорил он, - и я ему вырву его золотые руки. Ира не улыбалась, а только внимательно смотрела на Женю. - Не надо, Феденька, - покачала она головой. - У мальчика режутся зубки, он даже не знает, что со спичками играть опасно. А тем более в чужом доме... Никита резко развернулся, ударил по руке с пистолетом, воспользовавшись тем, что охранник, раскрыв рот, наблюдал за происходившим, и оружие выпало. Он бросился к нему и уже совсем было до него дотянулся, но в последний момент охранник ногой достал его в полете и нанес сокрушительный удар, от которого у Никиты потемнело в глазах. Со стоном он рухнул на землю и затих. - Молодец, - одобрила Ира действия своего телохранителя. - Но лучше бы ты держал его задницу на мушке. Тот развел руками, а Ира снова повернулась к Жене. - Так вот, одуванчик, - сказала она. - Продолжим наши игры. Это последнее предупреждение, самое последнее. Больше сюсюкать тетенька не будет. Дальше она будет наказывать. - Она улыбнулась. - Сегодня я тебя шлепать не буду, но в следующий раз у тебя вся попа будет синяя от ремня. Никита очухался и застонал. - Сучка, - сказал он. - Что ты стоишь без своих мужиков? Смелая, да? Плевать я на тебя хотел! - Поднимите его, - приказала Ира. Сильные руки подняли Никиту и грубо встряхнули. - Ты что-то хотел сказать? - спросила Ира Никиту, взглядом поощряя его быть искренним. Никита, дернулся, но его держали крепко. - Плевать я хотел, - заорал Никита, с ненавистью глядя на нее. - Я таких, как ты, пачками видел на Казанском, понятно? - Он глумливо засмеялся. - Ты со своими гориллами по очереди спишь или сразу со всеми? И, получив сильнейший удар по голове, он покатился по земле. Сразу двое бросились к нему и, не давая подняться, руками и ногами стали яростно и методично одновременно обрабатывать. Ира смотрела на все это спокойно, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Женя хотел было броситься на помощь другу, но одного Федора было достаточно, чтобы он не смог сдвинуться с места. - Прекрати все это! - закричал он девчонке. - Что прекратить? - удивленно посмотрела на него Ира. - Ты молчал, когда друг поливал меня грязью, ты даже из вежливости не попросил его замолчать. - Я хотел... - начал Женя, но замолчал. - Хотел? - усмехнулась Ира. - Ну что ж, я тоже хочу все это прекратить. Но ты молчал, и я молчу. Никита стонал все тише и тише, он уже не мог ни сопротивляться, ни защищаться, ни элементарно прикрываться. Его били жестоко, со знанием дела. Тяжелыми ботинками били по лицу, животу, всем частям тела, не заботясь особо ни о почках, ни о печени. - Ладно, ребята, хватит с него, - сказала Ира. Никита тяжело хрипел, обливаясь кровью. - И запомните! - заорала вдруг Ирина истерично. - Запомните хорошенько! Так со всеми будет! Так!.. Я!.. Предупредила! - Она затопала ногами, как капризная девчонка. И вдруг опрометью бросилась к машине. Через секунду красные габаритные огни растаяли в темноте. Женя склонился над Никитой. "Боже мой, - думал он, - что она с собой делает!?" ГЛАВА 11 Чужая помощь Вместо лица у друга было одно сплошное месиво. - Никита... - проговорил Женя, боясь дотронуться до него. Никита застонал громче. - Ты можешь подняться? - озабоченно спросил Женя, пытаясь помочь другу. Ценой неимоверных усилий Никите удалось сесть. Каждое движение давалось ему с невероятным трудом, отзывалось страшной болью во всем теле. - Сволочи, - горлом выговорил Никита и тут же закашлялся. Он кашлял и стонал, понимая что какие-то ребра сломаны. Языком он провел по зубам и ужаснулся: на месте нескольких торчали острые обломки. - Тебе помочь встать? - спросил его Женя. Никита кивнул и, опершись на Женино плечо, встал. Они побрели с пустыря. - Ненавижу, - проговорил Никита. - Что? - Женя отвлекся от своих мыслей. - Давай постоим, - попросил Никита. - Устал. Они остановились. Женя заботливо придерживал друга, но тот неожиданно резко отстранился. - Слушай, - сказал Никита. - Я облажился, это понятно, но оставлять это так, как есть, нам нельзя. - Я тоже виноват, - сказал Женя. - Подожди. Кто из нас виноват, суть не в этом. Я говорю, что мы не можем это оставить просто так. "Да, - подумал Женя, - он не остановится. С него станется, он будет караулить их поодиночке и бить, мстя за сегодняшнее". Женя вдруг вздрогнул при мысли, что девчонка может каким-то образом попасть Никите в руки. "Что за бред, - сказал он себе, - что Никита может ей сделать? Во-первых, он на такую гадость просто не способен, а, во-вторых, он прекрасно знает, что я... стоп, Женя, что он знает? Что он может знать, когда ты сам ничего не знаешь? Кстати, Женечка, как ты сам поступишь, если случайно встретишься с ней на улице? Перебежишь на другую сторону? Поздороваешься? В кино пригласишь? Мороженым угостишь?" - Или мы - их, или они - нас, - продол жал Никита. - Ну их к черту! - ответил Женя. - Раны заживут, все перемелется. Пусть делают, хотят. Гул сирены раздался так неожиданно, что ошеломил их обоих. Прямо к ним на огромной скорости мчалась машина, ослепляя их фарами. - Что это?! - проговорил Никита. Машина подъехала к ним вплотную и остановилась. - "Скорая"! - ахнул Женя. Выскочившие из машины врач и санитар сразу бросились к Никите: - Это вы - больной? - Эй, эй! - остановил их больной. - Уберите руки, граждане. Что за спешка? Откуда вы взялись? То до вас не дозвонишься, то вы с неба сваливаетесь! - Нас тут тормознули неподалеку, - объяснил врач, - и направили прямо сюда. Никита засмеялся и скорчился от боли. - Она издевается над нами, - с трудом проговорил он. -Жень, ей-богу, я все равно ее поймаю и так накостыляю, что мало не пока жется. - Мне нужно вас осмотреть, - настойчиво предлагал свою помощь врач. - Да ничего не нужно, - отмахнулся от него Никита, как от назойливой мухи. - Оставь меня в покое, эскулап. - Да пусть посмотрит, Никита. Вдруг что-нибудь сломано, - уговаривал Женя. - Да ты что, не понимаешь, что нас хотят унизить? - яростно смотрел на него друг. - Хуже вам не будет, - вставил врач. - Будет! - упрямо твердил Никита. - Хорошо, давайте я отвезу вас в больницу, вам нужна помощь, это и без специального осмотра видно. - Правильно, - обрадовался Женя. - Черт с тобой, Никита, умирай, но в больнице. Ладно? - Фиг вам, - не сдавался Никита. - Я повторяю, мне ничего, ничего не надо от этих людей! - Он повернулся к Жене.- Если хочешь - езжай с ними, пусть тебя домой отвезут. Я останусь, если вы меня только силком не потащите. - Я остаюсь, - сказал Женя. - Ну и глупо, - ответил врач. - Люди вам помочь хотели, так нас упрашивали... - Давай, езжай отсюда, пока самому по мощь не понадобилась, - закричал Никита. - Эти люди его избили, - пояснил Женя. - Что?! - поразился тот. - Девочка избила этого бугая? Она что - ломом его била? - Девочка? - улыбаясь, переспросил Женя. - Девочка?! - с ненавистью прохрипел Никита и, не в силах больше сдерживаться, заорал, задыхаясь от боли: - Уезжай, гад! Врач развел руками. - Ну что я могу сделать? - сказал он и, кивнув санитару, полез в машину. Женя с сожалением смотрел, как они уезжали. Выглянув в окно, врач на прощание сказал: - И все равно - глупо. Пока! - Вот ведь, сука! - выдохнул Никита, когда "Скорая" скрылась с глаз. Женя промолчал. - Теперь ты понял, какие они? - спросил его Никита. - Понял, что только война с этими ублюдками и возможна? Мало того, что харю разбили, ребра сломали - они еще и покуражиться решили. Врачей прислали. Вот, мол, какие мы благородные. Ух! И он снова застонал - больше от унижения, чем от боли. - Послушай, Никита, - попробовал урезонить его Женя. - Но может быть, она не из-за этого? Может, ей тебя жалко стало, а? - Что ж ей раньше меня жалко не стало, а? - спросил Никита. - Что ж она позволила своим прихлебателям меня пинать? - Ладно, Никита. Может, ты и прав. - вздохнул Женя. - Давай руку, пошли домой...| "Надо же, - подумал он, - чудеса в решете..." ГЛАВА 12 Неоконченный разговор Как только машина тронулась, Ирину стал бить озноб, но сидевшие рядом ничего не замечали. А когда впереди показалась ехавшая навстречу "Скорая", она скорее машинально чем сознательно, закричала: "Стой! Тормози этих докторов!" Выскочив из машины, преградившей "Скорой" дорогу, она побежала к окшку врача и, чуть не плача, уговорила съездить на пустырь. Врач почему-то совершенно не обиделся на столь экстравагантный способ останавливать "Скорую". - Ладно, съездим, - пообещал он. Вернувшись в машину, Ирина тут же пресекла возможные вопросы: - Кто скажет хоть слово - зарежу. Она никак не могла разобраться, что с ней произошло. Что больше всего злило ее в себе самой и в этом пацане? И вдруг поняла: улыбка. Улыбка у него была такой мягкой, такой открытой и беззащитной... Именно его улыбка не позволила Ирине дать команду своим ребятам бить и этого - как там его? - Женю. "Хорошо, ну а врачей зачем послала? Кого пожалела - этого подонка, который оскорбил? Я сейчас рехнусь, - подумала Ира, - о чем я думаю? Еще разревись, дура набитая! Нет, а правда, при чем здесь врачи? Захотела, чтоб он подумал о тебе хорошо, только не признаешься себе в этом, да?" - А ты, молодец!- Федор улыбался одобрительно. - Лучше и придумать было нельзя. Это же для них унижение, хуже которого и нет ничего. - Ты думаешь? - с сомнением спросила она. - Уверен. Она тряхнула головой. - Вот и хорошо. За-ме-чательно! Знаешь, за что я тебя люблю, Федя? - Нет, - весело ответил парень. - За то, что ты знаешь меня лучше, чем я сама. А сейчас помолчи немного, ладно?.. - Спокойной ночи, дочка. - Петр Васильевич поцеловал Иру в лоб, поправил на ней одеяло и встал. - Ты молодец. Я горжусь тобой. Ира закрыла глаза. Всем телом ощущала страшную усталость. "Все нормально, - говорила она себе, - все в полном порядке, видишь, и отец доволен, хватит думать, хватит вспоминать, лучше розовых слонов посчитай, заснешь быстрее. Один розовый слон и один розовый слон - два розовых слона..." Дверь приоткрылась. - Ирина! - услышала она шепот Стаса и открыла глаза. Брат осторожно присел на ее постель. - Спишь? - Чего тебе? - ответила Ира вопросом на вопрос. Стас помялся, не зная, с чего начать. - Ну? - подогнала она его. - Умираю, спать хочу. Это было чистейшее вранье. - Слушай, - начал Стас. - Я это... наверное, не поеду никуда. - В каком смысле? - Ну, Кембридж, заграница. Ерунда все это. Не поеду. - Передумал что ли? - удивилась она. - Да нет. - Стас смотрел куда-то в угол. - Сам не пойму. Просто знаю, что никуда отсюда не поеду. В последнее время у меня с головой будто случилось что-то... Понимаешь, со мной впервые это. Мама стала сниться чуть ли не каждую ночь. - Он посмотрел на нее ясными глазами и совершенно невпопад, как ей показалось, сказал: - Я боюсь, Ира. Ирина разглядела в темноте его грустные глаза. - Слушай, Стас, ты брось это, - сказа она ему. - Что за бабские разговоры? Хочешь, развеселю? Она вдруг необычайно оживилась, села в постели и лихо описала события этой ночи. Она не замечала, что чем больше она рассказывала, чем больше входила в раж, чем веселее в лицах живописала сцены на пустыре, тем мрачнее становился ее брат. Рассказав все, она с восторгом откинулась на подушки. - Здорово, правда? - спросила она его. Стас грустно покачал головой: - Не очень, - признался он. - Чем ты гордишься? Что тебя так развеселило? Одного вы избили до полусмерти, а над другим ты издевалась, унижала... И мне кажется, что он вел себя вполне благородно. - Что?! - расхохоталась Ира. - Благородно?! Да он чуть в штаны не наложил, этот мальчишка! - Но ведь не наложил, - возразил Стас. Ира пожала плечами. - Ты, конечно, можешь осуждать меня и восторгаться каким-то сопляком, - я остаюсь при своем мнении. "Благородно"! Его друг меня оскорбил, а он и бровью не повел! - У тебя и так было много защитников, - напомнил ей Стас. - Они, как я понимаю, не дали тебя в обиду. - Они не дали, попробовали бы они дать! - Ира размахивала руками, чуть ли не задевая Стаса. - Только речь не о них! Речь идет об этом придурке, который тебе так нравится. - Послушай, Ирина. - Стас мягко взял ее за руку. - Я только хочу сказать: ты ведь сама подставила им машину. Знаешь, я когда-то в газете прочитал про одну бабку, которая в трамвае на свободное место клала сверточек, как бы беспризорный, а сама в сторонке внимательно смотрела, кто его захочет себе взять. Воров она ловила таким образом, понимаешь? Раскрыв рот, Ира во все глаза смотрела на брата. - Ты что же, с бабкой этой меня сравниваешь? - Да нет. - Стас пожал плечами. - Я просто пытаюсь объяснить тебе, что гордиться тут нечем. - Ладно. Нечем... Вот я тебе другую сказочку расскажу. Посылает один папаша своего сыночка к ручью - кувшин воды принести и - бьет. "За что?" - кричит сыночек. "Чтоб кувшин не разбил", - отвечает ему папаша. "Так ведь я не разбил еще, я вообще никуда не ходил", - возражает сын. А папаша и отвечает: "Когда разобьешь - поздно будет. Заранее надо". Вот так, братик. - Больше всего, - задумчиво произнес Стас, - больше всего меня в этой ситуации поражает, что вы делите то, что вам вообще не принадлежит. А в парне этом все равно чувствуется что-то такое, что можно уважать в человеке. - Ну да, у тебя же в последнее время с головой что-то случилось. - Ира покрутила пальцем у виска. - Теперь я это и сама вижу. - Я не обижаюсь, - улыбнулся Стас. - Знаешь, о чем я думаю? Ты говорила, что он улыбался. Как ты думаешь, почему? - Да придурок он потому что! - застонав, чуть ли не закричала Ира. - Придурок, понимаешь? Только клинические идиоты могут так по-дурацки "лыбиться". - Или влюбленные, - возразил Стае. У нее аж дыхание перехватило. Она вытаращилась на брата и заорала: - Ты дурак?! Ты что, больной?! У тебя действительно крыша поехала? Ты что говоришь?! - А что? - удивился Стас. - Если б я не был твоим братом, я бы в тебя давно влюбился. - Если бы ты не был моим братом, - сказала ему Ира, - я бы... я бы... дурак! - А что это ты так разволновалась? - вдруг хитро посмотрел на нее брат. - А, Ирина? Ира стала ртом хватать воздух: - Ты... ты на что намекаешь, подлец? Я - и эта... этот... эта мартышка?! Я - и эта фомка ходячая? Этот консервный нож? Этот одуванчик? Стас рассмеялся: - По поводу одуванчика - это очень поэтично... Ира резко взяла себя в руки. - Так, - сказала она очень спокойно. - Иди спать, Стас. Спокойной ночи. Приятных снов. Увидишь маму - передавай привет. - Это неудачная шутка, Ира, - сразу посерьезнел Стас. - На себя посмотри, - отпарировала Ира. - У тебя сегодня всю дорогу: вечер неудачного юмора. Уйди, проклятый! Стас встал и шагнул к двери. - Спокойной ночи, Ирина, - сказал он извиняющимся голосом. - Если обидел, извини. Она повернулась лицом к стене и не отвечала. Стас вышел и тихонько закрыл за собой дверь. Потом Ирина часто вспоминала этот разговор. С досадой, с сожалением, с грустью и тихой печалью. Как жаль, что они тогда не договорили... ГЛАВА 13 Месть Стоматолог, седенький дядечка с добрыми глазами, печально покачал головой. - Придется удалять... Все четыре зуба... - Удаляйте, - равнодушно сказал Никита. - Не беспокойтесь, я сделаю вам общую анестезию. - Не нужно. Рвите так... - Будет больно. - Пусть! Пусть будет больно! Пусть от этой боли сведет скулы, затуманится сознание, наступит паралич! Пусть! Эта боль необходима... Она злит. Она разъяряет. Она доводит до сумасшествия... Биться один на один - честно. Это по-мужски. Сохраняется понятие достоинства. А когда целая кодла безжалостно избивает одного - это подлость и трусость. Это не прощается. Это свербит в башке до тех пор, пока не отомстишь. Никите вломили что надо. Членовредительство не ограничилось четырьмя сломанными зубами. Трещина в ребре, вывихнутое плечо, заплывший глаз, множество ссадин, синяков и кровоподтеков по всему телу - вот неутешительный итог неравного рукопашного боя. Еще легко отделался. Все могло быть намного трагичней... Никита никогда прежде не ощущал себя столь хреново. Избили, искалечили, да еще и унизили, как последнего сосунка... Утешало единственное - Женьку не тронули. Иначе бы другу пришел каюк, мальчик он слабенький. Два удара в репу, и коньки отброшены. Целую неделю Никита не поднимался с постели. Сил не было. Принимать лекарства отказывался. Само пройдет. Время - вот кто лучший врач. Он надеялся, что время исцелит и его душу, жаждущую мщения, но... Шли дни, а в ушах все громче и громче звучал монотонный колокольный звон: "Отомстить... Отомстить... Отомстить..." Женька не отходил от товарища ни на секунду. Он почему-то чувствовал себя виноватым за то, что Никиту отколошматили, а его самого нет... "На мне, как на собаке заживает, - потухшим голосом лепетал Никита, сжимая Женькину руку. - Мы с тобой еще повоюем". Естественно, Владимир Иванович не мог не навестить "раненого на поле битвы". Он торжественно внес в комнату, где лежал Никита, огромную коробку с экзотическими фруктами. - Здравствуй, герой. - Владимир Иванович присел на краешек кровати. - Служу Советскому Союзу. - Никита попытался улыбнуться. Но вместо улыбки получилась нелепая страдальческая гримаса. - Я не герой. Я исполнял свой долг. - За сына спасибо... - Я тут не при чем... Просто Женьке повезло, а мне нет. - Я тебе вот тут... принес. - Владимир Иванович выудил из черного "дипломата" пухлый конверт. - Ты заслужил. Это награда. - Деньги? - Никита поморщился. - Извини, почетных грамот не держим. - Конверт лег на тумбочку. - И переходящего красного знамени тоже не нашлось. Но я похлопочу, чтобы тебя приставили к ордену Ленина. - Суки... - Никита не поддержал шутливо го тона Владимира Ивановича. - Суки... Я все понимаю... Понимаю, что война... Так деритесь по-честному, а не мародерствуйте... - Ну, насчет войны ты погорячился... - Владимир Иванович опустил глаза. - Да, напряженные отношения. Да, мелкие конфликты и неурядицы. Но надеюсь, что вскоре мы все уладим... - Вам плюют в рожу, а вы сидите сложа руки? - Никита хотел приподняться на локтях, но тягучая боль электрическим разрядом обожгла все его тело. - Может, еще прощения у них попросите? - Плюют?.. - Да! Да!!! Плюют! Посмотрите на меня. На мне места живого не осталось. А я - ваш человек! Ваш подданный. - Тихо-тихо-тихо... - Владимир Иванович вскинул руку. Так оратор утихомиривает несогласную с ним аудиторию. - Ты, Никитушка, слишком... Как бы это сказать... Ты сейчас подвержен эмоциям, что ли... - Да их всех перерезать в одну минуту! Всех до единого! - Вот-вот... Они этого и добиваются. Как ты не понимаешь? Это же самая настоящая провокация. Кому на руку будет бойня? Ясно, что не нам... Нас меньше... - Но мы в тельняшках! - Ты в бинтах... - вздохнул Владимир Иванович. - Успокойся, прошу тебя. Тоже мне, придумал... Перерезать... Я не убийца, Никит. И не палач. Я за мирное урегулирование... - За мир во всем мире? - ухмыльнулся парень. - Ты лежи... Отдыхай... И выкинь из головы эту дурь. Мы сотрем их в порошок, но не с помощью ножей и пистолетов. - А как? Да с этими тварями... - Хитростью... - Владимир Иванович постучал костяшками пальцев по своему лбу. - Измором... Вечером того же дня Женя получил от отца наставление: - Ты, сынок, последи за Никитой... Как бы он глупостей не натворил... А Никита и не собирался творить глупости. Он поступит мудро. Он все обдумал. Ну... Почти все... Остались мелкие детали. ...Женя поджидал друга у выхода из поли- клиники. Никита, прихрамывая на ватных ногах, спустился с лестницы и нарочито широко улыбнулся. На месте передних зубов зияла черная дыра. - Ух, ты! - Женька присвистнул. - Прямо, как у собаки Баскервиллей! - Посмейся, посмейся... - Никита чуть шепелявил. - Очень смешно... Смотри, живот надорвешь, кишки наружу вылезут. - Хочешь, выбей мне все передние зубы? - предложил Женька. Он не шутил, говорил совершенно серьезно. - Чтоб без обид... - Жалко... - немного поразмыслив, ответил Никита. - А ты, гаденыш, еще завидовать будешь, когда я себе новые клыки вставлю. - Золотые? - Бриллиантовые... - Я к матери обещал заскочить. Айда со мной. - Ты валяй... - Никита устало зевнул. - А я спать хочу... Да и рука болит... Я сегодня не ездец. Женя не хотел оставлять товарища в одиночестве, помятуя об отцовском наущении. Но Никита выглядел утомленным, больным и совсем не агрессивным. "В таком состоянии подвиги не совершаются", - решил Женя. Он проводил Никиту домой, уложил его в постель, после чего со спокойной душой отправился в больницу к матери. ... Никита толкнул стеклянную дверь мебельного магазина и оглянулся по сторонам, выискивая нужного ему человека. Взгляд остановился на сутулом пареньке в очках с толстенными линзами. Парень работал продавцом, Как раз сейчас он был занят беседой с клиентами, молодой парой, видимо, мужем и женой. Никита решил не торопить события. Он долго и внимательно рассматривал журнальный столик, затем продефилировал в отдел мягкой мебели. Пришлось заняться изучением диванов и кресел. Парень в очках заметил Никиту. Кивнул головой в направлении подсобного помещения: мол, зайди туда, я скоро освобожусь. Через несколько минут они уединились в темной комнатке, заставленной до самого потолка кухонными шкафчиками. - Ну? - торопливо спросил парень. - Ствол нужен... Парень испытующе посмотрел на Никиту. Его огромные, увеличенные линзами глаза превратились в щелочки. - Какой? - наконец осведомился он. Просто и лаконично. Так официант в ресторане принимает заказ. - Любой... - тихо произнес Никита. - Чтоб стрелял... - Подожди... - Парень исчез, но вскоре появился, держа в руках коробку из-под японского телевизора. Поставив коробку на пол, закрыл дверь на щеколду. - Вот.. Пятизарядный дробовик. Разносит в куски деревянное полено на расстоянии ста шагов. - Слишком большой... - Есть вариант без приклада. - Нет, мне в карман... - В карман? - Парень помусолил лоснящийся подбородок и снова полез в коробку. - Пистолет Макарова. В рекомендациях не нуждается. - У него осечки часто... Мне понадежней... - Есть "Беретта". Пистолет-пулемет. Двадцать один патрон. - Беру. Сколько? Продавец прошелестел губами положенную сумму. Никита вынул из кармана пухлый конверт. Тот самый. - Мне два... Дождаться темноты. Подловить момент, когда охрана отвлечется. Отыскать главаря. Разрядить в него обойму. А потом перестрелять всех, кто попадется на пути. Вот и все. Это была слепая ярость. Ярость, вышедшая из-под контроля, завладевшая сознанием. У Никиты была одна цель, и он ее достигнет. Любыми средствами. Пусть ценой собственной жизни. Кровь за кровь. Зуб за зуб. За четыре зуба... Пистолеты приятно оттягивали карманы. Ходить, правда, трудновато... Но зато появилась неиссякаемая уверенность в своих силах. Теперь и море по колено. А вот и их дом, их логово... Каменный особняк выстроен ладно, на века. Но очень скоро в него въедут новые хозяева. Очень скоро... Через несколько часов;.. Никита зашел в тенистый скверик. Сел на хлипкую деревянную лавочку. Отсюда прекрасно просматривался вход в здание. Охраны нет. Наверное, пост внутри... Знать бы, куда окна главаря выходят... Сердце колотится... Это плохо. Нужно оставаться спокойным, держать себя в руках. А если попробовать затаить дыхание? Один хрен... Еще быстрее заколотилось. Никита закурил. Он жадно затягивался, пуская носом дым. К особняку подъехал автомобиль, красная "Тойота", из которой вышел белобрысый юноша в спортивном костюме, запер дверцу и неторопливо направился в скверик. Через мгновение он поравнялся с Никитой, посмотрел на него, но быстро отвел взгляд. "Знакомое лицо... - Никита выронил сигарету. - Очень знакомое... Ах ты, гад..." Никита вскочил с лавки, догнал юношу, положил руку на его плечо. - Брат, далеко собрался? А как же я? Юноша обернулся. Щеки его вспыхнули, а затем побледнели. - Простите... Я вас... - Он не договорил, запнулся на полуслове, сложился пополам, как сдутый резиновый слоник. Никита резко ударил его в живот. - Это тебе за сломанное ребро... Еще один удар. Коленом по лицу. Редкие прохожие с ужасом шарахнулись в стороны. - Это тебе за четыре зуба... Ну как? Хватит? Юноша лежал на грязном асфальте, закрывая голову руками. Спортивный костюм был испорчен - из носа горячим гейзером хлестала кровь. Никита подхватил юношу подмышки, прислонил к дереву. - Что, сучонок?.. Больно, да? - Я... - Юноша давился кровью. - Я... - Не слышу! - Никита залился сатанинским смехом. - У вас, товарищ, с дикцией проблемы. Советую обратиться к логопеду. Знаешь такую поговорку: "Молодец среди овец, а против молодца и сам овца"? Это тебе, братг не одного впятером ногами глушить... - Я... Я девушку жду... У меня сви... свидание... Только сейчас Никита понял, что обознался... А как похож, черт побери... Та же фигура, та же стрижка... Да, не он... Точно, не он... Ошибочка вышла. - Так... - Никита лихорадочно соображал. - Ты это... Давай, парень... Хиляй отсюда... Только по-быстрому. Чтоб я тебя через секунду не видел. Договорились? - Д-да... - Вот и хорошо... Отделение милиции за углом... Беги прямо туда. Только учти, я номер твоей тачки запомнил. Найду - убью... Юноша совершенно потерял всяческую ориентацию в пространстве. Прихрамывая и зажимая нос платком, он поковылял в неизвестном ему самому направлении. Но все же остановился, жалобно спросил: - За что? - Просто так. За твои красивые глаза. Странное дело... Увидев кровь, Никита вдруг успокоился, будто в его мозгу щелкнул выключатель. Только что он избил ни в чем не повинного человека, и на душе стало противно, мерзко... Он сунул руки в карманы. Ладони легли на пластиковые рукоятки. Закралось сомнение... А стоит ли? Стоит ли мараться, брать на себя грех? Ну, поколотили маленько, с кем не бывает? Но через минуту сомнения улетучились, растворились в теплом вечернем воздухе. И снова в череп Никиты шипящей змеей вползала ненависть... Обратного пути нет. Один раз не постоишь за свою честь, второго раза уже не будет... Он объявил войну враждебной группировке. Его война не захватническая. Она освободительная, справедливая. И он победит в этой войне. Он обязан победить... ...Предположения Никиты оказались верными. За массивной дверью главного входа он сразу наткнулся на охранника - высокого, широкоплечего мужчину с портативной рацией в руке. - Вы кто? -вежливо спросил охранник. Но сам весь напрягся, набычился. - Я к Петру Васильевичу, - спокойно сказал Никита. - Моя фамилия Иванов. В тот момент ему просто не пришла на ум другая фамилия. Впрочем, нет, были еще варианты: Петров и Сидоров... - Вам назначено? -Да. Охранник склонился над толстым журналом. Он хотел проверить, значилась ли в списке приглашенных редкая фамилия "Иванов" но не успел этого сделать, краем глаза увидев длинный ствол "Беретты", направленный ему в шею. Вторая "Беретта" ощущалась спиной. - Рацию на пол, - приказал Никита. - Быстро! Ну! Охранник повиновался. Спорить и пререкаться ему совсем не хотелось. - Расслабься, расслабься, не будь таким зажатым. - Никита подталкивал детину к мраморной лестнице. - Где шеф? - В кабинете... - сквозь зубы процедил охранник. - На втором этаже... - Веди... Но только попробуй рыпнуться. Они поднялись на второй этаж, шаг за шагом, медленно, но верно приближаясь к цели. По лбу Никиты бежали ручейки пота. Еще немного... Еще чуть-чуть... Длинный коридор. Вереницы дверей тянутся вдоль стен. Коровая дорожка приглушает шаги. - Куда? - спросил Никита. - До конца... Налево... На счастье, никого нет. Даже не верится, что все получилось так легко и просто. До конца и налево. Это мы быстро... Это мы мигом... Вдруг сзади хлопнула дверь... Очень громко, будто бомба разорвалась. Никита вздрогнул. Секундное замешательство. Но охраннику хватило бы мгновения. Он ловко вывернулся всем телом и вцепился в обе руки своего противника, разводя их в стороны. Никита инстинктивно нажал на курки. Пулеметные очереди брызнули в глаза бетонной крошкой, стены покрылись дырявым узором. А охранник уже ударил Никиту лбом в лицо. Парень не удержался на ногах и, продолжая стрелять, начал вертящейся юлой заваливаться на бок. Пулевые отверстия бежали все дальше и дальше по стене... ...Стас так и не понял, что с ним произошло. Это он хлопнул дверью, выходя из своей комнаты. И даже не вскрикнул, когда три пули прошили его насквозь... А Никита с охранником, гортанно рыча, катались по полу. Силы были примерно равны. Раздался щелчок. Патроны кончились... По мраморной лестнице уже бежали несколько крепких парней с рациями в руках. Они уже совсем близко... Что делать? Что делать?!! Никита собрал последние силы, попытался вырваться. Не получилось. Охраник обхватил его туловище, прижал к земле... Тяжелый, гад... В кармане есть еще одна обойма. Только бы суметь ее вынуть... Только бы суметь... Гулкие шаги приближались. Никита слышал чей-то возбужденный крик... Много голосов... Резкое движение, и обойма в руке. Охрана ник тянется к горлу. Душит... Ерунда... Обойма никак не попадает в рукоять. Ага! Есть! Передернут затвор... Никита уже видел четыре пары приближавшихся к нему лакированных ботинок. Остается загнать пулю в патронник. На это отпущено не больше секунды... - Назад!!! - истерически закричал он. - Назад!!! Все лежать! На пол! Короткая очередь прошила потолок. Охранник постарался перехватить руку Никиты, но получил рукоятью промеж глаз. А Никита скользким ужом выполз из-под него, отпрыгнул в сторону, прижался к стене. Коридор пуст. Рядом на полу корчится охранник. Поодаль, в нескольких метрах, лежит кто-то лицом вниз. На ковровой дорожке лужица черной, липкой крови... - Эй, парень! Брось пистолет! Не дури! "Так, значит, успели забежать в дверь, укрыться в одной из комнат... - соображал Никита. - Их четверо... А может, больше? Успею добежать до конца коридора? Вряд ли... Там, за углом, наверняка, засада..." Охранник поднял голову. Никита направил на него "Беретту". - Лежи, родной... Ты мне не нужен... Я на тебя зла не держу.., Тот все понял. Ткнулся лицом в ковровую дорожку, затих. Никита сунул в рот сигарету, чиркнул кременьком зажигалки. Он обложен... И слева, и справа - враги, которые, не задумываясь, убьют его... Ну же! Думай, Никита! Думай! Ворочай мозгами! К его ногам упал какой-то продолговатый предмет. Предмет вдруг зашипел, изрыгая из себя прозрачный дым. Газ... Лицо Никиты словно кипятком обожгло, из глаз хлынули слезы. Ничего не видно... Темнота... Чья-то рука с пистолетом высунулась из-за угла. Раздались выстрелы. Стреляли наобум, куда придется, но одна из пуль, срикошетив от стены, царапнула щеку Никиты. Однако он этого не понял, иначе умер бы от страха. - Мужики, вы чего? - вскричал задыхающийся от газа охранник. - Я здесь! Я живой! Отставить! Видимо, в стане врага настал момент тягостного раздумья. По полу покатилась еще одна газовая шашка. Пелена зловонного дыма окутала весь коридор. И в этом было для Никиты спасение. Он стал невидим, неуязвим. Он медленно полз вдоль стены. Нащупав дверь, открыл ее. Разлепив опухшие глаза, сквозь слезы вгляделся в темноту. Комната пуста... "Они не будут вызывать милицию... - думал он, распахивая окно. - Это не в их правилах..." Нужно было прыгать... Расстояние до земли достаточное, чтобы разбиться или переломать ноги, хоть и второй этаж. Лучше уж разбиться. Чтобы насмерть. Чтобы не оказаться в плену. На войне как на войне... Но и умирать особо не хочется, когда, как говорится, вся жизнь впереди. Рановато... Да и смерть эта будет бесполезной, ведь Петр Васильевич продолжает коптить небо... Никита забрался на широкий подоконник, коротко выдохнул и... прыгнул. Упал удачно, на клумбу. Ноги по колено ушли в рыхлую землю. Совеем не больно. Или это только так кажется, что не больно?.. Окно выходила во внутренний дворик. Никита побежал. Впереди маячила невысокая бетонная ограда. Он одним прыжком перемахнул через нее. Дальше, через какие-то незнакомые закоулки и подворотни. Быстрей, еще быстрей. Рука все еще сжимала рукоять пистолета. Выбросить оружие! Выбросить немедлено! Но куда? Он заткнул "Беретту" за пояс... Голова кружилась, сводило гортань... Никита остановился. Оглянулся, прислушался. Тихо... Улочка пустынна. Погони нет... Фонари горят тускло, через один. Где-то завывает собака... Из глаз катились ручьем слезы. Теперь уже не от газа... От страха... Только сейчас Никита осознал, как близко он был к смерти... Смерть даже оставила на его щеке свою отметину - глубокую царапину от пули... Ноги подкашивались. Он убил... Нечаянно, случайно, но убил... Или ранил? Кто-то ведь лежал на полу лицом вниз... И что будет дальше? Ему не простят... Он объявил им всем войну и проиграл. Теперь его жизнь превратится в каторгу... Теперь на него объявят настоящую охоту. Спастись... Спастись... Я хочу жить!!! ГЛАВА 14 "Мокрое" дело В кабинете прозвенел телефон.- Отец, тебя, - сказал Женя, протягивая трубку отцу. - Кто? - недовольно вскинул голову Владимир Иванович. Весь день сегодня он брался за "Отчет" - пытался самолично подсчитать расходы, привести в порядок счета и, самое главное, проверить самому, что в "дебетах- кредитах" нахимичили его бухгалтеры. Владимир Иванович не любил, когда его принимали за простофилю и пробовали обвести вокруг пальца. Бухгалтеры, которых он нанимал и которым хорошо платил, нет-нет, да и залезали в карман его "фирмы", то есть, в его собственный. - Кому это я опять понадобился? В ту же минуту лицо его побагровело, глаза расширились, нижняя челюсть отвисла. - Что там? Кто это? - испугался Женя. - Что? Что случилось, пап?.. Владимир Иванович взглядом указал сыну на параллельную трубку. Женя схватил трубку, поднес ее к уху и услышал срывающийся, искаженный до неузнаваемости голос Ирининого отца, Петра Васильевича. Среди его истошных криков и хрипов, была страшная, нелепая весть: убит Стас!.. Онемевшие от жуткой новости, отец и сын слушали рыдающий голос Петра Васильевича, который обвинял в убийстве Владимира Ивановича. Убитый горем отец, не помня себя, метал в трубку самые страшные угрозы, а Владимир Иванович пытался вставить хоть слово. - Петр Васильевич, я понимаю, у тебя горе, - торопливо говорил он в трубку. - Ты ошибаешься, говорят тебе! Да нет же! Нет! Поверь! - уверял он потрясенного отца. Но через минуту, потеряв терпение, уже кричал с обидой: - Пошел ты, знаешь куда, со своими угрозами! Я тебя никогда не боялся и сейчас не боюсь! Но я тебе клянусь, Петр, клянусь, понимаешь?! Клянусь, что я ничего не знаю! И не знал! От тебя только и услышал! Ты сам рассуди, зачем мне это? Какие деньги? Что ты болтаешь?!.. Наконец Владимир Иванович повесил трубку и тихо проговорил: - Он совсем рехнулся. Что будем делать? Грозит, что сотрет нас всех в порошок. Он всегда имел обыкновение угрожать, дурак. - Но папа, - проговорил Женя. - Ты понимаешь что-нибудь? - Я?.. Понимаю!!! - вдруг взорвался Владимир Иванович. Его как будто осенило. Он стал лихорадочно, с остервенением нажимать на красную кнопку "Вызов охраны" - Доставить ко мне сюда Никиту! - приказал он вбежавшему охраннику - коренастому здоровяку в бронежилете под скромной вельветовой курточкой. - Из-под земли! Немедленно!! Сюда!!! - Так он здесь, - отвечал охранник, - валяется на диване у вас в подсобке! Он ранен!.. Но не так, чтобы очень! - Веди его сюда! - скрипнув зубами, про рычал Владимир Иванович. - "Ранен"! Он "ранен"! - гневно повторял Владимир Иванович и метался по кабинету. Его нервное воз буждение с каждой минутой нарастало, и, перебегая от стола к окну и от окна к столу, он шипел: - Что ж вы, гады, подводите меня под монастырь?! Идиоты! Вас, балбесов, ловят на удочку, а вы ловитесь, как... как... Дверь отворилась, и на пороге появился Никита. При взгляде на него сердце у Жени сжалось. Жалкий, трясущийся, с распухшими, воспаленными глазами, он был похож на загнанного зверя. Одна щека жуткого синего цвета, залеплена пластырем, из-под которого продолжала сочиться кровь. По всему лицу следы йода и зеленки. . Женя понял: отец попал в точку. Стаса убил Никита. Но зачем?.. - Ты что натворил, сопляк?! - задыхаясь, подскочил к нему Владимир Иванович. - Ты зачем?! Ты по какому праву самоуп... уп... управниччч... - От волнения он так и не смог выговорить слова, но Никита его понял. - Не орите, - хотел сказать он с достоинством, но слова прозвучали жалобно и невнятно. - Да как ты?!... По-пе-рек?! - От сильного волнения мысли Владимира Ивановича путались. Он схватил Никиту за ворот рубашки и стал отчаянно трясти. - Я тоже человек! - совсем невпопад вскрикнул Никита. Он извивался и пыхтел, стараясь вырваться из цепких пальцев Владимира Ивановича. - Ты... ты... человек? Ты - гад! Ты - подлец! Ты нас всех посадишь!.. Ты зачем убил Стаса, подонок?! - Я его не убивал. На черта он мне сдался? - растерянно отвечал Никита. - Я не убивал... - Ты! Ты! Ты его убил! Наповал! Тремя пулями, сволочь!! - А-а, - вдруг нервно хохотнул Никита. - Значит этот дурак сам полез под пули. - Но зачем ты, поганец, полез туда со своими пулями?! Тебя кто туда звал? Я же вас всех тысячу раз предупреждал: только без убийств! Я жить хочу, понял?! - Я не нарочно, - огрызался Никита. - Мне нужен был папаша. И он все равно от меня не уйдет! Я все равно его достану! Вы мне еще спасибо скажете! Владимир Иванович вдруг резко остановился и замолчал. Он справился со своим волнением, и весь его вид говорил: "С кем я пререкаюсь? На кого трачу силы? Нервы? На такое ничтожество!" СЛОВНО ОПОМНИВШИСЬ, ОН брезгливо обошел Никиту, сел в свое кресло у письменного стола и гробовым голосом приказал: - Уберите. Вон из моего дома. - Владимир Иванович, - вдруг взмолился Никита. - Я не хотел, я должен был ото мстить... За что вы меня..? Вам же лучше... - Уберите эту мразь, - жестко проговорил Владимир Иванович. - Простите меня, Владимир Иванович, - жалобно, по-детски всхлипывал Никита. - Я, честное слово, не думал его убивать... Женя смотрел, как коренастый здоровяк-охранник уволакивает ослабевшего, обмякшего Никиту. Тот плакал, просил прощенья, цеплялся за дверь... Все это так непохоже на него - самолюбивого, дерзкого, ироничного, острого на язык, высокомерного. - Надо ехать туда. Вызови машину, - вдруг сказал отец. - Куда, "туда"? - не понял сын. - Надо ехать к Петру Васильевичу. Так этого оставлять нельзя. Мы все можем загреметь по милости этого подонка. - Папа, подожди... Он не подонок!.. - Ладно, хватит болтать! - Владимир Иванович хлопнул кулаком по столу. - Я сказал, вызови машину! А я пойду переоденусь. Женя нажал синюю кнопку, и через несколько минут в комнату вбежал шофер - энергичный, расторопный парень лет двадцати пяти. Увидав, что шефа в комнате нет, он бойко отчеканил: - Кушать подано! А где едок, в смысле "ездок"? (Это были его обычные шутки-прибаутки). Где фазер? - уже серьезней спросил он. - Сейчас выйдет. Переодевается. - Куда поедем? На рандеву? - Не знаю, - без улыбки отвечал Женя. И шофер, поняв, что Женя шутить не расположен, сразу посерьезнел и сказал деловито: - Жду в машине. Владимир Иванович вернулся в кабинет минут через пятнадцать - свежий, чисто выбритый, в строгом черном костюме и черном галстуке. - Что же ты не спросишь, куда я еду? - спросил он. - Ты едешь к Петру Васильевичу, ты уже это говорил. И мне незачем спрашивать! - с вызовом отвечал Женя. - А зачем я туда еду, тебя не интересует? - Папа, чего ты от меня добиваешься? - Я не "добиваюсь", а хочу, чтобы ты поехал вместе со мной! - Пожалуйста. - Женя пожал плечами. - И мне тоже прикажешь облачаться в выходной костюм? - Я прикажу тебе прекратить разговоры и идти за мной! - грозно повысил голос Владимир Иванович. Его бесило, что сын, вместо того, чтобы поддержать отца, взял сторону своего дружка, этого взбалмошного балбеса, который, чтобы утолить свой паршивый гонор, повесил на них мокрое дело! И Владимиру Ивановичу теперь надо изловчиться, вылезти из кожи вон, чтобы спастись! "Тряпка! Размазня!" - думал он о сыне. Но вслух этого не сказал, а только молча указал ему на дверь, закрыл на ключ свой кабинет, и они молча вышли из квартиры. Когда они приехали, был уже поздний вечер. У всех дверей толпилась охрана. Один из привратников долго, придирчиво изучал документы Владимира Ивановича и Жени, потом долго звонил по внутреннему телефону и говорил с разными людьми и, только получив высочайшее разрешение, пропустил визитеров внутрь дома, приставив к ним двух сопровождающих. Оба - Владимир Иванович и Женя - позволили (безропотно!) себя обыскать и были наконец допущены на второй этаж. Здесь творилось что-то невообразимое. Наверное, все, кто был в "группе" Петра Васильевича, находились здесь. Труп Стаса лежал на том же месте в коридоре, но только был покрыт простыней. По неписаным законам таких "формирований", ни при каких условиях не прибегали к помощи милиции или "Скорой". Смерть констатировал "свой" врач, знакомый Владимиру Ивановичу. И он сразу заметил его в толпе. Несмотря на большое скопление народа, в огромных комнатах и в злополучном коридоре стояла полная тишина. Люди даже не разговаривали. Владимир Иванович вскоре был приглашен в кабинет Петра Васильевича и знаком приказал Жене следовать за ним. Молчаливые, торжественные, вошли они к Петру Васильевичу. Сев в кресло, Владимир Иванович сказал, глядя в пол: - Петр, прошу, прими мои искренние соболезнования... Поверь, я, как отец, тебя понимаю. Петр Васильевич откашлялся и низко опустил голову. - Ты обвиняешь меня в... - Владимир Иванович запнулся, - в этом преступлении... И я вынужден был в такую минуту приехать к тебе... побеспокоить... то есть... - Владимир Иванович волновался, и все приготовленные слова вылетели у него из головы. Петр Васильевич молчал, но все ниже опускал голову. - Ты обвиняешь меня, - снова заговорил Владимир Иванович, - ты считаешь, что я замешан... Ты сказал, что найдешь убийцу своего сына, даже если я спрячу его на дне морском. Так вот, тебе не надо его искать. И я его не прячу. Я сам обнаружил его случайно. Даже не обнаружил, а вычислил! И я прогнал негодяя, выгнал его вон! И отдаю тебе его, в присутствии своего сына, как свидетеля. Женя слушал этот сбивчивый монолог ни жив, ни мертв. Он не мог понять, зачем отец это делает? Зачем он придумал такой натужный, такой торжественный спектакль? А Владимир Иванович продолжал: - Я знаю, ты ненавидишь меня, Петр. Я тоже, говоря откровенно, тебя недолюбливал... Мы мешали друг другу, твои парни сделали мне немало пакостей. Но я не буду сейчас говорить об этом, не буду вообще сводить с тобой счеты! Ведь все наши... ну как их на звать? - распри, что ли? - все, чем мы занимались все эти годы, все наши дела пре вратились в ничто перед лицом смерти... - Владимир Иванович понизил голос и замолчал. - Значит, это не по твоему заказу? - нарушил молчание Петр Васильевич. - Клянусь тебе! - патетически воскликнул Владимир Иванович. - Клянусь тебе здоровьем, жизнью своего сына! Вот он! Не дожить ему до завтрашнего утра, если я сказал неправду! - прижимая руку к груди, провозглашал Владимир Иванович. И Женя, с отвращением наблюдая эту комедию, вспомнил знаменитую цитату из Гамлета: "Все люди - актеры!" Да, папаша его в эти минуты обнаруживал недюжинный талант трагика. И, очевидно, ради этой, заранее заготовленной сцены клятвы он и потащил его с собой! - Где ОН сейчас? - хриплым голосом спросил Петр Васильевич. - Запиши все его координаты! - услужливо залопотал Владимир Иванович, радуясь, что дело сделано, враг смилостивился. Они спасены! Петр Васильевич медленно, с видимым трудом, встал, подошел к письменному столу, I вынул из красивого футляра листок бумаги и выжидательно посмотрел на Владимира Ивановича. И этот последний стал громко и четко диктовать Имя... Фамилия... Год рождения… Домашний адрес... Женя повернулся и без оглядки вышел из кабинета. В ушах его звучал голос отца, но такой подслащенный, такой неестественно услужливый, что резал Жене слух, принося поистине физическую боль. В коридоре, тут же у дверей кабинета, Женя сразу попал в плотный круг охранников. Ему не дали сделать и шага. И так, взятый в сплошное кольцо, он простоял еще несколько долгих минут, пока дверь кабинета не открылась и оттуда, какой-то весь распаренный, но довольный, вышел Владимир Иванович. Его тоже взяли в кольцо, и так двумя сплоченными группами, в центре которых были Женя и его отец, они спустились по роскошной мраморной лестнице на первый этаж и вышли из тяжелых дворцовых дверей на улицу. В машине, рядом с шофером, сидел дюжий охранник. Когда Владимир Иванович с Женей стали садиться в машину, дюжий охранник покинул свой пост. - Они тут без вас обшарили всю машину вдоль и поперек! - посмеиваясь, пожаловался шофер. - Искали взрывное устройство! Я им объясняю, что я не камикадзе, чтобы сидеть в заминированной машине! А они, долдоны, шарят, и шарят! - У них сегодня произошла... гм.. гм... промашка! Вот они и замазывают свою вину! - проворковал Владимир Иванович, вальяжно располагаясь на мягком сиденье своего автомобиля. Он не смотрел на сына. Не потому, что боялся. Просто не считал нужным. А если бы взглянул - увидел полные боли и страшной ненависти глаза... ГЛАВА 15 Ни за что! - Быстрее, быстрее! Женя не замечал, что говорит даже не сам с собой - с автомобилем. Он выжимал газ до упора, не обращая внимания ни на светофоры, ни на отчаянные призывы гаишников немедленно остановиться, приговаривая: - Быстрее, родная, быстрее! "Ну что ж, Владимир Иванович, все с вами понятно. Непонятно только одно: с кем вы останетесь, если даже такого верного вам человека, как Никита, вы отдаете в руки тех, кто его так жаждет заполучить, - и вовсе не для того, чтобы выпить с ним чарочку за его, Никиты, здоровье. Жалко, конечно, безумно жалко этого погибшего парня, но ведь можно остановиться, что это за жажда кровной мести - Чечня у нас, что ли? Так постыдно, так лицемерно поступить с парнем, который из-за тебя же, отец, и попал в эту беду. Да как же мы сможем жить после этого, разговаривать друг с другом, нелюди мы, что ли, в конце концов?! Ну вот, вас мне только и не хватало. - Женя заметил за собой погоню. - Остановиться? Время, время! За то время, которое он потеряет со служителями порядка, может произойти все что угодно. К черту, хорошее дело все спишет, а поэтому - прошу прощения, дорогие законники, но я очень спешу. Друг в беде, понимаете? Так что как-нибудь в следующий раз". Женя резко вывернул руль и почти под прямым углом завернул в какой-то проходной двор. Завизжали тормоза, и машина остановилась как вкопанная. Женя тут же выскочил из салона и не спеша направился обратно, к дороге. Находившиеся во дворе люди даже не успели испугаться. Когда он выходил со двора, туда же, громко сигналя, въезжала машина его преследователей. Дверь ему открыл Никита. - Привет. Заходи. - Времени нет, - сказал Женя. - Ты торопишься? - спросил Никита друга. - Не я. - Тот покачал головой. - Ты... ...Выскочив из квартиры, они бросились было по лестнице вниз, но внезапно Женя схватил Никиту за руку. - Стой! - приглушенно сказал он. Вверх поднимались знакомые личности. Оба сразу узнали своих врагов. На цыпочках, затаив дыхание, ребята бесшумно промчались вверх по лестнице и оказались на верхней лестничной площадке старого хрущевского дома. Никита жестом указал Жене на люк чердака, и, стараясь не шуметь, они полезли по лестнице. Люк открылся сразу же, и ребята неслышно залезли на чердак, не забыв закрыть за собой люк. - А что теперь? - шепотом спросил Женя. - На крышу! - скомандовал Никита. Спрятавшись наверху за обыкновенным бетонным заграждением, ребята приготовились к самому худшему. - Если они догадаются проверить здесь -хана, - сказал Никита. - Как думаешь, заметили они нас? - Если б заметили, давно бы здесь были, - предположил Женя. - И то верно, - согласился Никита и приподнялся с места. - Подожди-ка... Он заскользил к краю крыши и, перегнувшись, осторожно посмотрел вниз. - Вот они, - удовлетворенно прошептал он и, повернувшись к Жене, показал большой палец. Внизу громилы садились в машину. Через некоторое время машина уехала. Никита вернулся к Жене. - Уехали. Если кто и остался, то справиться с этим можно. Не думаю, что они оставили засаду, но проверить нужно. Ты со мной? - Послушай, Никита, - заговорил Женя торопливо. -Я тебя предупредил, верно? Но в этих стычках идиотских я участвовать не намерен. Ты и так уже натворил делов. - Ты со мной? - настойчиво повторил Никита. "В конце концов нужно быть последовательным, - подумал Женя. - Раз начал это дело, иди уж до конца. Может, и впрямь поможешь другу". - С тобой, - вздохнув, ответил он. Что "гости" ушли, было видно сразу: дверь квартиры была распахнута. Никита ворвался в нее все сметающим на своем пути ураганом, но его запоздалая ярость была бесполезна. Никого не было. В обоих комнатах и на кухне царил разгром. Все было переломано, изрезано, как будто стадо слонов с мечами вместо хоботов пробежало по квартире. - Да, - ошеломленно сказал Женя. - На славу потрудились. Никита заходил по комнате. - Так. - Он остановился. - Я не понял. И что теперь? - Ну, оставаться здесь тебе однозначно нельзя, - высказал свое мнение Женя. - Мудро, - согласился Никита. - А дальше? - Есть одно место, где ты сможешь пересидеть, пока все успокоится, - Что за место? - быстро спросил его Никита. - У мамы. Никита удивленно на него посмотрел. - У чьей мамы? - У моей, - сказал Женя. - В больнице. Все устроилось на удивление гладко. Конечно, они не рассказали Надежде Михайловне всей правды, просто намекнули, что у Никиты проблемы с Владимиром Ивановичем. Она сразу согласилась помочь, вызвала к себе старшую медсестру, и уже через два часа Никита был принят в штат санитаром, а сторожка стала местом его временного проживания. - Как все просто, - качал головой Никита. - Вот что могут делать друзья и деньги. Спасибо вам, Надежда Михайловна. - Не за что, - улыбалась та. - Я, можно сказать, за идею переживаю. Принесет еще бед Владимир Иванович, ой, принесет, сердцем чую. Да и веселее мне с тобой будет, наверное. Будет с кем словечком добрым перекинуться. Женя тут же отреагировал: - Тебе тут скучно, мам? - Да не то, чтобы очень. Люди хорошие, медперсонал, сами видите, замечательный, удобства опять же, палата отдельная. И воздух - прямо хоть из кружки пей. Но ведь Никита не чужой. О тебе поговорим при случае, сердце-то и порадуется. Правда, Никита? - О чем разговор! - бодро откликнулся тот. - Мы ему с вами тут все косточки перемоем. Надежда Михайловна рассмеялась. - Веселый ты, Никита. Хорошо, что решил здесь поселиться. В картишки перекинемся, козла забьем. - Неужели балуетесь, Надежда Михайлов на? - А как же! Здесь без этого нельзя. Уважение окружающих завоевывать надо. Просто так ничего не дается. - Что-то новое, мам, - улыбался Женя. - Ах, сыночек. Я-то уж думала, что ничего нового в жизни не увижу. А надо только замечать новое. Оно и придет. Попрощавшись с мамой, Женя заторопился обратно в город. Никита провожал его до ворот больницы. Они шли по ухоженной аллее и наслаждались упоительным воздухом и непривычной тишиной. - Ты так и не сказал, - проронил наконец Никита. - Ты меня это... осуждаешь? Я не хотел его убивать. Он сам под пулю выскочил... - Не надо, Никита, - отозвался Женя. - Я понимаю, ты не хотел. Но если бы ты не пошел туда, он бы не погиб. Согласен? - Если бы они не метелили меня тогда, я бы не пошел, - зло выкрикнул Никита. - Вот именно, - устало вздохнул Женя. - Они тебя, ты его, теперь они за тобой гоняются. И говори потише, пожалуйста. Это не пустырь. Никита сбавил тон и заговорил тише. - Я не виноват, не виноват, как ты не можешь понять, он сам, сам под пулю попал! - Ну хорошо, хорошо, - примирительно сказал Женя, - не виноват. Несчастный случай. Но теперь ты можешь успокоиться? Хватит несчастных случаев, хватит! Никита промолчал. - Ладно. - Женя протянул ему руку. - Пока. Не обижай пенсионеров, не обыгрывай их в домино. - Пошел ты! - Никита выдавил из себя улыбку. Теперь, когда друг был в безопасности, Женя мог немного расслабиться и перевести дух. "Итак, - думал он, - чем это все может закончиться? Отец сдает Никиту с потрохами, это ясно. Если, не дай Бог, они как-нибудь доберутся до него, ему конец, это тоже ясно. За Никиту мстить некому. Кроме меня. Так? Не понял, о чем это ты задумываешься, Евгений? Неужели ты возьмешь в руки оружие и пойдешь... - Женя хмыкнул. - Ну, и кого же я пойду громить? Отца? Или этого, как его, - Петра Васильевича? А может, дочку Иру?" Вспомнив девчонку, он почувствовал болезненные ощущения в груди. "Только ради Бога, не надо влюбляться в мафиози, даже если на них приятно смотреть". Он представил себе, какая семейка может получиться у него вместе с Ирой, и чуть не расхохотался. Как там у журналистов? Ваша; любимая историческая личность? - Аль Капоне. Ваш любимый кинофильм? - "Крестный отец". Ваша любимая книга? - то же самое. И детки, наследники, - маленькие такие, симпатичные бандюги. Настроение вдруг резко упало на ноль. Ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть. "Что это со мной? - удивился Женя. - Не вовремя раскис, что-то надо делать. А с другой стороны - что? Пойти туда, к этой девчонке? И что сказать? Послушай, давай помиримся, мол, мирись-мирись-мирись, и больше не дерись. А кто будет драться - я буду кусаться.;. Смешно. Хорошо, что у меня нет брата, - вдруг пришло ему в голову - Хорошо, что его не убили. Так, Женечка, крыша у тебя совсем поехала. Трудно убить того, кто и рождаться не думал" На электричке - до Москвы... "Приеду уже затемно. Домой?... У нее там наверняка охрана такая, что и мышь не прошмыгнет..." - Тьфу! - громко сказал он. Попутчики обернулись. "Тоже мне Ромео, ночные серенады... Никуда я не пойду... Ни за что..." ГЛАВА 16 Траур Едва закрылась дверь за Владимиром Ивановичем и Женей, в кабинет Петра Васильевича ворвалась Ира. - Зачем он приходил? - буквально с порога гаркнула она. - Кто, "он"? - не понял отец. - Ну не "он", "они"... Зачем приходил этот?! - Кто? - Петр Васильевич медленно поднял на дочь свои помутневшие, потухшие глаза. - Кто-кто! - передразнила Ирина, - Зачем ты их пускаешь! Гнать их надо ко всем чертям с матерями! - Говори нормально... Или - пошла вон! - срывающимся голосом прохрипел Петр Васильевич. Никогда в жизни он так не разговаривал с дочерью, и в эту минуту остро ощутил: он, своим неумеренным отцовским обожанием разбаловал девчонку до того, что она просто села ему на шею! - Я говорю нормально, пап... - осеклась Ирина. - Но честное слово, я не могу понять, зачем ты пускаешь к себе всякую шваль? - Кого, Ира? О ком ты говоришь? Кого я к себе пускаю? - Этого старого недоумка и его ублюдка-сына Евгения Онегина! - Вый-ди! - наливаясь злобой и едва сдерживаясь, чтобы не закричать, проговорил Петр Васильевич. - Но папка, - стушевалась Ирина. - Он же подонок, ничтожество... - Оставь меня в покое! - не слушая, что говорит дочь, чужим, хриплым голосом проговорил Петр Васильевич и нажал на кнопку "Вызов охраны". Ирина увидела этот жест и пулей вылетела из кабинета. В ту же минуту туда вошел охранник. - Ко мне никого не пускать! - приказал Петр Васильевич. И взмахом руки задержал охранника, упавшим голосом спросил: - Там... все делают, что надо? - Да-да, - торопливо отвечал охранник. - Только счас ленты к венкам привезли и флористы... Как вы велели... Ваша лента "От любящего отца". - Моя лента "От отца", - с тяжелым вздохом проговорил Петр Васильевич. - Я не был своему сыну любящим отцом! - Я скажу, - потупился охранник. Его тронуло отцовское горе. - Может, вам чаю? Давайте, я заварю... Петр Васильевич безучастно смотрел, как охранник заваривал ему чай, кивком головы поблагодарил и таким же кивком выслал из кабинета. Бесцеремонный приход дочери в такую минуту, ее наглый, требовательный тон, весь ее разболтанный вид (без намека на траур), можно сказать, разбудили дремавшего в нем зверя, который, проснувшись, принялся грызть, кусать, царапать и рвать на куски его душу. Этот безжалостный зверь - совесть. Недаром говорят - "Угрызения совести"! "Угрызения"! То, что он сказал сейчас охраннику, было горькой правдой. Всю жизнь обожая и боготворя Ирину, он забывал о Станиславе. Он просто-напросто не считал сына за ребенка. На него, пятилетнего кроху, он оставлял годовалую Иришку, давая ему при этом наставления, как взрослому! И Славик, сам еще крошечный, нуждающийся в заботе и ласке! - как верная нянька, стерег и охранял, кормил и укладывал спать свою сестренку. Отчетливо осознавая все это, Петр Васильевич с болью и раскаянием думал о том, что если кого и осиротила По-настоящему смерть Ирины Тимофеевны, так это Стаса, ее маленького сына. Он - отец - самозабвенно холил лелеял, пестовал маленькую Иришку, а сынок - маленький, добрый, тихий ребенок, Стасик-Славик, всегда оставался в стороне. И ведь он сам смирился со своим положением пасынка в доме, никогда ничего не просил, не требовал к себе внимания, как это всегда делала Иришка, баловень отца, привыкшая к тому, что она - пуп земли. И для Петра Васильевича она, действительно, была центром всего, смыслом жизни, светом в окне! Она, но не Стас! И в последующие годы после смерти жены, когда горе утихло и жизнь его мало-помалу вошла в налаженную колею, он не переменил своего отношения к сыну... Только сейчас, когда мальчика, его первенца, больше нет в живых, его - родного отца - как громом оглушило позднее раскаяние! Словно на экране увидел он всю свою жизнь - она была далека от праведности... Но когда он лгал, обманывал, обкрадывал, балансировал на грани закона и беззакония, это можно было оправдать народной мудростью "С волками жить, по-волчьи выть", но как оправдать его равнодушие к сыну?! Разве он не любил его? Почему же он никогда его не приласкал? Только приказывал? Нередко попрекал куском хлеба, в то время как сам он был мало сказать благополучен, он был - номенклатура! Он пользовался всеми возможными благами; все, что составляет человеческое существование, было у него - комсомольского, а затем партийного босса - сверхобеспеченное, льготное, привилегированное... Почему же единственного сына он держал в черном теле? Был холоден к нему? Равнодушен? О-о-о! Если бы можно было повернуть колесо времени назад!.. Петр Васильевич не знал, что бы он стал делать, если бы колесо времени вернуло его в прежние годы, но горячие слезы раскаяния заливали сейчас его ввалившиеся щеки, и рыдания сотрясали его сухопарое тело. Со злобным чувством вспомнил он и прежних своих приятельниц. Когда душевная рана от потери жены затянулась, в его жизни появились женщины. Сначала Шура (бегала за ним еще в комсомоле), потом Инна, почти одновременно с ней - Розалина Матвеевна. Были и еще охотницы - одних привлекало его положение вдовца, другие зарились на его богатство, на его "обалденную", как говорила Розалина, жилплощадь. И все они, чтобы угодить ему, баловали Иришку... Но не Стаса!.. Значит, даже эти посторонние женщины - а были среди "претенденток" и непроходимые дуры - видели и понимали, как мало значит Стас для Петра Васильевича, и не тратили на него свою энергию и улыбки. Петр Васильевич горевал и думал о сыне, но ему на ум невольно приходили другие образы, другие встречи и случаи из жизни. Он усмехнулся, пытаясь вспомнить имена некоторых своих подруг, но так и не вспомнил... Вот Шурка была, пожалуй, вернее всех... Работяга, активистка. Очень хотела замуж за него. Да что говорить, все они хотели! А он не женился исключительно из страха за Ирочку - боялся, смертельно боялся привести в дом мачеху!.. Не хотелось думать о Кембридже, и Петр Васильевич прямо-таки физически старался отогнать от себя эту мысль. А дело было вот в чем: Стас, всегда желавший учиться (откуда это у него? Петр Васильевич никогда к знаниям и наукам не стремился]), получил ответ на свой запрос из Кембриджского университета о том, что он может прибыть для прохождения каких-то не то собеседований, не то тестов. И он должен был уезжать завтра, авиабилет был уже в кармане. Петр Васильевич особенно не интересовался, что там и как с поездкой сына, продвигается она или задерживается... Он дал сыну деньги на проезд и на проживание, отвалил сколько надо баксов и был горд этим. Ему было приятно, что сын - не лаптем щи хлебает и не уступает тем высокопоставленным чадам, которые укатили за бугор во всякие там Оксфорды, Сорбонны, да Колумбийские университеты. То, что сын уезжает надолго, его не тревожило. И вот сейчас он уехал навсегда... - Господи! - шептали пересохшие губы Петра Васильевича - воинствующего безбожника, - Господи, если бы я все остановил, принял бы какие-то меры, может быть, мой мальчик был бы сейчас жив!!! К искреннему отцовскому горю Петра Васильевича помимо его воли примешивалось чувство досады, что ли, что эта смерть привлечет к нему, к его "делу", к его людям, внимание правоохранительных органов, чего он откровенно не желал. Нет, милиции он не боялся, там у него все, как говорится, было схвачено. Но черт его знает, как повернется следствие? Поверят ли сыщики в то, что Стас попал случайно под пулю психопата? Не профессионального киллера, а именно психбольного, которого надо не судить, а лечить! Петр Васильевич не был новичком в мафиозных делах и разборках. Он знал, как работают -настоящие киллеры - как часы! Убийства совершали в специальном номере отеля, куда жертву приглашали якобы на деловую встречу. Там на него сверху спрыгивал убийца с бесшумным пистолетом. Он стрелял в голову и плотно обтягивал ее полотенцем, чтобы впиталась кровь. В это время второй убийца прокалывал жертве ножом сердце, чтобы остановить приток крови к голове. Труп помещали на дно ванны, дожидались полного обескровливания, расчленяли, запечатывали в мусорный ящик и отсылали на общественную свалку, где посылку принимал подкупленный работник санитарного управления и немедленно кремировал. Правда, так было в Америке, во времена Аль-Капоне, но все равно, профессионалы и у нас, ив наше время действуют хитро и осторожно, сами не лезут в пекло, как тот дурак Как только ему удалось удрать? Как удалось ошарашить его парней, чтобы они его, поднявшего стрельбу в коридоре, "отпустили" с миром? Эти мучительные мысли были прерваны стуком в дверь. Вошли трое из самых приближенных к нему людей, все в черных костюмах, в черных галстуках, строгие, притихшие. - Петр Василии, - переминаясь с ноги на ногу и глядя в пол, заговорил первый. - Там эта-а... начинают. Вас просят... - Уже приехали из церкви, хор и батюшка, - пояснил второй. - Начинают. Вас ждут. - Петр Васильевич, - спокойно, с достоинством, заговорил третий. - Начинается панихида по вашему сыну. Пойдемте. Гроб стоял в большом зале на первом этаже. Здесь несколько лет назад Петр Васильевич устроил "офис" - кое-что переоборудовал, кое-что подновил, обставил соответствующей мебелью - столами, креслами, торшерами. Сейчас вокруг гроба стояли люди - Петр Васильевич даже удивился, что зал вмещает столько народу. Гроб утопал в цветах. В нескольких шагах от гроба стоял диван и кресла. На одном из них Петр Васильевич увидел Иру. Одета она была во все те же джинсы и клетчатый свитер, как теперь уже с обидой заметил Петр Васильевич, без намека на траур. Но ее лицо, ее сухие горящие глаза, ее неподвижность испугали отца. Освободившись от поддерживавших его сотрудников, Петр Васильевич быстрыми шагами направился к дочери. И сел в кресло, стоящее рядом. Были тут старенькие сестры его отца, одна совсем древняя старушка-развалюшка - бывшая учительница Стаса. Увидел Петр Васильевич и седовласого напыщенного старика в черном костюме обсыпанном перхотью и с несметным количеством орденов на лацкане пиджака. Это был его старый сослуживец по Центральному Комитету, с которым они "на пару" развлекались и ни разу друг друга не подвели. Подъезжали еще товарищи и знакомые - печальная весть разнеслась мгновенно. К Петру Васильевичу и к Ире подходили люди - знакомые и не очень, - тихо здоровались, произносили слова соболезнования. Вошла понурая, седая женщина, очень старая на вид, но прямая, с твердой походкой, в допотопном вязаном берете. Она решительно (как-то даже по-хозяйски) подошла к гробу, положила несколько гвоздик и, склонившись, припала ко лбу Стаса. Петр Васильевич встал со своего кресла и подошел к ней. Взглянув друг на друга, они судорожно обнялись и оба зарыдали. Это была Шура - Шурочка. Когда-то веселая, деятельная, а сейчас постаревшая, вся какая-то вылинявшая, убогая. Увидев ее, Петр Васильевич вспомнил, что сам же дал распоряжение своему заму оповестить всех родных и знакомых. Шуру он усадил рядом, на шикарном, "почетном" кресле. - Ты заменила ему мать, - сквозь слезы проговорил Петр Васильевич. - Ты всегда... Если бы не ты... - Ладно, Петух, что сейчас об этом говорить, - с тяжелым вздохом тихо отвечала Шура. - Я хотела заменить, да ты не захотел. - Она удержалась от упрека и опять низко опустила голову. Играла музыка - то ли церковная, то ли еще какая-то, Петр Васильевич не мог разобрать. Но она надрывала ему сердце, и он уже не сдерживал слез. Менялся почетный караул - в ряд вдоль гроба становились люди с черно-красными повязками на рукавах. Вот выстроились - хмурые, сосредоточенные - совсем незнакомые Петру Васильевичу молодые люди. - Кто эти парни? - шепотом спросил Петр Васильевич у Иры. - Они должны были вместе ехать в Кембридж, - также шепотом отвечала Ира. - Теперь они поедут без него, - добавила она и сделала знак молчать. Священник начал службу. Со странным чувством, похожим на стыд, слушал Петр Васильевич густой баритон священника. Имеет ли он право хоронить своего сына по христианским законам? Он - бравый, непримиримый атеист, столько раз провозглашавший с самых разных трибун: "Бога нет!", "Религия - опиум для народа!", "Долой попов, долой церковников!"... Его особенно коробило и стесняло присутствие Шуры. Уж кто-кто, а она лучше всех знала, каким воинствующим безбожником был их комсомольский вожак. Но Шура сидела понурая и какая-то безучастная. Глаза ее уже высохли и смотрели вниз, в одну точку. Вскоре она поднялась и, слабо кивнув Петру Васильевичу, ушла. Назавтра были назначены похороны. Как сказали Петру Васильевичу, на одном из самых "престижных" кладбищ. Люди постепенно расходились. Остались только свои. К Петру Васильевичу подошли двое - бригадиры его охраны - и сказали, что убийца ускользнул, но они его обязательно найдут, достанут хоть со дна океана. Досадная эта новость, как ни странно, совсем не подействовала на Петра Васильевича. Он слишком устал, чтобы злиться... - Ладно, идите спать. Отдыхайте, - небрежно бросил Петр Васильевич и направился к лифту. Лифт - был новшество в этом доме. Его встроили недавно, и он вел прямиком в спальню хозяина. Заново оборудована была и ванная комната. Она блестела и сверкала голубовато-сиреневым кафелем и всеми новейшими чудесами сантехники. Освежившись под легким душем и переодевшись в толстый махровый халат, Петр Васильевич почувствовал, что не хочет спать. Видно, он переволновался и сон, как говорят, отлетел от него. Бессонницы он всегда боялся И решил не ложиться, а провести ночь наедине с сыном. Спустившись по лестнице вниз, он прошел в залу и... опешил! Обхватив гроб раскинутыми руками и прильнув щекой к щеке брата, в каком-то оцепенении лежала Ира. Петр Васильевич подошел и тихо взял ее за плечо. Девочка приподнялась, и Петр Васильевич увидел, что ее вечно задорное, милое лицо залито слезами! Мало того, все лицо ее мертвого брата, рубашка, галстук, сложенные на груди руки - все насквозь промокло от ее слез!.. Поразительно, но Петр Васильевич никогда не видел плачущей свою дочь, своего сорванца, бесстрашного мальчишку, шалунью, драчунью, хохотушку, которая будучи еще совсем крохой, как бы больно ни ударялась, не позволяла себе заплакать! Она с самым беззаботным видом садилась в зубоврачебное кресло, чего бы ей ни предстояло претерпеть! Она одна - никто больше не решился! - залезла однажды на скользкую, покрытую льдом крышу, чтобы снять оттуда несчастного котенка! (Котенок вырос в огромного кота и изгнал из их особняка всех мышей и крыс!) Его Иришка, которая не только первого апреля, но и в любой другой день могла придумать такой розыгрыш, такую шутку сыграть с кем угодно, что ее побаивались даже его парни. В одно мгновенье все эти мысли промелькнули у него в голове. Отцовское, любящее сердце дрогнуло, он обнял свою плачущую дочурку и в этот миг еще острее ощутил, кого они потеряли!.. - Не плачь, детка! Не плачь, успокойся! - бормотал Петр Васильевич. Он вспомнил, что они всегда смеялись над тем, как маленький Стас ответил отцу: "Я хочу лошадку!", и прижимая к себе дрожащие плечики, повторял как мог ласковее: на плачь, лошадка моя милая! Сивка-бурка, жеребенок маленький... Слезами горю не поможешь... Ну что делать, не уберегли мы нашего мальчика!.. Когда бурные рыдания дочери утихли, Петр Васильевич отвел ее от гроба, усадил в кресло и сказал медленно, как бы взвешивая каждое слово: - Ира, ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Так вот. Я знаю, кто убил Стаса. И я отомщу ему так, что он проклянет тот миг, когда родился на свет. Поверь, я это сделаю, чего бы это мне ни стоило! Я иначе не смогу жить! И у тебя камень спадет с души, когда ты узнаешь, что твой брат отомщен! - Папа, милый ты мой! Неуловимый мой мститель! - вдруг невесело засмеялась Ира, и зубы ее сверкнули. - Да разве местью ты вернешь Стаса?.. ГЛАВА 17 Зарубка на память Жаркая ночь. А поручни пожарной лестницы холодные. Странно... Каждый шаг разносится по дворику гулким эхом. Ботинки нужно было снять, чтобы не шуметь. А как же без ботинок? Сопрут же, пока вернешься. Нет уж, лучше в ботинках, только тихонечко, осторожненько, по-кошачьи. Еще одна ступенька... И еще одна... Второй этаж. Окно распахнуто. А если это не ее окно?.. Не думать об опасности... Не думать... Я не вор, я не грабитель. Чего бояться-то? Ч-черт... Рука не дотягивается до карниза. А если ногой зацепиться за поручни, и одним рывком? Вниз не смотреть! Не смотреть вниз! Мохнатый пес увидел темный силуэт, карабкающийся по лестнице. Насторожился, внюхался, вгляделся повнимательней. И шерсть встала дыбом, уши легли на затылок, в хищном оскале обнажились клыки. Псина чуть не задохнулась от собственного лая, прыгнула на стену, заскрежетала когтями по шершавому камню... Женя поблагодарил природу за то, что собаки не умеют летать. Иначе эта мохнатая громадина разорвала бы его в клочья. И что ей не спится? Что за идиотский инстинкт - защищать "свою" территорию? Неужели и она воет из-за этого? - Молчи! - Женя цыкнул на пса. - Молчи, миленький! А собака, будто назло, задрала голову к звездному небу и протяжно завыла... ...Ира резко поднялась с постели, откинула душное одеяло. Ее бил горячий озноб. Озноб не болезненный, а от ярости, бессилия, обиды и отчаяния... Убийца жив. И он разгуливает где-то рядом... Но где? Где? Знать бы. Своими бы руками придушила, прирезала, оторвала ноги... Он бы умирал медленно, в муках... Просил бы пощады, ползал на коленях, заливался" горючими слезами... Нет тебе пощады, подонок. "И я найду тебя... - тихо прошептала Ира - Найду..." Она даже приготовила оружие для расправы. Маленький ножик с перламутровой рукоятью и автоматически выкидывающимся лезвием. Даже ночью она клала его под подушку... Стасу его подарил отец. На всякий случай, для самообороны... Мало ли что?.. Стас, правда, никогда не носил его с собой. Да если бы и носил... Против лома нет приема. Вернее, против пули. Против трех пуль... Стас... А ведь он что-то чувствовал... Будто предвидел приближавшуюся смерть. "Мне кажется, что я никуда не уеду"... Тогда Ирина не обратила внимания на эти слова, не прислушалась к ним, не нашла в них потаенный смысл... Стас не уехал в Кембридж. Он остался здесь, в Москве. Навсегда... Ира запретила смывать с ковровой дорожки кровь брата. Черное пятно теперь было для нее безмолвным напоминанием о том, что она должна отомстить... Отомстить жестоко, по справедливости... А собака завыла еще громче и протяжнее. Словно это было ее последнее завывание в жизни. Животные каким-то образом умеют определять, что в доме незваным постояльцем поселилась смерть... Ирину передернуло. Невозможно здесь больше находиться. Невозможно... Нужно что-то предпринимать, искать убийцу, а не лежать недвижно, предаваясь тягостным воспоминаниям. Всхлипы, скорбь, заламывание рук - все потом, после того, как свершится возмездие. Нельзя расслабляться и раскисать. А сейчас... Сейчас куда угодно, хоть на край земли, только подальше от этого страшного дома. За город... Нестись по ночному шоссе на бешеной скорости. Взять отцовскую машину и укатить в бескрайнее поле. Там дышится легко. Там одиночество... Такое необходимое в эти трудные минуты. Ира, не включая свет, механически нацепила на себя джинсы, футболку и рокерскую кожаную куртку в заклепках. Ей казалось, что она теперь выглядела воинственно и даже устрашающе. Попробуй кто подойди. Остается только стянуть у отца ключи от автомобиля и.., Но тут с улицы донесся металлический скрежет. Чьи-то руки ухватились за карниз... Ира метнулась к кровати, выхватила из-под подушки нож. Кто это? Пьяница, который потерял ключ и пытается таким способом пробраться в свою квартиру, перепутав при этом дома? Или же... Всякое может быть… Не исключено, что всю семью Иры кто-то решил прикончить поодиночке. "Кто-то". Ясное дело - кто... Как его там? Никита? Ну, иди сюда, родимый... Думаешь, я сплю беспробудным сном? Ирина убеждала себя, что она ни капельки не боится, что коленки ее трясутся от усталости, от многодневного недосыпа... Она просто не могла признаться себе в собственном страхе. Она не имела на это права. Но девушка не в силах была пошевелиться. Ее будто мгновенно разбил паралич. Она стояла посреди комнаты, сжимая в руке перламутровую рукоять ножа. - Эй!.. - донеслось из-за окна. - Эй, там!.. Есть кто-нибудь? "Что все это значит? - проносилось в Ириной голове. - Убийца не будет кричать..." - Помогите, блин... Упаду же... Здесь высоко... Руки мертвой хваткой вцепились в карниз. По крайней мере в них нет оружия... Ира осторожно приблизилась к окну. Там, внизу, что-то копошилось и елозило. Только сейчас она поняла, что "пришелец" обманул сам себя, что он висит над пропастью. "Правильно, - думала Ира. - Пожарная лестница чуть в стороне. Значит, он хотел запрыгнуть в окно, но сорвался... Не повезло ублюдку..." - Ира-а... - Его голос дрожал от напряжения. - Я знаю, что ты здесь... Пожалуйста... Очень тебя прошу... Помоги, а? - Ты кто? - Ира старалась держаться в темноте. Она спряталась за шторой. Впрочем, девушка могла и не прятаться. Все равно парень ничего не видел, кроме аккуратной кирпичной кладки -Я... - Кто "я"? Евгений... Женя... - Что тебе нужно? - Подо мной асфальт и злая собака... - сквозь зубы процедил Женя. - Еще немного, и я упаду... Падай. Кто запрещает? - равнодушно сказала Ира. Я сломаю ноги, или меня искусает собака... А может, и то, и другое. - Ну? - Ира осознала, что Женя в данную минуту опасности не представляет. Наоборот, он сам находился в критическом положении. Даже интересно, сколько еще он провисит на одних пальцах? Минуту? Две? - Короче? - Я больше не могу... - Спокойной ночи, - ухмыльнулась Ира. Удачи тебе. Мягкой посадки. Подожди, я сейчас охрану позову, тебя соскребут с асфальта. - Вот, дура... - Женя попытался подтянуться, но сил у него уже совсем не оставалось. Идиотка... Руку дай... - Зачем? - Дай руку же... Парень почувствовал, как его пальцы начинают потихонечку разжиматься. - Дура! Зови кого хочешь, только пусть снимут меня отсюда... - Нет уж. - Ира облокотилась на широкий подоконник. - Ты ведешь себя невежливо, хамишь, обзываешься. Давай как-нибудь иначе Измени тактику. - Пожалуйста... - взмолился Женя. - Любимая, помоги... Хорошая моя,.. - Этого мало, - хихикнула Ира. - Продолжай, продолжай. - Дорогая моя... - хрипел Женя. - Единственная... Хорошая моя. - Не повторяйся. - Ты! Негодяйка! - Женька висел на одной руке. Вторая уже непослушной плетью болталась в воздухе. - Уродина! - Так-так... Это что-то новенькое. - Козявка американская! Ты что думаешь, я убить тебя хотел? Нет! Я не убийца! - Вы все убийцы! - Я должен поговорить с тобой... Все... Пальцы его скользнули по железному карнизу... Женя зажмурил глаза в ожидании жуткого по силе удара, но... Ира вцепилась в его волосы. Как это было больно! Жене показалось, что от боли он потерял сознание... - Кретин, ворочай руками! - кричала сиплым шепотом Ира. И Женя снова ощутил под своими ладонями железо. У него будто второе дыхание открылось. На удачу, его нога вдруг поймала маленькую трещинку в стене. Появилась хоть какая-то опора. - Ну, напрягись! - Ира рывками втаскивала Женю в окно. Она уже держала его за брючный ремень. - Ну, еще немного! Упрись рукой в раму! А теперь ногу заноси! Вот так! Вот так! Хорошо! Через секунду они с грохотом повалились на пол. Воцарившуюся тишину нарушало лишь их тяжелое, прерывистое дыхание. Они лежали рядышком, будто нежно обнявшись. Ира все еще не отпускала Женю. Ее пальцы впились в его волосы и джинсовую куртку... В коридоре послышались чьи-то шаги. Кто-то сначала быстро бежал, затем замедлил шаг. Раздался робкий стук в дверь. - Иришка... - Это был голос Петра Васильевича. - Иришка, ты спишь? Девушка не отвечала. Да и как ответить? Тут бы отдышаться... - Ириш! - Петр Васильевич приложил ухо к двери. - Ириш, проснись! - Что, пап? - Ира попыталась изобразить сонный голос. - Ты спала? - Да... - Был какой-то шум. И эта собака все время воет... Я подумал, что, быть может... - Я ничего не слышала, пап. - Ира на всякий случай приложила ладонь к Жениным губам. - Наверное, тебе приснилось. - А... - протянул отец. - Значит, у тебя все нормально? - Все нормально, пап. "Бедненький... - подумала Ира. - Шараха ется от каждого шороха." - А... Ну, хорошо... - Петр Васильевич еще немного потоптался у двери и заковылял в свою комнату. В темноте Женины глаза напоминали иллюминаторы подводной лодки, которая терпит бедствие. Его глаза были совсем близко. Их без труда можно было бы выцарапать... "Какая у нее мягкая ладонь... - думал Женя. - Мягкая и теплая..." - Спасибо тебе, - прошептал парень, когда они уже лежали на спинах, разметав в стороны руки. Не было сил пошевелиться. В таких позах семейная пара обычно загорает на пляже. - Пошел ты... - Зачем ты спасла меня? - Сейчас узнаешь... - Ира отползла в сторону. В ее руке сверкнула сталь... - Ты все узнаешь... Если бы ты разбился, это было бы слишком просто... На колени... Сучёнок... Женя не шелохнулся. Он смотрел на нее рассеянным, непонимающим взглядом. - На колени... - повторила Ира. - Ты... Ты хочешь... - Женя приподнял голову. - На колени! "Ах, вот в чем дело... - подумал парень, увидев в ее руке нож. - Вот почему она помогла мне... Ей самой хочется убить меня, свершить суд... Для нее сейчас все враги... Все убийцы ее брата... Она же сумасшедшая..." А Ирина уже склонилась над ним, как гриф склоняется над падалью. - Вставай... - приказала она. - Что, боишься? Значит, уважаешь... Ну, попроси у меня пощады. - Лезвие обожгло холодком его щеку. - Скажи что-нибудь жалостливое... Чтоб я расплакалась... Ну? Скажи: "Тетенька простите меня". - Тетенька... Простите меня... - отозвался тихим эхом Женя. Он знал, что у него есть лишь один выход - выждать момент броска. - Я-то тебя прощаю, гад. - Ира неестественно улыбнулась. - Тебя Стас не прощает… Он все видит... - Но это не я... - А какая разница? До твоего дружка я рано или поздно доберусь... Но чем ты лучше его? Чем ты лучше своего папочки? Встань! я лежачего не бью! Женя сжался в комок, а затем стремительно выпрямился в натянутую струну, разжался, как пружина. Но Ира успела среагировать, и следующую секунду в ногу Жени ударил электрический разряд. Повезло, что не в живот или горло... - Б... больно... - Женя сложился попалам и как-то неловко завалился на бок. А Ира удивленно смотрела на нож, обагренный кровью. Маленькие черные капельки бесшумно падали на пол. И эта кровь будто отрезвила девушку, будто заставила ее вырваться из страшного кошмара... Ира обмякла... Она поняла, что не может убить… Минуту назад казалось, что может... что должна... что это легко... что это правильно... Но сейчас... - Что же ты сделала... Я же не враг твой... - Женя зажимал рукой рану. - Я никогда не желал тебе зла. Ни тебе, не твоей семье... понимаю... Брат... Понимаю, его нельзя вернуть... Но это произошло случайно. Клянусь! Так получилось... Никита все мне рассказал. Нелепая случайность... Он сам испугался... И от испуга выстрелил... Ира молчала. Она словно не слышала Женю, словно не хотела его слышать. - Я боюсь... Боюсь, что если это не остановить... Прольется еще много крови... Невинной крови... Я знаю, твой отец не простит. И ты тоже не простишь. Но кто-то же должен остановиться первым! Иначе бойня будет продолжаться вечно, до тех пор, пока все не погибнут. Все! Я согласен умереть... Возьми мою жизнь тогда все будет по справедливости... Но станет ли тебе от этого легче? - Что тебе нужно от меня? - Ее голос звучал глухо, как из колодца. - Останови... Только ты можешь остановить войну. Ты и я... Мы должны их помирить... Звучит высокопарно, как какой-нибудь лозунг, но это так! Я не хочу войны... А если мы будем дружить, то наши отцы не будут стрелять друг в друга... Ты ненавидишь меня, но, прошу, сделай хотя бы вид, что я тебе не противен Притворись! И тем самым ты спасешь человеческие жизни! Худой мир всегда лучше доброй ссоры... - Мира, значит, хочешь? - устало улыбнулась Ира. - Не веришь... Ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверила? - Не знаю... Я уже никому не верю... Даже себе... Жизнь научила... - У меня нет оружия. Можешь обыскать. - Женя вывернул карманы. - Вот.. Только носовой платок... Я шел к тебе безоружным... При всем желании мне нечем было тебя убить.. Почему я в окно залез? А как иначе? Попадись я на глаза твоему отцу... Я думал, что ты поймешь меня... А ты... - Где Никита? Женя долго молчал, прежде чем ответить. Но он должен был сказать правду. Собрался играть по-честному - играй до конца. - В больнице. За городом. Там лежит моя мама. Это я спрятал его туда. Мой отец ничего не знает... - Адрес. Женя назвал улицу, дом и номер палаты, где прятался Никита. - Я проверю. - Проверь... Но только... Только не убивай... - Убирайся... - Ира выронила из онемевшей руки нож. - Рожи твоей не могу больше видеть... Уходи откуда пришел. - Тут столько крови. - Женя поднес к глазам липкую ладонь. - Целая лужа натекла... - Уходи... - Опять через окно? Нет уж... Лучше добей. Или отца своего позови, пусть он меня пристрелит... Мне уже все равно... Ира вышла из комнаты. Через минуту она вернулась, держа в руках пачечку бинта и какой-то флакончик. Склонилась над его ногой. - Снимай брюки. Снимай, не стесняйся... ...Город спал, а небо уже окрасилось предрассветной палитрой. Ира вела автомобиль уверенно, по-мужски. Судя по всему, она знала примерное расположение постов ГАИ и старалась не выезжать на магистрали, петляя по узким темным улочкам. Женя свернулся калачиком на заднем сиденье. Ему было плохо. Нога почти не болела, но все тело стало каким-то ватным температура, наверное, поднялась. И спать хотелось. - Может, в больницу? - спросила девушка. - Нет... Домой... Все пройдет... Ира свернула в переулок. - Ты это... Не вздумай умереть. - Не дождешься. - Значит, договорились? Ты меня не знаешь - я тебя не знаю. Разбежались в разные стороны. - Все равно ведь встретимся... Как тогда, на стадионе. Помнишь? Мир тесен... - Второго раза не будет. Если встречу - убью. - Зверюга... - Одуванчик... Женя поднял голову. Последнее слово про звучало совсем-совсем не обидно... ГЛАВА 18 Взрослый сын Когда Женя добрался до больницы, в которой лежала мать, было уже почти утро. В это уже совсем неурочное время мама и Никита играли в шашки. Причем Никита так низко склонился над доской, погрузившись в раздумья что, казалось, он играет партию мирового чемпионата. - Привет! - Прихрамывая, Женя вошел в распахнутую дверь. Женечка! - Надежда Михайловна вспыхнула от радости. Никита подбежал к другу и, крепко сжав в объятиях, оторвал его от пола. - Эй! - запротестовал Женя. - Положи, где взял! Вы чего это в такую рань чемпионат затеяли? А ты чего по утрам бродишь? - спросил его Никита. - Людей пугаешь? Надежда Михайловна тоже заволновалась. - Да, сыночек, и вправду, почему ты не дома? - А ты? - в свою очередь спросил ее сын. - Как? - растерялась мать. - Я же болею. - Да брось, ма. Если бы не папа, ты бы дома болела. Разве не так? Надежда Михайловна все поняла, губы у нее вздрогнули. - А ведь тебе скоро в армию сынок, - сказала она невпопад и заплакала. Женя подошел к матери и очень нежно провел рукой по ее волосам. Сердце его сжалось от нежности. - Ма, - дрогнувшим голосом проговорил он. - Мама. Все хорошо. Вот увидишь, все будет очень хорошо. Никита не выдержал. - Послушайте, я сейчас тоже зареву, - заявил он им. - А нам, санитарам, чувства всякие ни к чему. Всем сопереживать - без зарплаты останемся. Надежда Михайловна гордо смотрела на сына. - Значит, я была права, Женечка? Ты все понял и сделал свой выбор, да?.. ...Чай был вкусным: крепким, душистым. Жене стало так хорошо, что даже боль в ноге как-то совсем утихла. Надежда Михайловна украдкой любовалась сыном. Она вдруг отчетливо увидела, что он ни капельки не похож на своего отца. Мужчина, уродившийся в мать, вспомнила она поговорку, счастлив в любви. И сразу почувствовала укол ревности, но тут же отогнала от себя эти мысли. Какая любовь, думала она, он совсем еще мальчик. Да нет, спорила с ней другая ее половина, сама же видишь - большой он у тебя. Сначала Надежда Михайловна даже не поняла, что это такое, мысли ее были далеко. Ну, понятно, ну, бурое, кровь, наверное, какая-нибудь... - Кровь? - воскликнула она, резко поднявшись с места. Женя испугался. - Ты чего, ма? - У тебя кровь на ноге! - Да ерунда, ма. - Сын беспечно махнул рукой. - Царапина. - В тебя стреляли?! - Надежда Михайлов на побледнела. - Ну вот, сразу стреляли, - засмеялся Женя. - Ты же видишь, я живой и здоровый! Надежда Михайловна испуганно смотрела на Никиту. - Никита, у него кровь. - Да ничего страшного, Надежда Михайловна, - успокаивал ее "санитар". - Лез, небось, к девчонке какой-нибудь, да и зацепился за сук. - За какой сук?! - Известно, какой! - засмеялся Никита. - Лез в окно к любимой, а дерево все в сучьях было... Вот и зацепился. - Так почти все и было, - сказал Женя. - Серьезно?! - Никита ошалел от новости. - Поздравляю! Он повернулся к Надежде Михайловне. - И вас поздравляю. Действительно, большой сынишка! - Женя! - строго смотрела на сына мать. - В чем дело? И Женя вдруг рассказал ей все. Он не мог лгать матери, которая со слезами на глазах смотрела на него. - Снимай штаны! - скомандовала Надежда Михайловна, когда Женя закончил. - Ма! - Снимай, говорю! Женя нехотя повиновался. Мать осмотрела рану и осталась удовлетворенной. - Молодец, девочка, - сказала она, - хорошо обработала рану. Быстро заживет. - Ну да, молодец, - саркастически произнес Никита. - Сначала ножом режет, а потом тут же, не отходя от кассы, спасает от заражения крови. Это у нее вообще манера такая... - Она же не Женю била ножом, - задумчиво проговорила мать, - вора, который залез в ее дом. А лечила уже Женю. Хорошая, наверное, девочка. - Хорошая, - подтвердил Никита, неволь но потирая пострадавшие на пустыре ребра. - А кто же убил ее брата? - спросила Надежда Михайловна. Женя и Никита быстро переглянулись, и это не ускользнуло от бдительного ока матери. - Вы знаете? - тихо спросила она. - Знаете? Друзья молчали, пряча глаза. - Евгений! Женя вскинул голову. Полным именем мать его называла редко. - Евгений, ты должен мне сказать. - Голос Надежды Михайловны был тверд. - Ты должен мне сказать, слышишь? Я должна знать. Женя был в панике. Друга он выдать не мог. Но и матери врать не собирался. А она смотрела на него требовательно и выжидающе... - Это сделал я, Надежда Михайловна, - сказал Никита. Женя перепугался до смерти. Она же его выгонит! - Ма, он не нарочно. Это был несчастный случай. У него и в мыслях не было убивать этого Стаса. Ты не можешь его судить, ма. Он не хотел. Надежда Михайловна посмотрела на Никиту и тихо, но очень строго потребовала: - Расскажи... ...Устав от пережитых волнений, Надежда Михайловна крепко спала. Никита и Женя вышли на балкон покурить. - Повезло тебе с матерью, Женька, - сказал Никита. - Да уж, - широко улыбнулся друг. - Я вообще везучий. Никита ткнул его кулаком в плечо. - Честно скажи, влюбился в девку-то? - Она не девка, - обиделся Женя. - Выбирай выражения. - Ладно, извини. - Никита вдруг стал серьезным. - Слушай, а как это ты мимо охраны пролез? Там же их целая куча, на каждом углу. Забор опять же. - Зачем тебе? - Так. Он пожал плечами. - Хочу понять, каким дураком был. Ты ведь, можно сказать, переплюнул меня. Польщенный Женя начал рассказывать, и Никита слушал его как бы нехотя, вполуха. Но на самом деле - очень внимательно. Когда наконец Женя закончил, он только восхищенно покрутил головой: - Ну ты молодец. - А ты думал! - не удержался Женя. Никита озабоченно посмотрел на часы. - Слушай, тебе спать не пора? - Пора, наверное, - зевнул во весь рот Женя. - Ну что, будем расходиться? - Ага. - Спокойной ночи. То есть... с добрым утром! Спать, спать, спать... Но ни Жене, ни Никите в этот день глаз сомкнуть не удалось... ГЛАВА 19 Союз нерушимый Федор принес ей клубнику. Папа прислал. Все-таки заботливый у нее папа. Думает о дочке... - Спасибо, Федя. Ты иди, ладно? Ушел. Понимает. Тоже заботливый, все они заботливые, все обо мне думают. "Тебе ничего не нужно, дочка?" "Ира, девочка, отдохни..." Ира положила в рот клубнику и скривилась. Кислая. Клубника - кислая! Вот жизнь. "Врубить бы сейчас музыку, на всю мощь, чтоб стены гудели! Нельзя. Траур. Стас, как ты там? Ты меня видишь? Слышишь? Чувствуешь? "Мне плохо Стас. Посоветуй: что делать то? Ты же умнее меня в миллион раз, я всю жизнь перед тобой комплексую, потому и издеваюсь. Ты ведь понимаешь меня, правда? Братик я растерялась. Трудно поверить, да? Никто меня никогда не видел растерявшейся. Ты видишь. А вообще, это нечестно! Оставил меня здесь разгребать всю эту мутотень, а сам... в кусты. Ты думаешь, твоя сестра из тех, кто "коня на скаку остановит?" Ошибаешься, Стас, ох, как ошибаешься. Я слабая, а от меня все ждут каких-то подвигов: что папа, что этот вундеркинд с мокрым носом... ...Вру я все. Никакой у него нос не мокрый. Ты умный, Стас, ты сразу догадался, еще раньше меня самой. Чем-то мне этот мальчишка... Да ведь и прав он! Я тоже не хочу этой; войны! Достаточно, что она унесла тебя. Ира заплакала. Легко, свободно, как будто часто это делала. Она плакала, потому что вдруг всем своим естеством поняла, что Стас ушел и больше никогда не вернется. Никогда он не подсядет к ней вечером на постель, никогда не поцелует на ночь. Который раз она проклинала себя за тот последний, неоконченный разговор... - Эх, Стас, - прошептала Ира, смазывая с губ слезы, - ты-то меня понял, а я... Она вскочила с места и заходила по комнате. Что-то жгло ее изнутри, что-то мешало сосредоточиться. - Так, - шептала она себе. - Спокойно. Успокойся. Сядь к зеркалу! Она села к зеркалу и стала пристально себя разглядывать. Смотрела, не шелохнувшись, словно видела себя впервые... И вдруг вскочила, схватила какую-то банку и что было сил запустила ею в свою отражение. Со страшным грохотом зеркало рассыпалось на мельчайшие кусочки. Шум переполошил весь дом. В комнату моментально вбежали люди. - Что случилось? - Ира, ты в порядке? - Ты не ушиблась? Не порезалась? - Она не говорит, она в шоке! - Врача! А Ира как будто впервые их всех увидела. Сплошной круговорот лиц. Орут что-то, в глаза заглядывают. Что с ними? Чего это они так суетятся? - До чего же вас много, - сказала она очень внятно. И засмеялась. Все уставились на нее и молчали, не зная, как реагировать. - Выйдите все! - громко приказал подо шедший Петр Васильевич. Иру била истерика. Она смеялась все громче и громче. - Вон!!! - заорал Петр Васильевич на остолбеневших телохранителей. - Все вон! Комната мигом опустела. Петр Васильевич подошел к хохотавшей дочери, выбрал момент и четким рассчитанным ударом отвесил ей пощечину. Ира моментально смолкла, обмякла, сгорбилась и прерывающимся голосом сказала: - Извини, папа. Накатило что-то. Сама не понимаю, в чем дело. - А я понимаю, - сказал отец. - Дочка, все пройдет. Ты должна меньше думать. Я знаю так можно сойти с ума. Как можно меньше думать обо всем об этом. Ира с силой провела ладонями по лицу. - Как же можно об этом не думать, папа? - Можно, дочка. Пора тебе вспомнить, что теперь ты моя правая рука. Займемся нашими делами, и грустные мысли отодвинутся на второй план. И сразу станет легче. Вот увидишь. Он взял с тарелки клубнику и с аппетитом съел. - Вкусная, - улыбнулся он дочери. И добавил. - Приведи себя в порядок. У нас гость. - Какой гость? - устало спросила Ира. Петр Васильевич загадочно прищурил глаза. - Некий Владимир Иванович. Выглядел гость жалко. Куда делись импозантность, уверенность в себе? Он сел в предложенное ему кресло и долго молчал, сцепив руки на коленях и взглядом изучая паркет. Петр Васильевич не помогал ему начать разговор. Только смотрел изучающе и терпеливо ждал. Ире вдруг стало жалко Владимира Ивановича. Она почувствовала, что произошло что-то очень важное и касается это ее самой. И не ошиблась. Владимир Иванович поднял голову и безжизненным голосом сказал: - Сегодня мой сын не ночевал дома. Петр Васильевич приподнял бровь. - Неужели? Надеюсь, вы его примерно наказали? Гость нетерпеливо мотнул головой. Ира затаила дыхание. "Вот оно, Стас, сейчас это и произойдет. Только не спрашивай, что "это", я сама еще не знаю". Петр Васильевич мягко сказал гостю: - Надеюсь, вы не думаете, что его прячу я. Думаю, вам следует поискать его у какой-либо его знакомой. Ну, соседка там, одноклассница. Вы понимаете меня? Неожиданно вмешалась Ира. - Папа, я думаю, что тебе следует выслушать Владимира Ивановича до конца. - О! - с уважением произнес Петр Васильевич. - Конечно, я не прав, дочка. Прошу меня извинить, Владимир Иванович, - обратился он к гостю. - Продолжайте, пожалуйста. Владимир Иванович посмотрел на Иру и благодарно ей улыбнулся. - Я пришел к вам с предложением, - начал он. - Я предлагаю вам союз. - Союз?! - удивленно протянул Петр Васильевич. - Да, - кивнул Владимир Иванович. - Я предлагаю вам объединить наши предприятия. Контрольный пакет, естественно, будет принадлежать вам. - Вы думаете, это поможет вам вернуть сына? - Петр Васильевич внимательно смотрел на него. - Насколько я понимаю, у вас семейные неурядицы... - Да, - снова кивнул Владимир Иванович. - Вы, безусловно, правы. Кроме того, у меня возникли более серьезные опасения. Какого рода? - быстро спросил Петр Васильевич. - Видите ли, с недавних пор я стал замечать... Как это сказать... - Я стал замечать утечку информации. И я подозреваю, что виновник, ну, то есть стукач - Никита. Тот самый молодой человек, которого ищете и вы. - Фу-у! - с облегчением выдохнул Петр Васильевич. - А я было подумал, что вы на собственного сына грешите. - Нет, что вы, - запротестовал Владимир Иванович. - Но, к сожалению, этот парень сильно влияет на Женю. И сейчас я боюсь всего. - Значит, - Петр Васильевич подался вперед, - вы хотите с нашей помощью решить свои проблемы. Я вас правильно понял Владимир Иванович? - Вероятно, да. Петр Васильевич пальцами постукивал по подлокотникам кресел и испытывающе смотрел на собеседника. - Ну хорошо! - тряхнул он головой. - А чем вы можете подтвердить свою, так сказать, лояльность к нам? Владимир Иванович кивнул. - Я ждал, что вы это спросите. Да и было бы глупо думать, что вы мне так вот, сразу, поверите. Но мне кажется, что я могу предоставить вам доказательства моей искренности. - Ну-ну, - оживился Петр Васильевич. - Интересно. - Мне кажется, я знаю, где прячется Ники та... "Чтоб ты сдох, - с досадой подумала Ира. - Скажи мне, Стас, почему такие, как ты, уходят, а такие, как этот мешок с дерьмом, остаются? Где справедливость?" - Моя жена, - объяснил Владимир Иванович, - тяжело больна. Я поместил ее в частную больницу за город. - Я в курсе, - любезно вставил Петр Васильевич. - Так вот, - продолжил Владимир Иванович. - Я уверен, что мой сын сейчас там. И с ним Никита. - Адрес? - жестко спросил Петр Васильевич. Владимир Иванович без запинки назвал адрес. - Ну что ж, - улыбнулся хозяин. - Хорошо. Очень хорошо. Я доволен. "Мне плохо, - подумала Ира, - я сейчас умру. Стас, не зови меня, пожалуйста, к себе, у меня здесь куча дел. Может быть, потом". Она тихо застонала и сжала виски ладонями. - Ира, тебе плохо? - засуетился отец. - Подать воды? - Голова что-то, - произнесла она больным голосом. - Кружится. Ничего. Пойду, полежу. Все в порядке. - Может, прислать кого-нибудь? - Ради Бога, не надо, папа, - страдальчески попросила его Ира. - Надоели все, сил нет никого видеть. Все в порядке, - повторила она. - Просто полежать надо. Пошатываясь, она вышла из комнаты. Теперь она знала, что делать... Теперь наконец стало ясно, чего она хочет от этой жизни. Стас, милый, ты должен понять, - просила она брата, - что поймешь, я знаю... Ты мудрый. ГЛАВА 20 Смотрины Ей надо было спешить, до больницы - если даже и превышать скорость, езды было не меньше часа. Если же не превышать, то час двадцать, а то и все полтора. Из вазы, стоящей на столике у кровати, Ира взяла все фрукты и переложила в сумку - для больной матери Жени. Там был огромный ананас, апельсины, бананы, яблоки. Ира понимала что бедная женщина не съест всего этого, но приехать в больницу с такими прекрасными фруктами было хорошим тоном, и Ире это было приятно. Ее больше всего возбуждала и, даже можно сказать, вдохновляла мысль, что едет она не с простым визитом, а чтобы спасти жизнь человеку, который был ее злейшим врагом... В этом желании все было невозможным, противоестественным, диким и в то же время - единственно верным. Ире казалось, что Стас понял бы ее... Ничто в жизни не доставляло Ирине такого наслаждения, как вождение машины. Впервые она села за руль в семь лет, в восемь - уже дотягивалась до педалей и в десять - водила самостоятельно. В свои семнадцать она делала это просто артистически. Дорога была гладкая, сухая, никаких пробок, никаких ДП или ЧП, уже через час лихая автомобилистка припарковала свою машину у больничных ворот. Направляясь к зданию больницы по тенистым дорожкам парка, Ира невольно замедлила шаг, с грустью думая, что нехорошо устроен мир, если есть больные люди. Как прекрасно было бы в этом парке, среди лип и берез, веселым и здоровым людям! Как славно можно было бы гонять по этим аллеям на велосипеде или мотоцикле, а чуть дальше, на асфальтовой площадке, носиться на скейтборде! Но здесь по дорожкам медленно передвигались не люди, а тени, все в одинаковых халатах, с бледными, затравленными лицами и ввалившимися глазами. Многие были с палочками или костылями. И это были, конечно же, счастливцы, которые хоть как-то могли передвигаться. Мать Жени не имела и этой возможности. Ира не смела расспрашивать и вникать в подробности, но ясно видела, что Женина мама очень плоха. Получив пропуск на посещение больной и нелепый маленький халат (правда, белый и хрустящий), Ира осторожно постучала в дверь палаты, где лежала Надежда Михайловна. Дверь открылась, и Ира увидела Женю. Если бы Женя увидел на пороге голубого инопланетянина, он удивился бы меньше. Находясь в минутном ступоре, он искал нужные, I самые нужные, самые главные первые слова. Как много он должен сказать! И как точно, чтобы она сразу все поняла, все почувствовала... Он должен сказать ей, что уже давно только о ней и думает. Что ненависть его очень быстро сделала шаг к любви, только он боялся себе в этом признаться. Нет, он не трус, но... он боялся... Ерунда... Все не то... Он скажет, что сразу же и в ней почувствовал интерес... Сначала только интерес... Да-да, еще там, на стадионе... И совсем не боялся, когда лез к ней по пожарной лестнице... Она бы не смогла причинить ему зла! Он вот и сейчас не мог уснуть... Он думал о ней. Он... мечтал... Да, вот это все он ей сейчас и скажет, прямо сейчас, сразу. Чего тянуть? Женя вдохнул побольше воздуха и... -Это ты? - спросил глупо. А Ирина, которая свою речь готовила заранее, которой тоже было в чем признаться, очень содержательно ответила: Да, это я ... И оба снова замолчали. Надежда Михайловна приподнялась, во все глаза с тайным материнским страхом рассматривая стоявшую на пороге девушку. "Какая молоденькая, - подумала она почти разочарованно, какая худенькая... Неужели вот эта пигалица уведет Женьку? Неужели она будет вести дом, хозяйство, кормить, стирать, гладить? Неужели я сама ей отдам своего сына?.." Надежда Михайловна протяжно вздохнула. - Ма, познакомься, это... Ира, - покраснев, представил Женька. - Я тебе говорил, - добавил он и покраснел еще больше. Как ни странно, покраснела и Ира. Она не спросила язвительно "А что это ты про меня говорил?" Как-то неловко здесь было кокетничать, играть, подшучивать. Она мельком взглянула на Женю, подошла к больной и протянула руку: - Здравствуйте, Надежда Михайловна. "Отдам, - вдруг с облегчением подумала мать, - этой пигалице я Женьку отдам..." - Это вам, - Ирина неловко протянула фрукты. И от сильного стеснения совсем уж некстати добавила: - У нас этого добра полно. Надежда Михайловна не обиделась, тихо улыбнулась: - Спасибо, милая... Ананас оказался великолепным, спелым и ароматным. Неловкость ушла, и началась милая беседа ни о чем, легкая и непринужденная. Палата была довольно большая, с высоким потолком и большим окном, выходящим в парк. Сегодня окно было широко открыто, и в палату вместе с теплым летним воздухом врывался шум и шелест листвы. - А где гражданин Эн? - тихо спросила Ирина у Жени. - У себя, наверное, спит. - Буди его, - сказала Ира. Женя вернулся через минуту. - Его нет. - Он развел руками. - Сторож говорит, часа два, как ушел. А что? Случилось что? Надежда Михайловна тихонько дремала или просто тихо лежала, закрыв глаза, а Ира вполголоса рассказывала Жене о визите его отца. - И что? - опешил Женя. - Ты хотела Никиту предупредить?.. Ты хотела его... спасти?.. - Ну да! Да! - раздраженно сказала Ира. Она и сама до сих пор не понимала, - почему. - Ты на машине? - засуетился Женя. - Может, он поехал домой? - Да, на машине... - Ма, - позвал Женя. - Не буди, она спит, - остановила его Ирина. - Да я попрощаться... В это время дверь в палату с шумом распахнулась и четыре здоровенных парня буквально ворвались вовнутрь. Они могли войти спокойно, никто им не препятствовал, но они явно действовали на психику, брали на испуг и, надо признаться, добились своего. И Ира, и Женя смотрели на них с недоумением, не понимая, что все это значит. Но когда те подошли к ним с двух сторон, все стало ясно. Иру и Женю застали врасплох, но в любом случае было бы бессмысленно сопротивляться четырем здоровым амбалам, которым - как показывала слаженность их действий - не в первой было хватать людей. Женя взвыл от обиды, когда амбал ударил Надежду Михайловну по руке, лишь только та взялась за звонок вызова медсестры, висевший над кроватью. Он тут же вырвал шнур от звонка и от телефона, стоявшего на столике у кровати. Обоих пленников держали крепко. Кричать? Звать на помощь? Что толку? Надежда Михайловна заплакала. Ира и Женя смотрели друг на друга широко открытыми глазами и понимали, что спастись, вырваться им не удастся. Может быть, когда их поведут по коридору?.. Но их по коридору не повели. Их с силой подтолкнули к открытому окну и грубо повалили на подоконник. Двое бандитов выпрыгнули из окна первыми, двое, оставшиеся в палате, вытолкнули ребят. Под окном их подхватили, опять зажали руки выше локтя, как клещами, и повели тихо, без единого звука, к стоявшей тут же машине. Вокруг не было ни души. Вдали, за деревьями, медленно шаркала по дорожкам больная в сером халате и с палочкой. Это была слабая надежда на спасение... ГЛАВА 21 Заговоренный дом - Это шанс, это мой единственный шанс! Никита подъехал к особняку, когда солнце уже светило вовсю. За минуту до этого в промелькнувшей навстречу машине он узнал за рулем Ирину, но останавливаться, догонять не стал. У него была другая задача - избавиться от постоянной смертельной опасности, нависшей над ним. На сей раз он никого не собирался убивать. Он хотел освободиться. Никита не знал, как будет действовать, он полагался на удачу и случай. Главное - добраться до кабинета отца девчонки, и тогда все козыри будут у него. Там, один на один с этим старым хрычом, он разберется и поймет, что делать дальше. "Возьму его в заложники, - думал Никита, - а оружие в этом доме не проблема. Он у себя в кабинете, небось, целый арсенал держит. Главное - пройти незамеченным. Женьке удалось, а я что, рыжий, что ли? Тем более, что после моего последнего к ним визита меня никто там не ждет. Нахальство - второе счастье. А потом?.. А потом мое требование - билет на самолет и - в Штаты..." Он удачно прошел через дворик - теперь он лучше знал, как незаметно пересечь эту опасную зону. Ну и домина, сказал себе Никита, блуждая по лабиринтам особняка. Помимо постоянной опасности быть замеченным, то есть неминуемо погибнуть, его приводила в отчаяние мысль, что он может просто заблудиться в этом огромном доме. - Руки за голову, - тихо произнес чей-то голос. И холодное дуло коснулось его затылка. Черт! Опять! Он вдруг понял, что для него этот дом - заговоренный. Здесь у него ничего не получится. Никита медленно поднял руки. - Иди вперед, - сказал тот же голос. И Никита шагнул, словно с края обрыва. Под дулом пистолета его привели в кабинет Петра Васильевича. Никита поднял глаза и подумал, что сходит с ума. Этого не могло быть, но это было: рядом с хозяином дома стоял... Владимир Иванович, собственной персоной. "Я сплю, - подумал Никита, - я сейчас проснусь, что это за сны мне стали сниться?" - Никита?! - воскликнул Владимир Ива нович. - Что ты здесь делаешь?! "Интересно, что ты здесь делаешь, - мрачно подумал Никита. - Господи, как все просто, сколько раз я это в кино видел, в книжках читал - главари всегда могут сговориться, и первыми от этого страдают холуи. Ты холуй, Никита, - думал он, - ты хотел выслужиться перед боссом, ну вот и получай награду..." - В последнее время вы к нам зачастили, молодой человек, - сказал Петр Васильевич. - Кого вы пришли убить на этот раз? Все это чепуха - никто не выдерживал пыток. Гестаповцы, наверное, тоже не дураки были, они знали толк. Никита "раскололся" через полчаса после того, как его начали бить. Он рассказал все, что знал: и про то, о чем говорили Женя с Ирой, к где Женя сейчас, и зачем он, Никита проник в особняк, и даже то, что когда он сюда ехал, он увидел Иру. Он рассказал все, что знал. Иры действительно дома не оказалось. - Где она?! - орал Петр Васильевич. Владимир Иванович вмешался. - Я думаю, - сказал он, смелея на глазах, - я даже уверен, что она поехала туда, в больницу. - Вы думаете, что моя дочь заодно с вашим сыном? - захохотал Петр Васильевич. - Вы рехнулись, кажется. Владимир Иванович пожал плечами. - Может быть, предварительной договоренности у них и не было, - предположил он, - но ваша дочь слышала, как я называл адрес, а потом, если помните, ей неожиданно стало плохо. Она вполне могла воспользоваться вашей доверчивостью, чтобы потихоньку улизнуть и отправиться к моему сыну. Вы же слышали, мой сын уже был здесь и даже разговаривал с ней. Она говорила вам что-нибудь об этом? Петр Васильевич в ярости мотнул головой. Владимир Иванович не без гордости добавил: - Иногда мой сын бывает очень убедительным. - Нет, - недоумевал хозяин дома. - Не верю! Она его всегда ненавидела! Он быстро зашагал из угла в угол. Остановился и безжизненным взглядом посмотрел на Владимира Ивановича. Потом перевел взгляд на привязанного к стулу Никиту. - Через пятнадцать минут твой дружок, скорее всего, будет здесь, - прошипел он парню в лицо. - Если ты врешь, мерзавец, ты пожалеешь, что тебя никто еще не подстрелил. Ты будешь умирать так долго, так мучительно, что будешь умолять, чтоб тебя прикончили. Никита знал, что он не шутит, этот старик. Через два часа парня и девушку втащили в кабинет. Петр Васильевич потрясенно смотрел на дочь. - Папа... - начала она первой, но отец оборвал: - Молчать! - и влепил ей тяжелую пощечину. Ира словно не почувствовала боли. - Ты... ударил меня? - спросила она удивленно. - А что - целовать тебя прикажешь?! заорал Петр Васильевич. "Стас, посмотри на него. Это наш папа? Нет, это какой-то чужой мужик, какое право он имеет поднимать на меня руку?" Ира безразлично посмотрела на отца и сказала: - Я не желаю с тобой разговаривать. - Ты не желаешь?!. - задохнулся Петр Васильевич. - Ах ты, дрянь... Он снова замахнулся... "Скажи, Стас, разве могли мы с тобой представить себе подобное неделю назад? Я поняла, Стас, я поняла, что ничего в этой жизни не' знаю. Я думала, что если кто-то твой родной папа, это значит, что он хороший человек.? Автоматически. Вообще-то, наверное, в большинстве случаев так и бывает. Но почему-то не в нашем с тобой. Тебе хорошо там, Стас? Мне кажется, это папа виноват, что ты умер. И я. Мне плохо, Стас. За неделю я потеряла и тебя, и отца, хоть он и не умирал, живой и здоровый - вон, орет что-то, я не слушаю. Но, может быть, это справедливо? У меня появился Женька. Я слишком много думаю об этом одуванчике". Владимир Иванович был вне себя, ему хотелось крушить все, что попадало под руку, но он помнил, что находится не у себя дома. - Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! - орал он на сына. Женя спокойно смотрел на отца. - Послушай, папа, - сказал он. - Ты в доме своего врага. Тебя сюда что, приволокли? Нет, ты сам пришел. Просто между тобой и мамой я выбрал маму. В этом нет ничего страшного, такое встречается сплошь и рядом. Я не ночевал дома, но разве ты приехал к маме, чтобы найти меня? Нет, ты приехал сюда. И сдал Никиту. - Ты думаешь, твой Никита святой? - усмехнулся Владимир Иванович. - Да ты знаешь, что твой дружок сдал тебя с потроха ми? - Но ты это сделал раньше его, папа, - ответил Женя. - К тому же Никиту били, а ты пришел сам. В комнату стремительно вошел Петр Васильевич, за руку таща слабо упиравшуюся Иру. - Вы в курсе? - спросил хозяин дома у Владимира Ивановича. - Чего? - испуганно спросил тот. - Федор! Давай его сюда! На Никиту было страшно смотреть. Сильнейшие кровоподтеки на лице, многочисленные ссадины. Глаза его бегали, стараясь не встречаться с глазами Жени. - Привет, Никита, - сказал ему друг. Никита не ответил. - Ну-ка, повтори все, что сказал, - приказал ему Петр Васильевич. Никита молчал. - Федор! - властно крикнул хозяин. - Скажи ты! Федор неуверенно заговорил. - Я повел его к машине, чтобы... ну, вы понимаете, отвезли бы куда-нибудь, и того... Приказ есть приказ. А он почувствовал, наверное. Как заверещит, закричит: хочу, мол, страшную тайну хозяину рассказать, только чтобы, значит, в живых оставили. Я ему говорю, мол, ты мне скажи, а я решу, важная это тайна или нет. А он: ну ладно, мол, скажу. В общем, это... - Ну? - потребовал Петр Васильевич. - Говори, говори. - Он сказал... - мялся Федор. - Да пусть сам скажет! И тут заговорила Ира. Глядя на Женю, она обращалась к нему: - Он сказал, что мы с тобой стукачи. - Что?! - Женя подумал, что ослышался. - Мы с тобой, оказывается, сотрудничаем с милицией. Женя уставился на Никиту. - Ты - так сказал?! Тот закричал: - А что, нет?! Ты думал, я тебя до самой, смерти покрывать буду? Ты будешь жить, забот не ведая, стучать на всех потихоньку, а я должен подыхать с твоим именем на устах?! Не выйдет! Привык на чужом горбу... - Ты сошел с ума, Никита, - только и выговорил Женя. Ира внимательно смотрела на него. Если он врет, то он замечательный актер. А с другой стороны, там, в милиции разведчики все актеры. Хотя какой он, к черту, разведчик. Ну кто же из них врет? - Ладно! - сказал Петр Васильевич. - А что насчет моей дочери? Никита взглянул на Иру, и его затрясло от ненависти. - Я не уверен, - проговорил он. - Но, по- моему, он ее завербовал. Он что-то говорил, что они долго разговаривали прошлой ночью, какие-то тайны она ему открыла... Женя не выдержал: - Гад! - Он бросился к Никите, но Федор профессионально перехватил и скрутил его так, что Женя и пошевелиться не мог. - Он врет! - кричал Женя. - Врет! - Молчать! - в который раз гаркнул Петр Васильевич. - Говорю я. Этого, - он показал на Никиту, - в подвал, ты знаешь куда. Крысы там, наверное, соскучились по живому общению. Этих двоих, - показал он на Женю с Ирой, - тоже отведи вниз и разведи по кабинетам. Отключи телефоны, Ирка знает все номера, чтобы не звонили там друг другу. Он окинул обоих взглядом и сказал им: - Как это ни грустно, я склонен верить всему этому, слишком много косвенных улик. Вас запрут за достаточно толстыми и крепкими стенами. Будут приносить еду. Утром и вече ром отводить в туалет. Если я сам найду стукача, ваше счастье. Но я сомневаюсь. Мне больно это говорить, но я уже потерял сына. Значит, я смогу пережить потерю дочери, как бы мне ни было тяжело. А уж потерю несостоявшегося зятя и подавно. Владимир Иванович не поднимал головы. - Ты согласен со своим боссом, отец? - подчеркнуто вежливо спросил его Женя. Отец не ответил. Внезапно заговорила Ира. Она не отрывала глаз от Жени и говорила так, будто пыталась внушить ему очень важную вещь, - Моего брата звали Стас. Понимаешь? Не Станиславом. Его звали Стас. Все называли его Славой, а я только Стас. Только Стас, Стас. - Она сошла с ума! - взвизгнул Владимир Иванович. - Уведите их! - крикнул Петр Васильевич.- Всех уведите! Федор позвал помощников, и всех пленников повели вниз. - Стас! - кричала Ира. - Его звали Стас! ГЛАВА 22 Компьютерные игры Обычный кабинет , только без окон. Кричи хоть до одури, никто не услышит. Даже если и услышат - придут и тюкнут по башке, чтоб не шумел. Да, Женька, попал ты, как кур в ощип. Женя внимательно осмотрел помещение, в котором находился. Обычный маленький офис. Контора. Видели мы и покруче учреждения. Сейф, шкаф, стол, компьютер, телефоны - все как обычно. О Никите думать не хотелось. "Бог ему судья. Получается, я ему второй раз жизнь спас. Интересно, надолго ли?" Он понял, что не может разобраться, жаль ему Никиту или нет. "Наверное, все-таки жаль. Или... Послушай, ну хватит, подумай о чем-нибудь другом. Отец... Нет, спой лучше вслух какую-нибудь дурацкую песенку. Так, чтобы вообще ни о чем не думать. Мы вошли в этот замок из дождя, только двое - ты и я, в самом одиноком ме-е-е-е-есте-е-е! Очень актуально. Замок-то не из дождя, покрепче будет. Как говорится, сбежать из мест заключения возможным не представляется. До чего же гнусная личность этот Петр Васильевич. И как только у таких дочери рождаются? "Стукач!" Смешно. А компьютер хорош. Поиграть, что ли?" Он включил компьютер, прошелся по клавишам. На экране высветился столбик файлов. В середине столбика он увидел слово, набранное, как и все остальные, латинскими буквами: ИРИНА. "Как интересно, - подумал он. - Так, подведем-ка мы курсор к понравившемуся нам слову. Очень хорош. - Он нажал на клавишу и вошел в программу. "Наберите код", - высветились буквы на экране. - Легко сказать - наберите код, - подумал он. - Я бы набрал, да кто же мне его скажет?"... Стоп! Он вскочил и заходил по комнате. "Так-так-так... Что, Женя, что?! Что-то очень важное, было что-то очень важное! Ты должен вспомнить, Женя!" От напряжения у него заломило в висках. "Думай, Женечка, думай! Шевели мозгами. Файл "Ирина". Ира, кстати, тоже кричала, что это очень важно. Что - важно? Что она кричала? Она кричала, что ее брата зовут Стасом. Ну и что?.." Он положил руки на клавиши и набрал: "Стас". Картинка сменилась, и он увидел на экране ровные строчки: "Теперь я ни в чем не уверена. Сегодня приходил одуванчик, и я его не убила. Так, поранила. До свадьбы заживет. Хотя, какая свадьба, он еще сам в машинки-самолетики играет. (Женя почувствовал, что краснеет.) Пацан. Но симпатичный. Улыбка у него... Да и вообще смешной. Но слабый. У него прямо на лице написано, что он маменькин сыночек. Может, поэтому он мне и понравился? Смешно сказать, за всю жизнь у меня не было настоящего друга. О чем это я думаю? Какой друг?! Он враг! Хотя и симпатичный..." "Может, выключить его от греха, - подумал Женя. - Может, лучше в игру поиграть? Есть тут игры, интересно?" Вдруг картинка пропала, и на экране одна за другой стали появляться буквы, складываясь в строчки: "Между прочим, чужие дневники читать нельзя. Так поступают только невежды и хамы". Женя уставился на экран, боясь пошевелиться, словно он мог спугнуть эти на глазах появляющиеся строчки. Эта девчонка - гениальна! Он быстро застучал по клавишам. "Я не хотел. Это получилось случайно. Извини". "Молодец, что догадался". "Ира, ты гений! Как ты успела все сообразить?!" "Я уже большая девочка. В отличие от некоторых". Теперь она плакала легко, даже сама удивлялась, как часто в последнее время она это делала. Она сидела перед экраном и терпеливо ждала, когда же этот туповатый вундеркинд догадается включить компьютер и вычислит код. Она не мешала ему читать дневник, и только когда испугалась, что сейчас он узнает о том, чего знать ему было нельзя, вмешалась. "Как жаль, что я ошибалась в этом человеке, - думала она. - Теперь понятны его миротворческие потуги. Может быть, он и симпатичный, но стукач". "Ты за идею стучишь или за зарплату?" - набрала она. С минуту на экране не было ничего. "Дура! Набитая дура! Больше таких дур не найти нигде в мире. На конкурсе дур ты бы заняла второе место". Защищается. Лучшее нападение - это защита. Машинально она набрала: "Почему - второе, а не первое?" "Да потому что ты ДУРА!" - был ответ. Поймалась, как девчонка, разозлилась Ира. "Я дура, а ты - стукач. Пошел к черту! Надоел!" Она выключила компьютер из сети. Разбежаться бы да ухнуться головой об стенку. Она огляделась вокруг себя. Не разбежишься. Комната маленькая, не для таких целей предназначена. Да и неэстетично. И больно, наверное. Каков лицемер этот вундеркинд! Маменькин сынок. Подлец. Прошло не менее часа, прежде чем Женя понял, что она выключила компьютер из сети. Он бомбардировал ее посланиями, убеждал, умолял, объяснял, угрожал, проклинал - все впустую. "Ну и черт с тобой! Раз ты так думаешь - черт с тобой. Я знаю, что я не такой, и этого достаточно. А что ты так думаешь - это твои проблемы. Пожалуйста. Хватит держать меня за мальчика. Я взрослый человек. А ты - набитая дура. И теперь - спать. Утром Ира проснулась, потому что вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она открыла глаза резко, будто и не спала. Перед ней стоял отец. - Доброе утро, - сказал он ей. - Так спать может только человек, у которого совесть чиста. чиста, - произнесла она, - А у меня и потягиваясь. - Я рад, - улыбнулся отец. - Значит, все это неправда? Ты по-прежнему со мной? - Разве около тебя могут находиться люди с чистой совестью? Петр Васильевич прикусил губу. - Позавтракай, - сказал он ей, показывая на стол, где стоял поднос с едой, накрытый салфеткой. - И давай поговорим, дочка. Ира подошла к столу, убрала салфетку. Неплохо. Кофе, хорошо прожаренные тосты, черешня, апельсиновый сок. Интересно, вундеркинда кормят или нет? - Я всю ночь не спал, - сообщил ей отец. - Ну вот видишь, - сказала она набитым ртом. - А мне ты говоришь о совести. - Моя совесть спокойна! - загремел он. - Я о тебе думал! О твоей судьбе! - Расслабься, папа, - попросила она его. - У тебя и так проблем много, так что обо мне сильно не переживай. - Что ты знаешь о моих проблемах? - насторожился Петр Васильевич. - Только то, что они у тебя есть, - ответила Ира. - Послушай, дочка! - Он схватил ее за руку. - Ответь мне немедленно. Как скажешь, так и будет. Но только ответ держи прямо сейчас, не раздумывая. Стучите вы с этим Женей? Говори! "Ну очень неприятный человек, - думала Ира, пристально глядя на отца. - Что пристал? Если ты хочешь думать так, если можешь - ради Бога! Твои проблемы. Я не настаиваю на хорошем ко мне отношении. Стоп, - сказала себе она. - А ты? Что ты там наговорила Женьке?! Чем ты лучше своего отца, что вот так, сразу, не задумываясь, поверила - кому? - Никите, который таким образом покупал себе жизнь! Да, недаром говорят, что яблоко от яблони недалеко падает!" До крайности взволнованная, она вскочила на ноги. Надо подключить компьютер! - Что с тобой? - услышала она голос отца. Она посмотрела на него, как бы не понимая, что делает здесь этот человек. - Уйди, - попросила она его. Петр Васильевич кивнул, поняв ее по-своему. - Ну что ж, - сказал он. - Жаль. Я надеялся, как ты понимаешь, на другое. Но я дождусь, слышишь, дождусь твоего признания. А пока посидите здесь. На всякий случай. Чтоб поспокойней было на душе. - Ты не там покоя ищешь, - отрезала ему Ира. Он не отреагировал. Вышел и закрыл за собой дверь. Ира снова осталась одна. Она выждала несколько минут, изнывая от нетерпения, но нужно было быть уверенной, что никто не подслушивает. А потом подключила компьютер к сети. И стала ждать. Женя открыл глаза и увидел Федора, державшего в руках поднос. - Завтрак, - объявил телохранитель. Поставил поднос на стол и пошел обратно. - Отец мой все еще здесь? - вдогонку спросил его Женя. - Дома твой отец, - ответил Федор и вышел, надежно закрыв за собой дверь. Женя встал и подошел к столу, где его ждал завтрак. Бутерброды с колбасой и кофе. Спасибо и на этом. С бутербродом в руке он подошел к компьютеру и быстро застучал по клавишам. "Давай, девочка, просыпайся, я все равно буду сидеть на этом компьютере, пока не сдохну, ты же все равно его когда-нибудь включишь, так что лучше сейчас, ну не глупи, подключайся, мы ведь только время теряем, ну извини меня за "дуру", я не хотел, так получилось, но ты ведь тоже хороша - ну какой из Меня стукач, сама Подумай, а если..." "Извини". Он остолбенел. Женя так усиленно подгонял Ирину, что когда она ответила, он даже не понял, что произошло. Ему казалось, что это материализовалась его мысль. "Эй, ты здесь?" Он спохватился. "Привет! Как спалось?" "Как человеку, у которого совесть чиста", - ответила ему Ира. Не понял. Это что - опять намек? Он быстро ответил: "Я, между прочим, тоже неплохо спал. Ты на что это намекаешь? Ты до сих пор мне не веришь?" Ответ не заставил себя ждать: "Слушай! Дурак! Я же извинилась!" Он психанул так, как будто его публично оскорбили. Кажется, она переходит все границы. "Ах, теперь я дурак, да? Тебе что, обязательно хочется поссориться? То стукач, то дурак. Не одно, так другое, да?" "По-моему, ты действительно дурак", - был ответ. Ах, так? И он отключился. Она расхохоталась. Ну и пацан! Ма-алень-кий такой несмышленыш. Она почувствовала себя теперь повзрослевшей на десять лет. Как будто прожила долгую-долгую жизнь. "Ничего, он успокоится. Все у нас будет хорошо. Ты ведь там смотришь на нас и помогаешь нам. Я это знаю, Стас. Ты был во всем прав. А я была дура. Так что, может быть, и этот вундеркинд прав". - Эй, одуванчик, ты слышишь меня?! Женя вскочил. Последние полчаса он сидел прямо на полу, а теперь какой-то голос заставил его чуть ли не подпрыгнуть. Что это? Он посмотрел на экран монитора - тот был темен и пуст. Это она! Но откуда?! Он бросился к компьютеру и подключил его. И почти сразу же стал лихорадочно набирать. "Эй, где ты? Тут что-то странное". "Наконец-то! - высветился ее ответ. - Я думала, ты опять спать лег". "Послушай, - возбужденно писал он ей. - Я, кажется, схожу с ума. Я слышу какие-то голоса. Они идут ниоткуда, как будто прямо во мне рождаются". "Что они тебе говорят?" - "Они спрашивают: эй, ты слышишь меня?" -"Одуванчик?" - "Одуванчик..." Она замерла. Это были ее слова. Но он не мог их слышать - только прочитать на мониторе. - Стас, как ты это делаешь? - Я - никак. Это он сам. - Стас, это ты?! Она похолодела. "Неужели я тоже схожу с ума? Сейчас только этого и не хватает для полного счастья". "Ира! Ты где?" Она быстро ответила: "Я, кажется, поняла. Только дай слово, что будешь отвечать честно и сразу". "Согласен. Не томи", - отвечал Женя. "Ты думаешь, это так просто? Ты думаешь, У меня нет гордости?" Она вздохнула и продолжила стучать по клавишам: "Ты любишь меня?" Ну конечно, с досадой подумала она, тут же замолчал. Пацан. Мальчишка! "Да", - прочитала она ответ с опозданием. "Нет уж, пусть отвечает по полной программе. "Что - да?" Ответ пришел незамедлительно: "Я люблю тебя". Ну вот, другое дело. Ей впервые признались в любви. Пусть и таким экстравагантным способом, да еще с ее же помощью. Ну что ж, теперь твоя очередь. "Я тоже тебя люблю..." "Правда?!" "Правда". "А как ты меня любишь?" "Нормально. Заткнись. Голос, который ты слышал - был моим. Это я так усиленно думала, а до тебя дошло. Правда, как всегда, с опозданием", - не преминула она съязвить. Он помолчал и ответил; "Ясно". "Что тебе ясно, дурак?" "Мне надоел этот компьютер. Я хочу тебя увидеть". "Я тоже". "Я люблю тебя". "Я тоже люблю тебя, дурак". "Я влюбился в тебя еще там, на стадионе. А ты?" "Не твое дело". "Я целую тебя". "Я тоже". "Назови меня еще раз дураком". "Ты что, извращенец?" "Назови". "Дурак". "Спасибо". "Не за что". "Я люблю тебя". "Я тоже". "Мы будем вместе?" "Все зависит от нас". "Нужно бежать. Есть какие-нибудь мысли по этому поводу?" "Помолчи одну минуту. Ладно?" Женя откинулся в кресле и блаженно закрыл глаза. Ему хотелось вопить от восторга, петь, плясать, обнять весь мир. "Я счастлив, я самый счастливый человек на свете!" Его экран снова засветился буквами: "В твоей комнате есть сейф?" "Есть", - с удивлением ответил он. "Опиши мне его!" - потребовала Ира. Он оглянулся и посмотрел на сейф. Потом снова стал набирать: "Черный, огромный, в середине такая штучка, как у телефона с цифрами, знаешь, крутящаяся такая. А что?" "Понятно. Наши комнаты разделены одной стеной. Только не пытайся ломать, бесполез- но". "Ты хочешь ограбить сейф и подкупить охранников?" - пошутил он. "Нет. Я придумала кое-что получше". "Что?" "Мы сможем бежать отсюда". "Ты шутишь?" "Нет. Только делай все, что я тебе велю. И не спорь со мной, потому что я умнее. Понятно?" "Есть, командир". "Запоминай, Женька". "Я тебя люблю!" . "Ох... За-по-ми-най!!!" ГЛАВА 23 Граната Такой "тачки" Жене еще не приходилось открывать. Любая, даже самая современная модель с блокирующими замками была детской игрушкой по сравнению с этим сейфом... Черный стальной шкаф. Вертящаяся вокруг своей оси круглая ручка. Никаких цифр, никаких замочных скважин. Тут все гораздо сложнее. "Попробуй открыть сейф, - последняя надпись, высветившаяся на мониторе. - Должна сработать сигнализация". Легко сказать... Даже если Женя и справится, что весьма фантастично, и завоет сирена, что из этого? Чего они добьются? Ведь сразу прибежит охрана... "Пусть, - пишет Ира. - Пусть прибежит. разберемся". Попытка не пытка. Хоть какое-то развлечение. Но как подобраться к этой штуковине? Женя взял со стола стакан, приложил ухо к донышку. Края стакана аккуратно обняли круглую ручку сейфа. Получилось что-то вроде фонендоскопа. Теперь юноше был ясно слышен каждый ранее неуловимый щелчок. Женя свободной рукой крутанул ручку по часовой стрелке. Щелк! Ага... Значит, это первая цифра, первая отправная точка. Поворот в другую сторону. Щелк! Женя открыл ящик стола, нашел фломастер, сделал на ручке две отметинки. Сколько еще этих отметинок нужно будет сделать? Пять? Десять? Сто? Но Женя уже почувствовал азарт. Главное, понять принцип, а остальное - дело техники. Времени много, можно просидеть у сейфа несколько суток. Щелк. Щелк. Щелк. Часа через три было уже семь красных отметок. Дверь не открывалась. А Женя все вертел и вертел ненавистный кругляшок... ...В кабинет Петра Васильевича постучали. Через мгновение на пороге появился Федор. - Я наткнулся на кое-что интересное, - сказал он. - Ирина и этот выродок переговариваются. - Каким образом? - Петр Васильевич недоуменно уставился на своего помощника. - Через вентиляционную трубу? - Нет, через компьютеры... - Ах, мерзавка... - по-доброму усмехнулся Петр Васильевич. - Вечно она что-нибудь придумает... Мне бы и в голову не пришло. - Отключить компьютеры от сети? - Нет, ни в коем случае. - Петр Васильевич потер ладони и включил монитор своего компьютера. - Мне становится любопытно. Неприлично подсматривать, но в нашем положении… - Файл называется "Ирина". - Но здесь код... - Я нашел вот это. - Федор положил на стол записную книжку девушки. - Посмотри те на букву "С" - "Стас". ...Ирина неотрывно смотрела на мерцающий голубой экран. Женя, видимо, не на шутку увлекся, совсем про нее забыл Все равно ничего не получится... Она несколько раз вызывала его, но безрезультатно. И вдруг... В правом крайнем уголке монитора возникла крошечная зеленая точка. Это был сигнал, что в программу кто-то вошел... Но каким образом? Откуда они узнали код? "Ну, конечно же... - вспомнила девушка. - Записная книжка... Дура... Как же можно оставлять такие следы? Впрочем, Если посмотреть с другой стороны, не все так плохо, как кажется на первый взгляд..." ...Щелк! Готово! Массивная стальная дверца бесшумно открылась. "Я непризнанный гений, - самодовольно подумал Женя. - Я, оказывается, лучший медвежатник в мире". В сейфе лежали пачка чистой мелованной бумаги и коробочка с канцелярскими кнопками. Стоило из-за этого столько возиться... Мартышкин труд... И ухо болит... Женя отрапортовал о проделанной работе Ире: "Сейф открыл. Сигнализации нет". Последовал странный ответ. "Зачем ты открыл сейф?" ...Петр Васильевич задумчиво почесал нос и обратился к Федору: - А действительно, зачем? Федор лишь пожал плечами. - Ох, вундеркинд! - Петр Васильевич хохотнул. - Не знает уже куда ручки свои золотые приспособить. От скуки бесится. Ну, общайтесь, ребятки! Общайтесь! Делитесь с па почкой секретами! ...Женя в недоумении склонился над клавиатурой. "Черт побери... Сдурела она что ли? -думал он. - Что за идиотизм? Издевается? Или шутит? Вроде, сейчас не самый подходящий момент... Нет, здесь что-то другое... Здесь какой-то знак..". И тут он увидел зеленую точечку... И ручеек холодного пота скатился за его воротник. "В сейфе две гранаты, - отпечатал он. - Гранаты боевые. Мы спасены". "Родненький мой... - шептала Ира. - Родненький... Ты все понял. Ну же... Заморочь им головы..." ...- Что?! - Петр Васильевич подпрыгнул на стуле. - Какие гранаты?! Откуда там гранаты?! Федор, отвечай, мать твою... - Я... - Федор, казалось, потерял дар речи. - Я не знаю... Быть не может... Проверить! - заорал Петр Васильевич. - Он же Ирку подорвет! Поднимай людей! - Но там нет никаких гранат... - Выполняй! ..."Я сейчас взорву дверь. На всякий случай ложись на пол". - Женя колотил по клавишам. "Будь осторожен, - отвечала Ира. - Я люблю тебя..." Петр Васильевич пулей вылетел из кабинета. Он, как заправский спринтер, в несколько секунд преодолел длинный коридор, скатился по лестнице на первый этаж, а затем и в подвал. "Так облажаться... - кружилось в его растревоженном мозгу. - Гранаты... Кто их положил в сейф?.. Узнаю кто - убью на месте. Этот мальчишка... Он на все способен... В его семейке все недоумки сумасбродные во главе с папашкой... "Я люблю тебя"... Ах, сучка... Змею на груди пригрел... Ирочка, что же ты делаешь?.. Против собственного отца!.." В подвале, на каменном полу, лежали четверо охранников. Федор вжался в стену. Увидев шефа, он вскинул руку, громко зашептал: - Петр Васильевич, осторожно! К стене! К стене! У него в руке граната! Он уже сорвал чеку! "Значит, правда..." - сердце Петра Васильевича провалилось тяжелым камнем куда-то в желудок, ноги сами собой подогнулись. Он закрыл лицо руками, тяжело привалился к стене. Через мгновение из комнаты вышел Женя. Его правую руку скрывала джинсовая куртка. - Если я разожму пальцы, вам всем конец. - Юноша старался, чтобы его голос звучал спокойно. - Мне уже нечего терять. Вы пони маете, Петр Васильевич? - Д-да... - Мужчина коротко кивнул. - Ты дурак, Евгений. Ты еще совсем маленький и глупенький... Это же не игрушка... - Я знаю. - Женя натянуто улыбнулся. - Я отпущу тебя... Только дай, пожалуйста, мне гранату. Зачем она тебе? - Петр Васильевич сделал шаг к Жене, но юноша попятился, закричал: -Назад! - Хорошо, хорошо... - Петр Васильевич вернулся на прежнее место. - Прошу тебя, одумайся... Одно неосторожное движение, и мы все взлетим на воздух... А об Ире ты подумал? Она же любит тебя... Женечка, она же души в тебе не чает... Ира давно мне призналась... Ну, что страшного в том, что вас здесь заперли? Это же профилактическая мера, вам же на пользу. Или ты хотел, чтобы твой отец поставил тебя в угол или отшлепал ре мешком? Успокойся, Женечка... Мы с Владимиром Ивановичем нашли общий язык... Между нами нет больше вражды... Он не будет против, если вы с Иришкой станете мужем и женой. И я согласен, сынок... Я даю вам свое благословение... - Откройте дверь, - приказал Женя. - Федор, ты слышал? - Петр Васильевич тронул парня за плечо. - Выполняй, будь любезен. Сам должен понимать, мальчик не в себе. Лучше ему не перечить. Правда, Женечка? Ты только ручку свою правую не разжимай... Только не разжимай... Федор долго искан в кармане ключ, прежде чем открыл дверь Ириной "камеры". - А теперь ложись на пол, - сказал Женя. - Руки за голову. Кстати, Петр Васильевич, к вам это тоже относится. - Да нет у него никакой гранаты, - шепнул кто-то из охранников. - Он блефует. - Ты самый догадливый? - усмехнулся Женя. - Самый смелый, да? Хочешь, чтобы я доказал ошибочность твоего предположения? Это легко. - Нет! Не надо! - взмолился Петр Васильевич. - Это же всего-навсего шутка! Глупая, неуместная шутка! Ты же пошутил, Коленька? - Да... Пошутил... - нервно захохотал охранник. Ира робко вышла из комнаты, растерянно посмотрела по сторонам. Шесть мужиков лежат на полу, боятся пошевелиться. Женька весь дрожит... Будто у него в руке и в самом деле настоящая граната, а не обыкновенный дырокол. Глаза безумные, лицо белое, как скатерть. Вот-вот парень сорвется на истерику... - Значит так! - сказала она. - Мы сейчас уйдем. И только попробуйте организовать погоню! Подняться с пола можно только после того, как вы досчитаете до десяти тысяч. Считайте медленно, торопиться вам некуда. Феденька, скажи, пожалуйста, своим друзьям, которые стоят у выхода из дома, чтобы они нас пропустили. Хорошо? - Первый, третий и пятый, - командовал Федор в рацию. - Ирину и этого пропустить. - Вас понял... - сквозь шум помех отозвался чей-то хриплый голос. - Пропустить... - Феденька, дай мне эту штучку. - Ирина выхватила у парня рацию. - Папочка, мы воспользуемся твоим автомобилем? Ты не возражаешь? - Конечно, дочка… Катайтесь, сколько влезет. - Петр Васильевич поднял голову. - Только осторожно. Я же знаю, ты любишь гонять, как сумасшедшая. - Заботливый ты мой. - Ира подтолкнула Женю к двери, ведущей к лестнице. - Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Целоваться на прощание не будем, отец. Ты меня рассердил. - Жду тебя к ужину, - пролепетал Петр Васильевич. ...Машина свернула в темную подворотню и, скрипнув тормозами, остановилась. Ира положила голову Жене на плечо. Парень все еще сжимал в руке дырокол. - Никогда не видела отца таким... - прошептала она. - Таким трусом... Он испугался... Противно... - Куда теперь? - Женя осторожно обнял девушку. - Нас будут искать. - Не знаю... Что-нибудь придумаем... Справимся... ГЛАВА 24 Паника Они только что обыскали всю частную больницу, в которой лежала Женина мама, в поисках беглецов. Если они там и были, значит, нашли рецепт, как стать невидимыми. Машина, где вместе с водителем и Федором сидели еще двое громил, нехотя возвращалась в особняк. - Шеф рвет и мечет, - сказал один из громил. - Будешь рвать и метать, - отозвался второй. - Если бы дочка так просто сбежала. А то с кем? С ментом! - Зря мы вообще в эту больницу ездили. Только бабулек переполошили. В ментовской они уже сидят. Отчеты пишут. - Нет их в ментовской, сто процентов, - сказал Федор. - У шефа там человек. Говорит, нету. Так что прячутся они... Впереди у обочины стоял одинокий гаишник и жезлом давал знак остановиться. - Че ему надо? - выругался водитель. - Едем как пенсионеры, не нарушаем. - У тебя морда за километр сигналы дает, что за рулем бандюга, - усмехнулся Федор. - Ладно, останови. Посмотрим, что скажет. В случае чего по рогам надаем, уважать станет. Тормози, не бойся. Водитель притормозил, и машина остановилась. Гаишник подошел и, отдав честь, попросил документы. Затем пошел в сторону багажника. - Хочет, чтобы ты вышел и не сидел, как король, - объяснил водителю Федор. Шофер ругнулся и со злостью толкнул дверь. - Щас он у меня покуражится... Едва автомобиль остался без водителя, с десяток решительных молодых людей возникли прямо из ничего. Только что дорога была совершенно пуста, и вдруг, откуда ни возьмись, они окружили машину и наставили на людей в салоне пистолеты. - Всем из машины! - звучали команды. - Быстро! Шевелись! Их вытаскивали из машины, как щенят бросали на капот, просто на корпус автомобиля. - Руки на машину! Ноги шире. Раздвинь ноги, твою мать!.. - А что это вы материтесь?! - удивился водитель. Федор стоял у самого края, ближе всех к лесу. Совершенно неожиданно он изо всех сил ударил по лицу стоявшего рядом омоновца и через полторы секунды был уже в чаще. - Стой! Вслед ему прозвучали выстрелы. - Не стрелять! - прозвучала команда старшего группы. - Зинченко, Стеклов, - за ним!.. Омоновцы вернулись через несколько минут. Федора с ними не было. - Ушел, - сообщили они. - Ничего, - сказал командир. - Далеко не уйдет. В машину этих. - Он показал на арестованных. Громил погрузили в "воронок" и увезли. Петр Васильевич был в ярости. - Что? - кричал он во весь голос на своих людей. - Началось?! Нас начинают хватать?! И кто теперь следующий?! Может быть, я? Федор! Расскажи еще раз. Федор подошел к нему и тихо, вполголоса сказал: - Петр Васильевич, мне надо поговорить с вами наедине. Отпустите всех, пожалуйста. Петр Васильевич притих, внимательно посмотрел на своего телохранителя и приказал: - Выйдите все. Федор, останься. Федор подождал, пока закроется дверь, а потом заговорил: - Петр Васильевич! Вы прекрасно знаете, что я отношусь к вам как к родному отцу. Вы прекрасный профессионал и отлично знаете свою работу. - Ты оцениваешь мою работу?! - удивился Петр Васильевич. Да! - твердо ответил Федор. - События последних дней... Любого другого они бы сломали. А вы... Я восхищаюсь вами. Но сейчас... Я хочу, чтобы вы успокоились и стали действовать как всегда: решительно, мудро и - самое главное - спокойно. Петр Васильевич был поражен: - Я тебя недооценивал. Ты - настоящий дипломат, а? - Если вы позволите, - сказал Федор, - то я посоветовал бы вам работать сейчас с Владимиром Ивановичем. Он тоже ищет своего сына. Отец может быстрее напасть на след беглецов. Вы понимаете? Друзья, одноклассники и так далее... - Я и впрямь тебя недооценивал. Надеюсь, что эту ошибку... В дверь постучали. - Войдите! - крикнул Петр Васильевич. В комнату заглянул охранник: - Там этот приехал, - доложил он, - ну, отец этого мальчишки. Петр Васильевич торжествующе посмотрел на Федора, который тоже улыбался. - На ловца и зверь бежит! - воскликнул Петр Васильевич. - Пусть войдет. Владимир Иванович дрожал от возбуждения. Выглядел он ужасно: под глазами синяки, веки припухли, глаза красные от бессонной ночи. К тому же невооруженным взглядом было видно, что он отчаянно трусит. - Это ужасно! - с порога воскликнул он. - Моих людей начинают арестовывать прямо на улице! Петр Васильевич усмехнулся: - Вы предпочитаете, чтобы их арестовывали у вас в спальне? - спросил он. - Шутите! - Владимир Иванович без разрешения сел в кресло, даже не сел - рухнул без сил. - Дайте воды, пожалуйста. Федор из сифона налил ему газированной воды и подал. - Спасибо. - Жадно выпив, Владимир Иванович посмотрел на Петра Васильевича. - Как вы упустили их? - упрекнул он его. - Как они смогли? Я уверен, что это ваша дочь была зачинщицей, мой сын на такие вещи просто не способен. Федор расхохотался: - Вы не знаете собственного сына! - сказал он. - Он тут такое устроил - американский боевик. - Дочь моя тоже не подарок, - с оттенком гордости проговорил Петр Васильевич. - Да, - сказал Владимир Иванович. - Их надо изловить незамедлительно! Они как сквозь землю провалились! Я решил, что нам надо объединить свои поиски. Тем более, что у нас начались аресты. Один из моих людей чудом ускользнул от них. Степан! - неожиданно позвал он своего человека, повысив голос. Дверь открылась, и вошел атлетически сложенный молодой человек. Федор схватился за оружие. - Я без оружия! - поспешно заявил Степан, увидев направленный на него пистолет. - Что за шутки?! - повернулся к гостю Петр Васильевич. - Здесь я приказываю, кто должен войти и выйти. Понятно? - Простите, - испугался Владимир Иванович. - Я машинально, чисто машинально. Степан, расскажи, как было дело. - Ну, мы в машине ехали... - хмуро начал Степан. И рассказал историю, как две капли воды похожую на историю с Федором. Обоим удалось улизнуть одним и тем же способом. Федор покачал головой. - Если б я не спасся сам, подумал бы, что такого не бывает. - Вы понимаете, что они опасны?! - завопил Владимир Иванович. - Надо найти их во что бы то ни стало! - Так! - Петр Васильевич поднял руку. - Все ясно. Объединяем наши усилия. Езжайте к себе и ищите. Мы тоже будем... У кого появятся новости, тут же сообщать друг другу. Договорились? Владимир Иванович, забрав своих людей, ушел, а Петр Васильевич повернулся к Федору… - Ну, а что с этим, Никитой? Как считаешь? - Пусть посидит пока, шеф, - сказал Федор. - Он может еще нам пригодиться. На самый крайний случай... ГЛАВА 25 Благословение Ох, и сложная это штука, любовь. Главное, непредсказуема, как какой-нибудь весенний ветерок. Это только кажется, что сравнение поэтическое. В самом деле ужасно злое и, увы, верное. Все-таки человек любит постоянство и намечает себе какие-то шаги хотя бы на два часа вперед. С любовью это не проходит. Особенно с первой. Стоило Ирине и Жене оказаться в относительной безопасности, как между ними словно черная кошка пробежала. - И куда же мы теперь? - спросила Ира. - Дай подумать, - Интересно, а что ты раньше делал? - Девушка отодвинулась от спасителя. - Мы с тобой в этих казематах два дня просидели. - Не сообразил как-то. Мне вообще-то не до того было, - А до чего тебе было? - Честно? Я злился на тебя! - Отличное занятие! Что делаешь? - Да злюсь помаленьку! - Ладно, а у тебя есть предложения? - У меня?! Есть: давай я тебе сопелки подотру! Если бы в машине была возможность вскочить и нервно зашагать взад-вперед, Женя это непременно сделал бы. - Так! Опять?! Слушай, чего ты всю дорогу?! - Блин! Интересное кино! Это я всю дорогу? Это ты всю дорогу! Ты кто, ты мужик или "облако в штанах"?! Он, понимаешь, крадет женщину и говорит ей - милая, куда бы тебя спрятать? - Это ты женщина, что ли? - Если кто скажет, что я мужчина, пусть первый бросит в меня камень! - Ты не женщина! Ты... Ты... - Очень выразительно! - Ты - стерва! - Женя сам испугался своих слов. Ира спокойно открыла дверь машины: - Вылезай. - Зачем? - Машина в парк! - гаркнула она. - Не по пути, папаша! Женька вдруг хлопнул себя по лбу и рассмеялся: - По пути! Поехали, шеф! - Я сказала, вылезай! - А я сказал - нет. Я сказал - поехали в парк, вернее, на стоянку. - Какую стоянку? - ВДНХ знаешь? - ВВЦ в смысле? - Оно! - И? - Там подземная стоянка. И там мы будем жить! - радостно закричал Женя. - Я тебе что, "Запорожец"? - Хуже! Намного хуже! - хохотал Женя. - Мы как-то спорили, все ли тачки я могу открыть? Оказалось, не все. "Запорожец" - не могу! - Не смешно! - сказала Ира, но отвернулась, спрятав улыбку. В подземном гараже было не так уж много машин. Дорого. Лучше оставить на улице. Женька минуту переговаривался с вахтером и махнул Ире рукой - закатывай. По лабиринту спустились в самый подвал. - Ничего себе! - Ира хлопнула дверь. - Там хоть свет был дневной. Ну, одуванчик, ты придумал. А туалет? На выставку бегать? - Ты даже себе не представляешь, куда тебе придется бегать! - сказал Женя. Он открыл ключом огромные скрипучие железные двери бокса, зажег свет и сказал торжественно: - Да-да, войдите! Бокс оказался совсем не гаражным. Здесь были две премиленькие комнаты, ванна, туалет и даже телевизор. Кровать была одна, это Ира отметила сразу, довольно узкая. - А мы тут не задохнемся? - спросила она совсем не то, что хотела. - Что ты! Подставь руку. - Женя поднес ее ладонь к стенной решетке. - Слышишь, как дует? Это прямо из парка качают. - Хорошо... Ладно, не задохнемся... Значит, помрем с голоду. - Ира так и не решалась о главном. - Почему? Тут и кухонька есть. - Я готовить не умею, - отрезала девушка. - Да? - задумчиво произнес Женя. - Ладно, будем чай кипятить. Ира села на кровать и устало опустила голову. - И надолго это? - спросила она. Женя сел рядом. - Не знаю... Можно уехать. - Куда? - Ты уже жалеешь? - тихо спросил Женя. - Ой, только не воображай, что это такое большое счастье сидеть с тобой в подземелье!.. Ни о чем я не жалею. Просто... у меня даже зубной щетки нет. - Все будет. Мы с тобой будем гулять, ходить в кино, по магазинам, даже загорать и купаться! Знаешь, сколько в Москве жителей? Мы как иголка в стоге сена. - Скорее, как кроты. - Нас не найдут. Надеюсь - Слушай, а... чего-то есть захотелось. - Тогда сиди, устраивайся, а я мигом. - У тебя есть деньги? - Нет. - Из Жени, как из шарика, словно выпустили воздух. - Тогда лучше ты сиди... устраивайся. - У тебя есть? - Будут. Она вернулась через час, с трудом неся в охапке пакеты со всякой вкусной всячиной. - Ты что, продуктовый скупила? Откуда деньги? - Неважно. Ставь свой чайник, - самодовольно ответила Ира. Женя не шелохнулся. - Что, чайника нет? - Я не буду есть ворованное, - тихо сказал Женя. Ира разжала руки, и пакеты свалились на пол. - Так! Очень мило! Давно из института благородных девиц? Можно подумать, что это не ты воровал тачки! Евгений, но Онегин! Можно подумать, твой папаша хлеб зарабатывает плугом! Можно подумать, ты не знаешь, чем занималась я и мой папаша! Мне что теперь, такой дерьмовой, с тобой рядом не стоять? Такой преступнице? Ты думаешь, от колбасы откажешься и - чистый? Давно тебя так? - Нет. Недавно, - напряженно сказал Женя. - Совсем недавно... - Романтика?! Весна, да? Любофф! - Перестань, - оборвал ее Женя. - Пе-ре-стань! Господи, ну да! Да! Только без вот этих кривляний, а серьезно! Все я знаю! Все! И так как-то мимо пролетало - подумаешь, тачку открыл! Подумаешь, отец на этом живет и других кормит! Мимо, мимо! А потом вдруг - бац! И не могу... Понимаешь, противно. Вот это, как держать в руках какую-нибудь тонкую китайскую вазу и бросить ее, чтоб пожеванную жвачку поднять! Вот есть настоящее и есть эта пакость... - А что настоящее? - Да любовь! Любовь, Ирка! - Красиво, - произнесла она мечтательно. - Очень красиво. Ты, стало быть, вазу держишь, а я отбросы подбираю. Блин, Женька! До чего же я тебя ненавижу! На кой я тебя встретила? На кой ты ко мне залез? Нет, не в окно, в душу залез и сидишь там, как сука! Кто тебя просил? Я тебя просила?! Да я жила припеваючи! Я горя не знала! Мне кинуть любого - радость творческого труда! Мне это - песня! Кайф! А ты? Ты что, хочешь это кончить? Да? Я сейчас вышла - лох прямо просится - кинь меня, я доверчивый, ноу проблем! А я стою и мнусь как целка! Ирина подняла с пола неразбившуюся банку с компотом, повертела ее в руках и с размаху грохнула об бетон: - Я мужика до Мытищ подвозила, понял?! Нет, ты понял, что ты со мной сделал, козел?! Женя вскочил и обнял ее, осторожно вытер ее повлажневшие глаза. - Ирка, прости, я дурак... Но я тебя люблю. Вот не сойти мне с этого места! - И почему здесь одна кровать?! - наконец спросила она самое главное. - Только посмей ко мне полезть! Убью! Женька счастливо смеялся. ...Ночью они спали - она на кровати, а он на полу. Лежали, как мышки. Женька боялся шелохнуться. Стоило ему перевернуться на бок, как Ирина тут же поднимала бдительную голову: - Ты куда собрался? - Никуда. Я сплю. - Вот и спи. "Смешная, - думал Женя. - Да я и сам никогда бы не полез. Это ведь тоже как воровство! Только еще страшнее. Наверное, я вообще выродок какой-то, мне все время хочется говорить - "современная молодежь". "Нравы современной молодежи стали распутными". "Современная молодежь стала невыносимой. Ничего святого, вот в наше время!" Как старичок какой-нибудь. Как будто я не современная молодежь. Сейчас ЭТО так просто, как "здрасьте". Просто и противно. А я так не хочу. Наверное, вообще даже этого боюсь... Даже не представляю, как это... Тут ведь тайна какая-то... Почище этих "Мульти-локов". Тут как-то само должно, постепенно, со временем. Нет, я не современная молодежь..." "Пусть только рыпнется! Сразу по рогам, - думала Ира. Ужасно хотелось спать, но страх был сильнее. - И вообще, зачем ЭТО нужно? Разве нельзя так? Обязательно в постель? Да и вообще - скотство, бр-р-р... А еще говорят, больно. Ничего себе - я страдать должна! Не буду! Не хочу и не буду. Пусть только посмеет полезть!" Наутро оба встали с трудом - синие круги под глазами, вялые руки-ноги, постоянная зевота... Только под душем Ира пришла в себя, взбодрилась и, вернувшись в комнату, заявила: - Хочу жрать! - Готово! Кофе со сливками или без? - Я вроде сливок не покупала. - А компот? Он был сливовый. Я, знаешь, ягоды собрал, помыл - вроде ничего. - Так, дожили, с пола едим! Слышь, одуванчик, ты в прошлой жизни не был псом? - Я в прошлой жизни был волком! - улыбнулся Женя. - А ты!.. - А-а-а! - завизжала Ирина, сразу включившись в игру. - Ну заяц, погоди! Они стали носиться по комнате, прыгая через стулья, заскакивая на кровать, даже на стол. Женя-таки ухитрился Ирину поймать, и оба свалились на пол, как когда-то, когда она втаскивала его в окно. Но сейчас все было по-другому. Оба вдруг застыли, неизвестно отчего, словно затаились, прислушиваясь к самим себе и друг к другу. У Жени перехватило дыхание. Ее упругое, чистое тело было совсем рядом, прижималось к нему твердыми бугорками грудей, плоский живот чуть вздымался от учащенного дыхания, а глаза смотрели настороженно и очарованно. Ира вдруг поняла, что никаких сил в ней не осталось. Упирающиеся в его плечи руки ослабели, какая-то пелена заслонила глаза, она чувствовала его худое, почти мальчишеское тело, видела шелушащиеся губы, застывшую чуть дрожавшую улыбку и взгляд - томный, влекущий и пугающий. Он неловко ткнулся губами в ее щеку, испуганно отпрянул, но не дождавшись сопротивления, коснулся ее губ. И в тот же миг, словно она сейчас могла умереть, если не сделает этого, Ира порывисто обняла Женьку и покрыла поцелуями его лицо. - Милый мой, любимый... - Ирка, радость моя, солнышко... Люби мая... Женя вдруг сел. - Надо съездить к маме, - сказал он. Ира, еще не выпавшая из состояния полета, медленно приходила в себя. - К маме? К Надежде Михайловне? Да, хорошо, обязательно... Женя боялся, что папаша установил возле больницы наблюдательный пост, поэтому на территорию пробирались через забор, острожно. Надежда Михайловна все поняла. Нежно потрепала сына по вихрам, усадила рядом с собой и протянула руку Ире. - Ну, пойди сюда, девочка. Сядь и ты. Не знаю, зачем вы пришли... - Просто проведать, - сказал Женя. - Я не знаю, зачем вы пришли, - повторила мать и вдруг светло улыбнулась, - но я хочу вас благословить. Что бы вы ни сделали. У Иры слезы брызнули из глаз. "Что это я все реву да реву, - подумала она. - Наверное, и в детстве столько не плакала. Может, это гадость моя из меня вытекает по капле?" - Мама. - Женя склонился к ее руке. - Ма, я, правда, не знал, почему мы сюда пришли... Теперь знаю... Спасибо. Мамка, я люблю тебя! Мамка, я такой счастливый! - Ну-ну, ты ее люби. - Надежда Михайловна взяла Иру за руку. - Знаете, дети, я ведь скоро умру... - Ма!.. - Это ничего, это естественно. Я о другом. Только сейчас поняла такую, знаете ли, глубокую мудрость - никогда не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня. - Ма, ты будешь жить, все будет хорошо. - Да-да, понимаете, все сегодня - завтра может не быть. - Мам, ты меня пугаешь! Ты еще нас переживешь! Только не пей эти свои ужасные порошки! Сама же говоришь, можно не проснуться. - Успокойся, Женька. Ну, смотри, Иришка твоя плачет. Ты же мужчина. Конечно, все будет хорошо. - Я уже не плачу, - улыбнулась Ира. - Это так, течет и течет, сама не пойму. - И где вы теперь? - спросила мать. Женя замялся, ему не хотелось расстраивать мать еще одной неприятностью. - Да я все знаю. Сюда эти бандюги приезжали. Искали вас. Вы молодцы! Они посидели у матери до обеда, рассказали о своем подземном убежище, о туманных планах куда-нибудь уехать. Просто поболтали и - ушли. И Женя опять подумал, что, может быть, видит маму в последний раз. До подземного дома добрались только к вечеру. Почему-то сразу домой не хотелось. Они молча бродили по лесу, бросали в реку камешки, лежали на траве. Очарованность и светлая печаль не покидали их. "А это все-таки красиво, - думала Ира, - благословение. Они не дураки были, наши предки, не то что современная молодежь..." "Только бы все это кончилось, - думал Женя, - я все поменяю. Я заберу маму отсюда. Мы будем жить вместе". А дома между ними вдруг повисло тягостное напряжение. Они и сами не смогли бы объяснить, что случилось, когда, почему... Но избегали смотреть друг другу в глаза, говорили односложно, от прикосновений вздрагивали. Телевизор смотрели до тех пор, пока по всем каналам уже не прекратились передачи. И теперь, когда пришло время ложиться, напряжение стало почти ощутимым, даже звенело в ушах. Женя постелил себе на полу, дождался, пока Ира вернется из душа, и тоже залез под горячий дождик. Вдруг понял, что сердце от жара вот-вот выскочит из груди. Совсем выключил горячую воду, подставил грудь ледяной - но успокоился чуть-чуть. Ира уже лежала, отвернувшись к стене, до самого подбородка укрытая одеялом. - Спокойной ночи, - сказал Женя и не узнал своего голоса. - Спокойной ночи, - хрипло ответила Ира. Он погасил свет и лег. И мир вдруг поплыл перед глазами. Жене не хватало воздуха, но он боялся громко дышать. Так прошел час. - Жень, - вдруг тихо сказала Ира, словно знала, что он не спит, таращится в темноту, не в силах совладать со своим сердцем. - Ир... - он закашлялся, потому что в горле стоял ком. - Да, Ира. - Я тебя люблю, Жень. - И я тебя люблю. - Женя, а Жень... - Что? - Ты правда меня любишь? - Д-да... Правда. Люблю. - Женя, ты не будешь смеяться? - Нет, что ты?! Никогда! - Женя... Я от тебя ребеночка хочу. - И-ира, девочка моя... - А это не будет больно? - Н-не знаю... Говорят... Знаешь, лучше не надо... - Правильно... Ты лучше поцелуй меня просто и все. Женя поднялся на ватных ногах, шагнул к кровати, и она впустила его под одеяло. Она была голая. Женя даже боялся прикоснуться к ее наготе. Он чмокнул ее в мочку уха и затих. - Не так, сильнее, - попросила она. Женя нащупал в темноте ее губы, Прижался и вдруг почувствовал, как губы ее раскрылись, коснулся горячий язык. Это был бесконечный поцелуй. Вечный, необъятный, как Вселенная. Им обоим тут же стало жарко. Тела их, робкие и стеснительные, ожили каждой клеточкой. И каждая клеточка просила прикосновений, ласки, нежности. Руки их осмелели и теперь дополняли прикосновения губ. - Одуванчик... Одуванчик мой... - шептала Ира. - Милый мой цветочек... Милый-милый... - Я умру без тебя, Иришка, я просто умру... Он уже целовал ее грудь, твердые маленькие сосочки, подрагивающий живот, бедра, ноги... - А ты уверен, что будет больно? - спроси ла она. - Говорят, - прошелестел он одними губами. А она вдруг судорожно прижалась к нему и зашептала горячо: - Ну и пусть, и хорошо! Я хочу! Я хочу! Слышишь, я хочу! И они вдруг с какой-то светлой радостью поверили в свои собственные тела. Они просто доверились им. И все оказалось совсем иначе, чем они себе представляли. Это было естественно и легко. Это было чисто! Они могли уже не разговаривать, все творилось само, творилось красиво, вдохновенно даже, безудержно. Даже капелька крови не испугала их, даже боль, которая все-таки была, была, только обрадовала Иру. Это был такой знак, такое испытание любви, такой зарок. Ей даже показалось, что эта боль не настоящая, слишком быстрая, маленькая, она готова была сделать для любимого куда больше! Она готова была для него жить! А если надо - умереть! Потом они, уже совсем не стесняясь своей наготы, сидели на кровати и любовались друг другом. Как пытливая ребятня, прикасались к самому запретному и снова радовались, что и это запретное и все-все теперь стало совсем не стыдным, а родным. - Я думала всегда, что мне не будет этого счастья, - говорила Ира. - И говорила, что его просто нет. А оно есть, и у меня... Никому не отдам! - Знаешь, ведь не всем так везет, - говорил Женя. - Маме моей, например... Так жалко... - А нам повезло! Мы счастливые! Мы такие счастливые! - Слушай, а это не кончится? - Ты что?! Никогда! Мы будем жить в любви и согласии... - И умрем в один день! - хором закончили они. ГЛАВА 26 Палач Никита был уже на грани тихого помешательства. Он потерял счет времени. Сколько часов или дней минуло с тех пор, как его кинули в этот темный каменный мешок? Руки связали за спиной, чтоб не пытался убежать. Да разве отсюда убежишь? Никита даже не представлял себе, где, в каком месте огромного особняка он находится. Быть может, в подвале. Быть может, на чердаке... Пустая комната. Три шага вдоль, два поперек. Наверняка подсобное помещение "фирмы", приспособленное под каземат. На бетонный пол откуда-то натекла лужица. Пахнет сыростью и дохлыми мышами. Стены холодные, шершавые. Больно спине, если прислонишься... Злость, ненависть и отчаяние будто испарились. На смену им пришли животный страх, осознание собственного бессилия и безысходность. Вот все как получилось... А ради чего? С какой стати терпеть унижения и томиться в тюрьме? Никому не нужная, болезненная гордыня... Бессмысленные по своей жестокости поступки... Раскаивался ли Никита? Наверное, да. Он сам этого твердо не знал. Трудно все-таки назвать себя подлецом и предателем. А он предал. Он совершил предательство. Кто был ему ближе Женьки? Пожалуй, только собственная мать. Если бы мама узнала о том, что натворил ее сынок... Никиту не кормили, не давали пить. От постоянной жажды горло сделалось металлическим. Парень даже слизывал с бетонного пола грязную, вонючую водицу... Почему его не убили? Зачем его мучают? Или все просто забыли о нем и ему суждено помереть здесь голодной смертью? Что ж... Он заслуживает подобной участи. Но как можно умереть в двадцать четыре года, когда вся жизнь впереди? Когда жизнь только начинается! Никита подполз к двери, приложил ухо к прохладной стали. Тишина... Ни единого звука... Эта тишина сжимает голову тисками, давит на виски... - Эй!!! Кто-нибудь!!! - Никита хотел закричать, но вместо крика из его горла вырвался беспомощный стон. Его никто не слышит... Дверь никогда не откроется. Он замурован... ...Федор склонился над почти бездыханным телом Никиты. Парень сидел у стены, неуклюже уронив голову на вздрагивающее от беззвучных рыданий плечо. Он тихонько скулил, как отбившийся от хозяина щенок. - Вставай, вояка. - Федор шлепнул ладонью по щеке пленника. - Пришел твой звездный час. Никита посмотрел на охранника затравленным взглядом. И губы его затряслись... Все... Его сейчас хлопнут... А Женька его так и не простил... "Напрасно старушка ждет сына домой. Ей скажут - она зарыдает..." - Пошли, дружок, - совсем не ласково улыбнулся Федор. - Не здесь же... Точно... "Не здесь же"... Отвезут за город, пустят пулю в лоб, закопают труп в лесу... И с приветом. Через год прорасту подснежником... Федор подхватил под мышки невесомого, истощенного голодом и душевными муками Никиту, подтолкнул его к двери. Никита, пошатываясь на непослушных ногах, проковылял в темный коридорчик. И тут же ощутил еще один толчок в спину. Значит, нужно подниматься по лестнице. Значит, его все-таки держали в подвале. - Пошевеливайся, - приказал Федор. - Клоп беременный. Оказалось, что в Москве была поздняя ночь. В окна на первом этаже здания приветливо заглядывала круглолицая луна. Самые страшные опасения Никиты не подтвердились. Федор не вывел его на улицу, не запихнул в багажник автомобиля. Они преодолели еще один лестничный пролет. Это уже хорошо. Ясно, что здесь, в своем логове, его убивать не будут. Опасно. Сердце Никиты бешено заколотилось. Шум его шагов поглощала ковровая дорожка. Та самая, с которой так и не поднялся Стас... Если бы не эта нелепая случайность, все бы сложилось иначе... Петр Васильевич, облаченный в шелковый домашний халат, сидел на диване, попыхивая трубкой. Взгляд сумрачный, брови сведены у переносицы, уголки рта по-старчески опущены. Каждый новый удар судьбы Петр Васильевич переносил все с большим трудом... А удар следовал за ударом. Словно судьба решила свести его в могилу. Петр Васильевич даже не взглянул на Никиту. - Развяжи ему руки... - тихо произнес он. Федор незамедлительно исполнил приказание. Полоснул острым лезвием по веревкам. - Выйди, Феденька. Оставь нас одних. - Да, но... - Выйди, выйди. Дверь за Федором закрылась. Никита стоял посреди кабинета, вопросительно уставившись на Петра Васильевича. Он не понимал, зачем его привели сюда. Впрочем, он уже ничего не понимал, настолько сознание его затуманилось. - А ты не врал... - горько вздохнул Петр Васильевич. - Ты присядь вот сюда, напротив, чтобы я видел твое лицо. Прошу тебя, молчи. Говорить буду только я. Никита соломенным чучелом плюхнулся в кресло. Петр Васильевич смотрел в зашторенное тяжелыми занавесями окно, будто мог что-то в нем увидеть. - Я думал убить тебя. - Петер Васильевич вымучивал каждое слово. - Думал убить тебя собственноручно... И сделал бы это, если бы... Если бы не одно "но"... - Он вытряхнул пепел из трубки прямо на ковер. - Ох, как неприятно осознавать, что самый дорогой тебе человек на самом деле... Одним словом, они убежали... Обвели меня вокруг пальца и убежали... Я теперь один. Совсем один... У меня нет ни сына, ни дочери... Ты не врал мне, Никита... Этот гаденыш... Этот выродок... Он стукач. Работает на органы. Стучал на собственного отца... Павлик Морозов... И сумел же переманить на свою сторону Иришку... Сумел же влюбить ее в себя... Так вот. Он мне нужен... - Кто? Женька? - Никита округлил глаза. Живым или мертвым, все равно. Он украл у меня все. Украл радость. Украл счастье... Я подписал его смертный приговор... И исполнителем этого приговора будешь ты. У тебя нет иного выхода. Я знаю, ты хочешь жить. Очень хочешь... - Никогда... - Никита стиснул зубы. - Никогда... - Даю тебе на раздумье пять минут, - с нечеловеческим равнодушием сказал Петр Васильевич. - За пять минут ты должен принять решение. Либо ты умрешь, либо в искупление своей вины перед моей семьей принесешь в жертву своего приятеля. Впрочем, он ведь тебе совсем не дорог. Ты же сдал его с потрохами... Вся проблема в том, что мы не можем их найти... Весь город перерыли. Безрезультатно. Как сквозь землю провалились... Сначала я думал, что Владимир Иванович, твой бывший шеф, их скрывает. Оказалось, что это не так. Найди их, Никита. Это твой последний шанс выжить. Но запомни... Если с головы Иришки упадет хотя бы один волос... Мне нужен только Евгений. - А если и я убегу? - Не убежишь... У тебя есть мать. И ты, надеюсь, любишь ее? Петр Васильевич улыбнулся. В первый раз за последние несколько дней. Это была улыбка зверя, которого загнали в угол, которого довели до отчаяния... Никита чуть не задохнулся от свежего воздуха. Ночь. Пустынные, словно вымершие улицы. Мокрый асфальт. Видимо, совсем недавно прошел дождь. Тускло горят фонари... Никита брел по трамвайным путям, низко опустив голову. Он на свободе. Он жив. Но какой ценой он заплатит за свою жизнь? И все же... Он согласился... Он взвалил на свою грешную душу обязанности палача... Он должен убить своего лучшего друга. Никита и не заметил, что с ним поравнялась черная "Волга". Из автомобиля вылезли два здоровых парня. Никита их узнал. Когда-то и они были его друзьями. Когда-то они вместе "работали". - С освобожденьицем! - приветливо крикнул один из парней. - Мы тебя уже четверо суток караулим. Думали, что все... Каюк тебе... Наконец-то. Сильно били? - Терпимо... - Никита понял, что ему нужно садиться в машину. - Куда едем? - Владимир Иванович хочет с тобой поговорить... ГЛАВА 27 Прощание - Ты знаешь, чего в жизни я боялась больше всего? - спросила Ира. - Чего ты больше всего боялась в жизни? - улыбнулся Женя. - Я думаю, что больше всего ты боишься саблезубого тигра, он же - махайрод. Ты боишься махайрода! - Ошибаешься! - от твоего махайрода можно убежать на слоне. - Ну значит, больше всего ты боишься мокриц, которых здесь я уже видел в полную величину. - Ты прав, к мокрицам я не питаю симпатии. Но больше всего в жизни я боялась оказаться в положении затравленного зайца! И вот получаю подарок судьбы: в положении затравленного зайца сижу и жду, когда с меня сдерут шкуру, выпотрошат и зажарят. - А между прочим, французы едят заячье рагу и считают это деликатесом. Не меньшим, чем лягушачьи лапы. - Но меня съедят не французы, а мои кровные... единокровные, в общем, наши господа-товарищи. - Они нас здесь не найдут. Им придется искать себе чего-нибудь другого для пропитания. - Женька! - резко переменила разговор Ира. - Ты можешь понять, что я устала прятаться? Я больше не могу. Я хочу переодеться... Я хочу нормально выспаться, мне надоело прятаться здесь! Мы же сейчас - хуже бомжей! - Да, любящие родители постарались, - протянул Женя. - Но что ты предлагаешь? - Все что угодно! Согласна на все! Только бы отсюда убежать! - воскликнула Ира, чувствуя комок в горле. - Так. Хорошо. Мы убегаем отсюда и бежим - куда? - Куда глаза глядят! Женька, правда, давай убежим отсюда! Я не могу больше прятаться, я здесь сдохну! - Я тебе давно предлагал, но ведь ты не соглашаешься... - Что ты предлагал? - разозлилась Ирина. - Ты еще ни разу не предложил ничего путно го! - Я предложил пойти в милицию!.. - И что дальше? Ну мы явились в милицию, нас там встречают с распростертыми объятия ми! Что дальше? - Я серьезно предлагаю: идем в милицию, расскажем там все! . - Ты хочешь сказать, "заложим там всех"? - уточнила Ирина, возмущенная тем, что Женя готов отдаться в руки милиции, не пони мая, что это-то и есть прямой путь к гибели! - Ты не согласна, я не настаиваю. Тогда не скули, не жалуйся, не говори, что ты здесь сдохнешь! Сдохнуть нам в любом случае придется. Как хочешь, а я вижу один выход - идти в милицию и все там рассказать! - Скатертью дорожка. Иди, рассказывай. Там тебя выслушают, поймут и накормят. Только без меня! Я не уверена, что "моя милиция меня бережет!", я уверена, что в милиции у моего папочки кореш на кореше, корешем погоняет. У него везде все схвачено. Да и твой, я думаю, тоже в дружбе с милицией. Мы их заложим, а нас, как щенят, прибьют? Или утопят? - О, Господи! Ира! То тебя зажарят, то утопят! А я считал тебя бесстрашным бесенком, "Пипито дьяболо"! - Можешь считать меня кем угодно, но не стукачкой! Хватит, что папаша... - Все. Предложение снимается. - Женя отошел в угол и повернулся к Ире спиной. ЕЙ показалось, что он плачет. - Евгений, подойди ко мне! - позвала его она. - Ты думаешь, я не устал? - сказал он, подходя. - Надо терпеть, милая. Надо прятаться... - Правильно, - протянула Ирина. - Я и говорю, что мы как крысы в норе. - А теперь я тебя спрашиваю, - строго посмотрел на нее Женя. - Что ты предлагаешь? Уходить нам отсюда нельзя. Идти в милицию ты не хочешь. Звать на помощь нам некого. Так что единственный выход - лечь и спокойно умереть. Да? - Не волнуйся, раньше чем мы умрем, нас найдут и прикончат. - Умница! - подхватил Женя. - Правильно рассуждаешь! Если только нас обнаружат, нас быстренько отправят в мир иной! Ты же видишь, как с нами обошлись? Что сказать - не повезло нам с родителями!.. - Женька, - рассмеялась Ирина, - ты хоть и дурак, но безвредный. А я - умная, но вредная! - Иришка, - вдруг сказал Женя, - я пойду позвоню маме. - Хорошо, позвони, - тут же согласилась Ира. - Если бы мама не была так больна, у нас была бы и зашита, и подмога! - с горечью произнес Женя. - Ведь если говорить откровенно, так это отец загнал ее на больничную койку, это он довел ее до полной инвалидности. Она была здоровая, красивая! Она меня всегда баловала... - Давай, иди, звони! - поторопила Ирина. - Две головы хорошо, а три - лучше. Может быть, мама что-нибудь да посоветует, Женя засуетился, словно что-то хотел найти, но потом махнул рукой: - Ай, ладно... - Передай маме от меня привет, - напомнила Ира. - Скажи ей... - Я скажу, - улыбнулся Женя, - что я дурак, но безвредный! Мама будет очень рада это услышать. Ну все. Пока. Как только Женя ушел, Иру охватил страх. Одна, в огромном подземелье, где каждый ее шаг отдавался раскатистым гулом по всем четырем этажам, постоянное нервное напряжение, в котором они все эти дни находились, не могли не сказаться на ее нервах. Она вспомнила Стаса, первый раз в жизни подумала о своей незнакомой, покинувшей ее маме, которую она знала только по фотографиям, да еще по редким, отрывочным рассказам отца. Как случилось, что она здесь оказалась? Как вообще завязался на ее горле этот смертельный узел?! Ей казалось, что прошла вечность, а Жени все не было. Потом ее охватил нервный озноб - она представила себе, что с ней будет, если Женя вообще не придет... Если с ним что-нибудь случилось и она его больше не увидит... - Надо было пойти с ним! Я что, с ума сошла?! Но раздался тихий звук его шагов по лестнице, и Женя появился с покупками в руках. Он принес хлеб - свежий, белый, еще горячий, несколько помидоров и яблоки. - Добытчик! - радовалась Ирина, отламывая куски хлеба и запихивая в рот помидоры. - Ну рассказывай: звонил маме? Говорил с ней? - Да вот, видишь, забежал еще в булочную - голод не тетка! - посмеивался Женя, глядя, как Иришка лопает все подряд - хлеб, помидоры, яблоки... - И позвонил маме. Услышала мой голос и расплакалась!.. Ира как будто и не обратила на эти слова никакого внимания. С ней вдруг случилась, если так можно выразиться, радостная истерика. Она смеялась, висла на нем, дурачилась. Женя же, наоборот, был в подавленном состоянии. Разговор с матерью произвел на него тяжелое впечатление. Спустя час он подробно все рассказал Ире. Услышав его голос, мама действительно расплакалась. Но это еще не самое худшее. Оказалось, все эти дни Надежду Михайловну мучают тяжелые предчувствия. Среди ночи она просыпается от какого-то кошмара, не помня, что именно ей приснилось, но определенно зная, что что-то ужасное случилось с ее сыном. Она даже пожаловалась психиатру, он сделал какие-то уколы, но все осталось по-прежнему - напряженное ожидание беды, мучительные сны и страшные видения, в центре которых ее сын. - Это все неслучайно, - сказала Надежда Михайловна Жене по телефону. - Такие предчувствия просто так не появляются. Это значит, что тебе, сынок, грозит смертельная опасность! - И знаешь, Ириша, - завершил свой рассказ Женя. - Мне кажется, что мама права. Наверное, эти сволочи что-нибудь придумали. Я не хочу тебя пугать, малыш, но с моим паханом шутки плохи. Так же, как и с твоим. Сказать откровенно, твой будет даже покруче моего. Ты, наверное, даже не знаешь, какие делишки обделывает его банда. А я знаю, да и то не все. Отец тоже ведь скрывал от меня по мере возможности все, чем последние годы занимался. - И что ты этим хочешь сказать? - проговорила Ира, заглядывая Жене в глаза. - Я хочу сказать, что... что бы со мной ни случилось... - Но Женька, - перебила его Ира, - отдельно с тобой ничего не может случиться, мы здесь оба, мы неразделимы! Что случится с тобой, то и со мной! Женя вдруг замолчал и низко опустил голову. Ира попробовала пошутить, рассмешить его, запела смешную детскую дразнилку: "Женька, плакса, сапожная вакса!", но он не ответил на шутку, а притянул ее к себе и сказал, отчеканивая каждое слово: - Ира, любовь моя! Единственная. Давай так, на всякий случай... - Что?.. - Попрощаемся, - сказал Женя. Одними губами. - На какой "случай"? Женька, что ты говоришь? - прошептала Ира помертвевшими губами. К ней опять вернулась нервная дрожь, и она передалась Жене. Он отошел на шаг, как- то странно огляделся и, подойдя к Ире так близко, что их лица соприкоснулись, быстро и горячо зашептал: - Родная, мы попали в ловушку. Может так случиться, что мы отсюда не выйдем живыми. Те, кто нас сюда загнал, не знают пощады, и нам нечего ждать - ни снисхождения, ни прощения. Я сказал: давай попрощаемся, - на всякий случай. Ведь мы не знаем, что с нами будет через минуту. А я хочу, чтобы ты знала: ты - самое дорогое, что есть в моей жизни. Я об этом сегодня сказал своей маме. Она тебя любит и пожелала нам счастья... - Спасибо тебе, Женя, - перебила его Ира, целуя его глаза. - Я тоже люблю тебя, ты знаешь... Я не умею говорить, но кроме тебя у меня никого нет на этом свете! Я не хочу с тобой прощаться. Что бы ни случилось, я не смогу прожить и часа без тебя, помни это!.. Они обнялись, и долго, долго, долго стояли, не в силах оторваться друг от друга... ГЛАВА 28 Живой труп ... Ожидание беды. Ожидание чего-то страшного, неминуемого... Мучительно долго тянутся минуты, вслушиваешься в тревожную тишину, сердце замирает от каждого шороха. Хочется убежать на край света. Хочется спрятаться. Просто зажмурить глаза, и тогда тебя не найдут... По подземелью гулко прокатилась машина. Еще одна. Эти звуки привычны. Они не таят в себе опасности. Эти звуки успокаивают, убаюкивают... Кровь начинает стучать в висках, когда слышатся чьи-то шаги. Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп... Внезапное крещендо сменяется удаляющейся дробью. Это какой-то водитель. Припарковал свой автомобиль, загнал свою лошадушку в стойло и отправился по делам. Он скоро вернется. И тогда опять - шлеп-шлеп, шлеп-шлеп... Женя теперь постоянно сжимал в руке длинный фонарь. В случае чего, им можно будет долбануть неприятеля по башке. Оружие не ахти какое, вряд ли поможет, но с ним чувствуешь себя увереннее. - А если о нас забыли?.. - тихо спросила Ира. - Если нас решили оставить в покое?.. Если они нас ждут, волнуются, скучают? Мы же не сделали ничего плохого... - Хотелось бы надеяться на это. Но... - Женя лишь тяжело вздохнул в ответ, зарылся лицом в ее волосы. Ира крепко прижала его к себе, зашептала в самое ухо: - У нас все будет хорошо... И у родителей все будет хорошо... У всех все будет хорошо... Шлеп-шлеп... Шлеп-шлеп... Шлеп-шлеп... Шаги приблизились и стихли. Будто кто-то топчется совсем рядом... Женя вскочил на ноги и осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к двери. Прислушался... - Что? - испуганно спросила девушка. - Тс-с-с... - Женя приложил указательный палец к губам. За дверью кто-то громко сплюнул, закашлялся. Этот человек явно что-то искал... Или выжидал? Или протирал тряпочкой острый нож?.. В такие моменты в голову лезет всякая гадость, самое страшное, самое будоражащее... - Уходи... - шептала Ира. - Уходи, пожалуйста... Нас нет... Здесь никого нет... Прошло несколько мгновений, и в жестяную дверь постучались. Даже не постучались, а робко поцарапались ногтями. - Эй!.. - раздался знакомый голос. Ира и Женя молчали. В душном квадратике гаража слышалось лишь их учащенное дыхание. Женя ощутил, что его ладони вспотели, стали мокрыми, скользкими. Желудок свела холодная судорога... - Это я! - И удар в дверь кулаком. - Откройте! Откройте немедленно! Это я! Никита! - Не смей... - Ира подлетела к Жене. - Не смей... А вдруг это не он?.. - Голос вроде его... - неуверенно сказал Женя. - Нет... Не его... - отчаянно убеждала девушка. - Не его... - Эй, молодожены! - За дверью нервно захихикали. - Брачная ночь давно кончилась! Вы чего там, оглохли? Или задохнулись? Я сейчас пожарных вызову, они быстренько эту халупу взломают! - Он... - прошептал Женя. - Точно, он... - Уверен? - Да... Нужно только нажать на рычаг, и дверь сама медленно отъедет в сторону. Но рука невольно отдергивается от рукояти. А вдруг это обман? Имитация? - Вот дураки-то, а! - возмущались за дверью. - Вот идиоты! Я их, понимаешь ли, разыскиваю по всему городу, с ног, можно сказать, сбился... Женька, блин! Ты не мужик! Настоящий мужик никогда не будет скрываться от своих друзей! Ирка, ну скажи ты этому конспиратору! Дверь со скрежетом уходила в стену. В глаза ударила вспышка яркого света. Это действительно был Никита собственной персоной. Не обман, не провокация... Можно вздохнуть спокойно. - Я же знал, что вы здесь! - улыбался Никита. Он приобнял Женю, встряхнул его за плечи, а затем галантно, чуть пригнувшись, поцеловал Ире ручку. - Хорошо устроились! Тут вам и спальня, и кухня, и дорогого гостя принять место есть! И чего ради, спрашивается, тут торчать? А? Женя с Ирой переглянулись. Никита вел себя как-то... странно... Неестественно... Неискренне... Жеманился, кривлялся. Словно изображал бурную радость. Словно на лицо его была надета маска... А глаза... В них застыло что-то пугающее, леденящее душу... Нет, не такого Никиту помнил Женя. - Хоть бы отцов своих пожалели! - Никита опять полез обниматься. - Они же с ума сходят! А вдруг вы умерли? Под машину попа ли? Под электричку? Так нельзя, братцы. Пожалейте стариков. - Как ты нас нашел? - спросил Женя. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась какая-то натянутая. - Вычислил, блин! - захохотал Никита. - А то я тебя не знаю! Куда тебе еще было податься? Каждый мужик должен иметь свое потайное место, чтобы прятаться от жены! Мы же с тобой тут как-то отсиживались! Вот толь ко я не запомнил хорошенько, в каком гараже. А их тут целая куча. И все одинаковые. Короче! Угроза миновала! Объявлено перемирие, под писан пакт о ненападении, войска демобилизованы! Солдаты возвращаются по домам! Чего боитесь-то? Даже меня отпустили! Твой отец отпустил, Ирина. В знак, так сказать, доброй воли. -Это правда? - Женя посмотрел другу в глаза. - Истинная! - Никита приложил руку к груди. - Уже заказан банкет в кабаке! - Какой еще банкет? - Ваши папаши, по старинному индейскому обычаю, будут курить трубки мира и выпивать на брудершафт. - Этого не может быть... - упрямо заявила Ира. - Не знаю, как доказать... - Никита почесал подбородок. - Не знаю... Газеты еще не успели опубликовать мирный договор... Ну и сидите тут, как коровы перед забоем... Говорю вам русским языком - все нор-маль-но! Гроза миновала, и солнышко выглянуло из-за туч. - Ты же врешь, Никит... - вдруг сказал Женя. - Ты все врешь... Я знаком с тобой с двенадцати лет. У тебя всегда плохо получалось врать. Никиту словно ударили, ударили по всем ранам... - Да... Я вру... - Маска безудержного счастья разлетелась на мелкие кусочки. Его лицо исказилось мученической, страдальческой гримасой. Сверкнуло лезвие ножа... Женя попятился к стене, закрывая собой Ирину. Он все еще сжимал в руке бесполезный фонарь... Никита поднял рычаг. Жестяная дверь закрылась. Убийца и его жертвы оказались в одной клетке. Бежать было некуда. Да и был ли в этом смысл? Куда бежать? Зачем? В голове Жени заевшей пластинкой крутилась одна мысль: "Не верю... Никита не способен... Он просто шутит... Он же друг..." - Женька, прости меня... - Глаза Никиты напоминали автомобильные фары. - Прости, если сможешь... Я попал в капкан... Ира, твой отец... Ну, Петр Васильевич... Он приказал мне убить Женьку, но не трогать тебя... Пригрозил, что иначе расправится с моей матерью... А твой отец, Женька... Он приказал мне убить Ирину... Но чтобы ты остался живым... Понимаете? Я вас обоих должен кончить и одновременно обоих оставить в живых... Гы-гы, - нервно хохотнул он. - Идиотская ситуация... Безвыходная... Но в любом случае не жить мне... Живые вы или мертвые, я - труп. - Он нервно переглотнул. И вдруг сказал дрожащим, плачущим голосом. - Я... я не знаю, что делать, Жень... Не знаю... - Мы же были с тобой друзьями, - спокойно сказал Женя. - Почему "были"?! - закричал Никита. - Мы и сейчас друзья! Лучшие друзья! - Он всхлипнул жутко. - Но я должен тебя убить!!! Должен, понимаешь? Моя мать... - он запнулся на полуслове. - Поступай, как считаешь нужным... - проговорил Женя. - И... Бог тебе судья... ГЛАВА 29 Сегодня кончится война Никита прикинул, что до особняка Петра Васильевича минут тридцать езды. Он остановился около телефона-автомата. Трубку снял Владимир Иванович. - Да, - сказал он. - Владимир Иванович? Это Никита. Через полчаса я буду у Петра Васильевича. Надеюсь увидеть вас там. - Что-то случилось? - насторожился Владимир Иванович. - Случилось, - сказал Никита и положил трубку. Его провели в кабинет Петра Васильевича. Помимо обоих отцов, пребывавших в сильнейшем волнении, в комнате находились их телохранители - Федор и Степан. Никиту на всякий случай обыскали и забрали нож - мало ли что придет ему в голову. - Ну? - мрачно сказал Петр Васильевич. - Что случилось? - подхватил Владимир Иванович. Никита усмехнулся. - Задание выполнено, - сказал он им обоим, откровенно насмехаясь. В течение минуты в комнате было слышно только дыхание присутствующих. Первым не выдержал Владимир Иванович: - Не тяни резину, мерзавец! - взвизгнул он. - Говори, что произошло! Никита посмотрел на отцов и медленно, внятно произнес: - Я выполнил все, что от меня требовали. - Что конкретно ты сделал? - вмешался Петр Васильевич. Никита вытянул в его сторону палец: - Чик-чирик! - сказал он. - Убивать мне не привыкать, вы же в курсе. - Кого ты убил? - дрожа от волнения, спросил его Владимир Иванович. - Кого вы просили, того и убил, - ответил ему Никита. Петр Васильевич повысил голос: - Ты можешь отвечать четко: кого конкретно ты убил?! Теперь Никита отвечал только ему: - Я же говорю: кого вы просили, того и убил. Он широко им улыбнулся: - Разве я мог ослушаться кого-нибудь из вас? Петр Васильевич приказал мне шлепнуть Женьку. Владимир Иванович потребовал, чтоб я ликвидировал Иру. Как же я могу кого-то не послушаться? А потом, знаете, убивать кого- нибудь одного негуманно: ведь второй мучиться будет. Как у лебедей, помните? "Над землей летели лебе-еди-и..." - пропел он. - Ну и пришлось обоих... Так что ко мне претензий быть не может. Послушайте, я же выполнил ваши приказы, что это вы оба так побледнели? Владимир Иванович и Петр Васильевич в эту минуту были похожи друг на друга как братья-близнецы. У обоих отвисли челюсти глаза были выпучены так, что казалось, вот-вот выйдут из орбит, а волосы - Никита даже расхохотался - волосы у обоих стояли дыбом. - Ну и вид у вас! - Никита залился смехом. - Посмотрели бы вы на себя оба со стороны! Отцы посмотрели друг на друга. - Ну как? - От смеха на глазах у Никиты выступали слезы. - Видите? Смешно, правда? Почему вы не смеетесь, господа крутые мафиози? Смейтесь! - Ах, ты... - Петр Васильевич с перекошенным от ярости лицом бросился на него, но Никита вдруг страшным голосом закричал: - Стоять, сука!!! Петр Васильевич от неожиданности чуть не споткнулся. - Стоять, - повторил Никита, тяжело дыша. Он уже не смеялся. - Как вы мне надоели, если б вы только знали, - проговорил он, ни на кого не глядя. - Как бы я хотел поговорить с каждым из вас наедине, без свидетелей. Я бы вам все сказал. Из всех здесь присутствующих я - самая большая сволочь. На моей совести жизни трех самых достойных людей изо всех, кого я знал. Я - их убийца. Он замолчал, но было ясно, что он продолжит. И почему-то ни у кого не было воли прервать его. Как зачарованные, смотрели они на него - и ждали продолжения. И он заговорил снова: - Но я честен. - Он вскинул голову. - Я честен. Если я кого-то предал - это был не я. Это было мое тело, потому что вы даже не представляете, как больно, когда бьют, бьют, бьют! Я бы с удовольствием посмотрел на вас! - Бодливой корове Бог рогов не дает, - ввернул Федор. - Молчать! - бешено посмотрел на него Никита. - Я сейчас закончу, а потом вы решите, что со мной делать. Но пока говорю я. - Он собрался с мыслями и продолжил: - Я предал, да! Но вы предаете постоянно, ежедневно, ежеминутно. И без всяких пыток - просто у вас натура такая. Вы не можете, чтоб не предать! Вся ваша жизнь, все ваше гнилое существование построено на этом. И только на этом. Вы предаете сначала себя, потом тех, кто работает на вас, потом друг друга, потом собственных детей. Вы разрушаете всех, кто находится рядом с вами. Вы можете делать со мной все, что хотите, но знайте - я вас не то чтобы ненавижу - я вас презираю. - Почему мы все это должны терпеть? - обрел наконец дар речи Владимир Иванович. - Петр Васильевич, сделайте же что-нибудь! Пусть он замолчит! Петр Васильевич приказал Федору: - Убей его. - Он дрожал от ненависти. Никита расхохотался. - А трупы? - спросил он. - Кто вам скажет, где лежат тела ваших дорогих детишек? А?! Федор кивнул: - Он прав, Петр Васильевич. - Без него мы не сможем найти тела ваших детей. А ликвидировать его можно в любое время. Петр Васильевич подошел к Никите и в ярости прошипел ему прямо в лицо: - Ты съешь себя сам! Я буду отрезать по куску и бросать тебе... Петр Васильевич повернулся к Федору и приказал: - В машину его. Пусть показывает дорогу. Прикажите всем ехать за нами. Он повернулся к Владимиру Ивановичу. - Сколько людей с вами? - Все мои люди со мной, - ответил тот. - Ждут указаний на улице. - Отлично! - сказал Петр Васильевич. - Прикажите им тоже следовать за нами. - Но зачем - всем? - удивился Владимир Иванович. - Потому что сегодня закончится наша война! Раз и навсегда! Или ты, или я! Он посмотрел на Федора: - Все готово? Все на местах? - Да, - ответил тот. - Поехали! Быстрым шагом он покинул кабинет. Владимир Иванович поспешил за ним. Федор окликнул двух своих подручных. Когда те вошли, он сдал им Никиту и приказал: - Глаз с него не спускайте. Головой за него отвечаете. Заводите машины, через пять минут выезжаем. Все. Никиту увели. Федор и Степан остались вдвоем. Степан улыбнулся: - Кажется, дело идет к концу? Федор согласился: - Похоже, так. Передай по связи: операцию "Вундеркинд" завершаем. И подгоняй группы захвата, вечно они... Брать будем на месте, всех разом. Степан кивнул головой: - Понял. Удачи, капитан! ГЛАВА 30 Перед лицом смерти С двух противоположных сторон к подземному гаражу стягивались колонны автомобилей. "Жигули", "Волги", "Москвичи" и всевозможные иностранные модели, игнорируя дорожные знаки и светофоры, на огромной скорости неслись по магистралям, наводя ужас на водителей-"чайников". Можно было сбиться со счета. Не меньше трех десятков, это уж точно. И в каждой машине сидело по три вооруженных до зубов человека. Петр Васильевич и Владимир Иванович подняли по тревоге свои "армии". Что-то будет, когда эти армии встретятся... Петр Васильевич первым въехал в гараж. Во главе кавалькады. Несколько этажей уходят глубоко в землю. Дорога узкая, двум машинам не развернуться. - Сука... - тихо бормотал Петр Васильевич. - Как же так... Этого не может быть... - Он схватил Никиту за грудки. - Где? Где, мать твою? - Ниже... - лепетал Никита. - В самом низу... Я покажу... - Все, парень... - Пальцы Петра Васильевича сомкнулись на горле Никиты. - Все, сученок... Ты доживаешь последние минуты... Ну, признайся, что пошутил... Миленький, признайся, что это всего лишь розыгрыш... Ты же не нашел Ирочку? Она же где-то сейчас прячется?.. Да? Никита не отвечал. Но по выражению его глаз Петр Васильевич явственно осознал, что время шуток и розыгрышей кончилось... Иришки нет... - Быстрей! - заорал он водителю. - Ворочай свою баранку. Разгоню! Уволю! Расстреляю! - Стойте... - сказал Никита. - Вот здесь. Второй бокс от стены. Завизжали тормоза. Петр Васильевич колобком вывалился из автомобиля, бросился на жестяную дверь, начал бить по ней кулаками. - Откройте! - исступленно вопил он. - Кто-нибудь! Не стойте, как вареные тетери! Взломайте эту тварь! В этот момент со своим эскортом подкатил Владимир Иванович. Бледный, раздавленный горем, но все еще на что-то надеющийся, он опустил ноги на асфальт, но из машины не вышел. Остекленевшими глазами смотрел он на то, как пятеро дюжих молодцов металлическими монтировками ожесточенно выворачивают дверь. Они, казалось, были способны разорвать ее на куски. Им почему-то не приходило в голову нажать на красную кнопку. Тогда бы дверь автоматически отползла в сторону... А весь этаж уже наполнился крутыми ребятами с заткнутыми за пояс пистолетами. Большая их часть сомкнулась прочной стеной рядом с автомобилем Петра Васильевича. Остальные же мордовороты приняли боевые стойки на другой стороне "баррикад", там, где припарковался Владимир Иванович. Достаточно было одной искры, чтобы произошел взрыв. Стоило бы кому-нибудь сорваться, не вынести нервного напряжения, и началось бы настоящее побоище. Не на жизнь, а на смерть. - Спокойно, ребятки, - дрожащим голо сом говорил Владимир Иванович. - Не стрелять... Но держите их всех на мушке... Если что... Сами знаете... Не мне вам объяснять... - Это все ты! - Петр Васильевич хотел было сцепиться со своим злейшим врагом, но Федор не дал этого сделать, попридержал своего "хозяина". - Ты все это начал! Это из-за тебя! Из-за тебя я потерял сына! Из-за тебя я потерял дочь! И ты ответишь! Ты за все ответишь! - Отвечу, отвечу! Только не перед тобой, мразь! Подонок! Убийца! Дверь с оглушительным грохотом бухнулась на асфальт. - Свет дайте! - Петр Васильевич вглядывался в темноту. - Дайте свет, сволочи, мать вашу! И сразу десятки фар ослепили темноту. Женя и Ира... Они лежат на узкой своей кроватке... Лежат, крепко прижавшись друг к другу... Будто спят... Будто в этом сне их губы слились в нескончаемом, вечном поцелуе, необъятном, как Вселенная... Лица спокойные, безмятежные... Им хорошо... Они вместе... Никакая сила уже не сможет их разлучить... Петру Васильевичу показалось, что Ира с Женей улыбаются... Смеются над ним, над его глупостью и сумасбродством? Смейтесь! Смейтесь! И он сам посмеется вместе с вами! Только не умирайте! Он склонился над бездыханными телами. Прикоснулся ладонью к лицу дочери и тут же отдернул руку... Холодное лицо... Прозрачная кожа... Это невыносимо!.. - Ну... Нельзя так, детки... - Петр Васильевич захлебнулся в рыданиях, запричитал скороговоркой: - Нельзя так... А как же я?.. Вы про меня забыли. У меня же никого больше нет. Я один остался... Иришка... Я же на тебя жизнь положил... Зачем ты так со мной? Ты же единственное мое дорогое существо... Владимир Иванович, держа мертвую руку сына, прислонился к стене. Он не плакал. Быть может, находясь в одиночестве, он дал бы волю нахлынувшим на него эмоциям, но сейчас... Странно, но ему мешало присутствие Петра Васильевича... Он просто смотрел на своего Женю... И не верил, что сын мертв. Петр Васильевич резко обернулся, встретился ненавидящим взглядом с Владимиром Ивановичем. Отец Жени не отвел глаза. Он принял немой вызов... Но все страшные слова, готовые сорваться с побелевших губ, даже ожидаемая "афганцами" команда - "огонь!" - все это вдруг показалось Петру Васильевичу мелким и никчемным по сравнению с тем, чего не вернешь никакими словами, никакими командами, никакими деньгами - ничем! Они рыдали по-мужски безобразно, эти два непримиримых врага. Покаянно, безудержно, горько... Они по-бабьи причитали каждый на свой лад. Но было в этих причитаниях нечто общее - не только безвозвратность погибших детей, но и своей погибшей жизни - грязной, подлой, злой и теперь уже непоправимой... ...Операция "Вундеркинд" завершилась без единого выстрела. Добрая сотня омоновцев в бронежилетах, пуленепробиваемых касках и с автоматами наперевес блокировали выходы. Боевики не успели не то что выстрелить, но даже выхватить оружие. - Все на землю лицом вниз, руки за голову! - Раздавалось со всех сторон. - Это милиция! Все на землю! Не рыпаться, суки! Лежать! Петр Васильевич очнулся, когда на его запястьях защелкнулись наручники. От тела дочери его еле оттащили. Владмир Иванович был тих и безволен... - Жалко ребят, - сказал Федор, когда трупы погрузили в машину. - Красивые... ГЛАВА 31 Чудо любви Терпение, читатель, пройдем до конца эту печальную повесть. Да, любовь, штука сложная, непредсказуемая, но жизнь больше любви... - Георгий Николаевич, каталки нужны давайте, освобождайте быстрее, - нетерпеливо переминался с ноги на ногу молоденький санитар больницы Склифосовского. Для него было в радость разносить обеды и ужины, шаркать мокрой тряпкой по линолеум-ному полу, даже менять больным утки - по сравнению с этой страшной обязанностью - отвозить в морг накрытые с головой неподвижные тела. Молодость не хочет думать о смерти и правильно делает. Сегодня он привез из приемного покоя "Скорой" два тела - парня лет восемнадцати и совсем юной девушки. Внутренне содрогаясь и стараясь не дышать, он раздел их и отдал вещи милиционеру, который тут же принял все по описи, сунул одежду в полиэтиленовый пакет и был таков. Каталки с телами санитар отвез прозектору и теперь, желая побыстрее убраться из жуткого места, подгонял неторопливого Георгия Николаевича. - Ты видишь, дружок, занято все, куда их, родимых? Потерпи немного, сейчас, заштопаю вот гражданочку, разберемся. Георгий Николаевич, а для всех, кроме самых молодых, просто Гоша, был приземистым, кряжистым, косолапым мужчиком. Огромная лысая голова с остатками черных волосенок, казалось, принадлежит совсем не ему, а какому-нибудь гиганту. Нос был настолько картофельный по форме, что иногда его хотелось посолить. Маленькие глазки были шустры и веселы. Ушам позавидовал бы Чебурашка. Работу свою он делал старательно и даже с оттенком изящества. Санитар прислонился к стене, закрыл глаза, чтобы не видеть разложенные по столам неподвижные останки. "Все, - сказал он себе. - Никаким врачом я быть не хочу. Я этого не вынесу. Завтра же подам заявление об уходе, вон Петька меня в палатку зовет". Впрочем, санитар так думал каждый раз, но никакого заявления не подавал. Он все-таки хотел быть врачом. - Потерпите, мальчик, я тоже заканчиваю, - сказал второй прозектор. - Так сказать, последние штрихи. Любая работа должна доставлять эстетическую радость. Этого все звали Колун. Это было не прозвище, а фамилия, которая, впрочем, худому, длинному, белобрысому и близорукому прозектору совсем не шла. Наконец Гоша и Колун закончили свои работы и бережно переложили Женю с Ирой на металлические столы. Санитар укатил тележки с такой поспешностью, словно их действительно требовали еще вчера. - Забавный случай, - сказал Гоша, усаживаясь в углу за маленький столик и внося в карточку результаты последнего вскрытия - цирроз печени, усугубленный обширной яз вой. Что уж забавного он в этом нашел, неизвестно, но Колун действительно хихикнул: - Попивала, гражданочка, небось, литра ми. Он тоже присел к столу и тоже стал писать. Делал он это старательно, как первоклассник, высунув от усердия язык. Более того, он еще и вслух декламировал написанное: - ...И-ше-ми-чес-ка-я бо-ле-знь, об-шир-ный ин-фа-ркт... - Тоже, поди, гражданин ни в чем себе не отказывал, - заключил Гоша. Оба прозектора одновременно взглянули друг на друга, смущенно опустили глаза и так же одновременно достали из стола граненые стаканы. Гоша налил спирту, разбавил на глаз водой, причем, себе воды капнул чуть-чуть, поднял стакан и произнес торжественно: - За помин души. Не чокались. Соблюдали традицию. - А с другой стороны, - сказал Колун, занюхав выпитое рукавом халата, - и пожили, грех жаловаться. Надо другим уступить. - Верно, - согласился Гоша, наливая еще. - Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас каюк. - За здоровье молодых, - сказал Колун. На этот раз чокаться было можно. Они и чокнулись. Загрустили оба, задумались. - Эх, жизнь, - сказал Гоша. - Это уж точно, - согласился Колун. - Вот человек... живет, живет и тпру-у... - Именно, именно! Я ему говорю - скальпели уже до шил сточены, а он - нету денег, нету денег! - резко переменил тему Колун, считая, впрочем, что это имеет прямое отношение к вышесказанному. - А! - махнул рукой Гоша. - Что там говорить? Некоммуникабельность. Слово это у него получилось без запинки, что и было знаком - добавить. Они добавили. Без тоста. - Я Нинку свою люблю, - сказал Гоша вдруг. - Но я ей сразу заявил: моя работа - это святое. Это мой жизненный путь и миссия. Ты там как хочешь, а я патологоанатом и прозектор, Господом Богом мобилизованный и при званный. - Он гулко стукнул в свою твердую грудь, повернулся к столам и оглядел их с гордостью, как оглядывает цветущий сад опытный садовник. - Женщины - это тяжелый случай, - сказал Колун. - Я женщин уважаю, - возразил Гоша. - Веришь, вот режу и уважаю. - Тебе повезло, Гоша. Тебе в жизни крупно повезло. У тебя Нинка - экземпляр! -Да, экземпляр, - согласился Гоша. - А я не экземпляр? - Ты? - Колун нетвердо посмотрел на коллегу. - Ты - экспонат. - Думаешь?.. Ладно. Я тебя тоже уважаю. Выпили и по этому поводу. - Я ему говорю, - без перехода начал Колун. - Хотите, я за свои деньги скальпель куплю? Это же невозможно работать творчески! А он отвечает - итс ё проблем... - Ругается? - удивился Гоша. - Неа, - мотнул головой Колун, - по-английски. Мол, пошел ты куда подальше. - Образованный! - саркастически заметил Гоша. Спирт кончился. Повисла тягостная пауза. - Ладно, Гоша, - сказал вдруг Колун совершенно трезво. - Давай работать. Но Гоша с места не тронулся. Он грустно смотрел на молодые мертвые тела, лежащие под яркими лампами, и губы его досадливо скривились. - Фигня, - сказал он. - Невозможно привыкнуть. Вот еще стариков режу - ничего, а как попадутся такие голубята... Веришь, реветь охота. - Я сейчас пойду и скажу ему - не будет новых скальпелей, мы не будем вскрывать! - снова завелся Колун. Но с места не тронулся. - Ладно, действительно пора. - Гоша тяжело поднялся со стула. Он достал из шкафчика абразивный круг, заправски плюнул на него и стал размеренно точить действительно до основания сточенный скальпель. - Давай, Колунчик, приступай. Ты кого, мальчика или девочку? - Мальчика... - ответил нехотя Колун и вдруг вскочил. - Погоди! Мне ж ординаторша обещала. Я сейчас! И, прихватив пустой бутыль, Колун умчался за добавкой. Пока он не вернулся, Гоша успел аккуратно поточить и его скальпель. Колун пришел ни с чем. - Забыла... Забыла, говорит, чтоб что-нибудь вам обещала, товарищ Колун. А пить на работе нехорошо. Ну погоди, мегера, помри только! Прозекторы надели резиновые перчатки и подошли к столам. - А видел, Гоша, по телеку этого, Лонго? - Колдуна что ли? - Ну! Вот же изверг! Лежит себе человек, представляешь, от жизни отдыхает, а он давай над ним руками махать вот так, вот так - Колун замахал над Женей руками. - И покойничек вдруг начинает шевелиться. Гоша, страшно так ста... Последнее слово встало у Колуна колом поперек глотки. Лежащий перед ним труп в точности повторил то, что делал покойник у Лонго, Женя вдруг шевельнулся. - А-у-о-э... - сказал Колун и уронил скальпель на кафельный пол. Услышав этот звон, поднял голову Гоша. Теперь у него на голове зашевелились остатки шевелюры. Женя открыл глаза, сощурился от яркого света и... сел. Гоша дико закричал, потому что и его покойница повела себя аналогично. - Колун, бежим! Атас! Прозекторы вихрем покинули анатомичку, клятвенно обещая самим себе, что больше пить не будут. А наши герои удивленно оглядывались по сторонам, не понимая, как они попали в это мрачное место,.. Не будем долее держать читателя в неведении. Впрочем, тот, кто верит в чудеса, может закрывать книгу - объяснений не нужно, случилось чудо. Ну а материалистам придется кое-что пояснить. Но для этого надо вернуться на несколько часов назад... - Женька, прости меня... Прости, если сможешь... Я попал в капкан... Ира, твой отец... Ну, Петр Васильевич... Он приказал мне убить Женьку, но не трогать тебя... Пригрозил, что иначе расправится с моей матерью... А твой отец, Женька... Он приказал мне убить Ирину... Но чтобы ты остался живым... Понимаете? Я вас обоих должен кончить и одновременно обоих оставить в живых... Гы-гы, - нерво хохотнул Никита. - Идиотская ситуация... Безвыходная... Но в любом случае не жить мне... Живые вы или мертвые, я - труп. - Он нервно переглотнул. И вдруг сказал дрожащим, плачущим голосом: - Я... я не знаю, что делать, Жень... Не знаю... - Мы же были с тобой друзьями, - спокойно сказал Женя. - Почему "были"?! - закричал Никита. - Мы и сейчас друзья! Лучшие друзья! - Он всхлипнул жутко. - Но я должен тебя убить!!! Должен, понимаешь? Моя мать... - он запнулся на полуслове. - Поступай, как считаешь нужным... - проговорил Женя. - И... Бог тебе судья... Никита еще какое-то мгновение смотрел на них загнанным зверем, а потом швырнул нож в угол и шагнул к двери... - Стой! Ира вышла из-за Жениной спины. - Есть выход. Женька, любимый, выход есть. Ты забыл, что я лучшая кидала Москвы и Московской области. Можно в последний раз? - И она достала из кармана флакончик с китайским порошком, который принимала Надежда Михайловна. - Ты с ума сошла, Ирка, это яд! Ты хочешь, чтобы мы сами? - Это не яд... Вернее, это почти не яд... Мы просто уснем... - Но мы можем не проснуться... Никита смотрел на них, мало что понимая. - Разве это так страшно? - с тихой улыбкой спросила Ира. - Они жили долго и счастливо и... - Умерли в один день, - мрачно закончил Женя. - Вы что там придумали? - Но мы проснемся, Женька, мы не можем не проснуться. Ты же знаешь! И он поверил ей... Впрочем, чудо все-таки произошло. Дозы китайского препарата, известного в медицине как Чуан Гудду, который приняли Женя и Ира, хватило бы, чтобы убить обе банды со всеми боевиками. (Впрочем, образно говоря, так и случилось.) А вот Ира и Женя не умерли. Нет, что ни говорите - чудеса случаются. И сейчас сидели голые на холодных хирургических столах, потихоньку приходили в себя, слабо, впрочем, осознавая, почему в прозекторской началось настоящее светопреставление, почему носятся обезумевшие врачи, почему продираются сквозь белые халаты несколько милиционеров, почему радостно смеется беззубым ртом и плачет Никита, почему прыгает радостный молоденький санитар, которого раньше сюда и калачом было не заманить... Долго еще потом гудела больница Склифосовского, ходили самые невероятные слухи, но они уже не имели никакого отношения к нашим героям. Эпилог Суд состоялся через год. Это был громкий процесс, широко освещенный в прессе. Ира и Женя приходили в зал суда по очереди. Кто-то должен был оставаться дома с двухмесячным малышом. Ни ему, ни ей поговорить с отцами не разрешалось, но они ухитрялись делать это безмолвно. И Петр Васильевич, и Владимир Иванович заметно состарились. Осунулись как-то, пожухли. В глазах у обоих затаилась страшная тоска - жизнь продолжалась без них. И неизвестно, смогут ли они вернуться к ней после окончания сроков. А в том, что сроки грозили быть немалыми, сомнений не было ни у кого. Надежда Михайловна умерла полгода назад. Отошла тихо, закрыла глаза, вздохнула и - все. Последние дни Женя все время был рядом. Иру не брал с собой, боялся за будущего малыша. Но она все равно пару раз настояла. - Знаешь, как я его звала в детстве? - спросила как-то мама. - Ну ма-а, - нахмурился Женька. - Как?. Жека? - заинтересовалась Ира. - Одуванчик, - улыбнулась Надежда Михайловна... В последний день процесса в суд пришли оба. В коляске попискивал голубоглазый младенец, в зал его вносить не разрешили. Но когда зачитали приговор, надели подсудимым наручники и стали уводить, Ира схватила сына на руки, протиснулась к скамье и показала внука растерянным дедушкам Даже охранники не стали их дергать, дали поглядеть на мальчишку. - Как назвали? - спросил Женю Владимир Иванович. - Да, как имя-то? - спохватился Петр Васильевич. - Да как еще? - Стас! - сказала Ира. Было позднее лето. Окна в "жигуленке" были открыты все, но дышать было все равно нечем. На Садовом попали в пробку. - Все, - сказал Женя. - По Москве ездить невозможно. - Пойдем пешком. Нам тут - два шага. Женя посмотрел на нее ошарашенно: - Знаешь, вот это уже когда-то было... В другой жизни, наверное... Которая давно кончилась... - Дурачок, - улыбнулась она, - Жизнь никогда не кончается...
Ирина Аллегрова
"Теорема любви"
